Национальная система политической экономии - Фридрих Лист

В заключение несколько слов о торговых трактатах для взаимной отмены таможенных концессий. Школа отвергает такие трактаты как ненужные и вредные, мы же в них видим самое действительное средство для постепенного смягчения взаимных торговых стеснений и для постепенного перехода наций к свободе международной торговли. Те результаты, которые видал мир от подобных трактатов, правда, не могут особенно ободрить. В предыдущих главах мы показали, какие опустошения произвел Метуэнский трактат в Португалии и Эденский во Франции. В этих печальных результатах от взаимного облегчения таможенных пошлин нужно, по-видимому, искать главное основание того отвращения, которое питает к торговым трактатам школа. Очевидно, их принцип абсолютной свободы торговли встречает опровержение в самой действительности, так как, согласно этому принципу, всякий договор должен быть благодетельным для обеих наций и не может вызывать разорения одной нации и обеспечивать неизмеримые выгоды для другой. Если мы исследуем причины такого различного влияния, то найдем, что Португалия и Франция вследствие этих трактатов отказывались от тех успехов, которые они уже сделали в мануфактурной промышленности, и от тех, которые они могли сделать в будущем, в пользу Англии — для того чтобы этим путем увеличить вывоз своих земледельческих продуктов в Англию; что тем не менее обе эти нации вследствие заключенных трактатов с высшей ступени культуры опустились на низшую. Но отсюда следует только, что нация поступает бессмысленно, если она, заключая торговый договор, приносит в жертву иностранной конкуренции свою фабрично-заводскую промышленность и обязуется навсегда остаться на низшей ступени земледелия; но отсюда вовсе нельзя заключать, что вредны и негодны и те трактаты, которые содействуют взаимному обмену земледельческих продуктов и сырья или взаимному обмену мануфактурных изделий.

Выше мы доказали, что свобода торговли земледельческими продуктами и сырьем полезна для всех наций на всех ступенях культуры, из чего следует, что всякий торговый трактат, которым смягчаются или отменяются стеснения и ограничения такой торговли, должен оказать благодетельное влияние на обе договаривающиеся нации; таким был бы, например, трактат между Францией и Англией для содействия взаимному обмену вин и водки на невыделанное железо и каменный уголь; или трактат между Францией и Англией на содействие взаимному обмену вин, масла и сушеных плодов на зерновые хлеба, шерсть и скот.

Согласно приведенным нами прежде соображениям, покровительство лишь настолько полезно для благосостояния нации, насколько оно соответствует ее промышленному развитию; что всякое преувеличение в покровительстве вредно; что нации лишь постепенно могут достичь полного развития своей фабрично-заводской промышленности. Поэтому две нации, стоящие на различных ступенях промышленного воспитания, со взаимной выгодой могут посредством трактатов допускать взаимную отмену пошлин на те или другие предметы.

Так, нация менее развитая, если она еще не в состоянии с выгодой для себя производить мануфактурных изделий высшей обработки, каковы, например, хлопчатобумажные и шелковые товары, может тем не менее удовлетворять потребности опередившей ее нации в мануфактурных изделиях общего потребления.

Еще более должны быть допустимы и полезны подобные договоры между нациями, которые находятся приблизительно на одной и той же ступени промышленного развития и между которыми, следовательно, конкуренция не может действовать слишком сильно или разрушительно, или обеспечить монополию одной из сторон, но, как во внутренней торговле, может лишь возбуждать взаимное соревнование и содействовать совершенствованию и уменьшению цены. В таком положении находится большинство континентальных держав. Франция, Австрия и германский таможенный союз, например, могут ожидать лишь благодетельных результатов от установления умеренных пошлин, точно так же и взаимная отмена пошлин между этими странами и Россией привела бы к обоюдным выгодам. Чего нужно бояться в настоящее время, так это только преобладания Англии.

С этой точки зрения оказывается, что верховенство Великобритании в мануфактурной промышленности, в торговле, в мореплавании и в колониальных владениях является в настоящее время главным препятствием к сближению наций между собой, хотя нужно признать, что Англия, стремясь к этому преобладанию, невероятно увеличила производительные силы человечества и продолжает их увеличивать.

Примечания : 

…Самый перевод полон ошибок и неточностей, затрудняющих пользование книгой. «Метуэнские договоры (Methuen-Vertrage), — читаем мы в одном месте, — могут заключаться только в таких странах, где кабинетное мнение — все, а общественное мнение — нуль» (стр. 32). Не всякий читатель догадается, что под «Метуэнским договором» следует разуметь торговый договор, заключенный с Португалией в 1703 году английским министром Мэтюном и чрезвычайно выгодный для Англии; об этом упоминается в одной из дальнейших глав книги. «Кабинетное мнение» поставлено вместо «мнения кабинетов» (Meinung der Kabinette — стр. ХХХIV нем. изд. 1883 г .) — что далеко не одно и то же. На странице 43 [2-е изд., стр. 27] сказано: «трудно, конечно, также утверждать», тогда как по смыслу оригинала надо было поставить слово: «отрицать». В Лондоне существовали будто бы какие-то «Штальгофские купцы», ганзейцы, имевшие контору под названием Штальгофа (стр. 72 [2-е изд., стр. 47]) или «в Штальгофе» (стр. 73 [2-е изд., стр. 48]); здесь немецкий перевод английского выражения (steel-yard, Stahlhof — буквально «стальной двор») принят за особое английское название. Далее, римские пандекты «распространили кровавую (?!) заразу на континенте» (стр. 104 [2-е изд., стр. 70]) вместо: «юридической чумы», как значится в подлиннике (Rechtspest); вероятно, переводчик хотел сказать «правовая зараза». В оригинале говорится о «прежних потребителях французских сельских хозяев», а в переводе сказано: «прежние потребители земледельцы» (стр. 196 [2-е изд., стр. 132]). Переводчик говорит об «отражении индивидуальной свободы» (стр. 389), когда надо было сказать «уничтожение» или «отрицание».

Между прочим, автору приписывается такое совершенно неправдоподобное рассуждение: «Причины антипатий суть в то же время и причины симпатий. Менее сильные (нации) симпатизируют слишком сильным, угнетенные — завоевателям, континентальные державы — [425] морскому владычеству, страны, бедные промышленностью и торговлей, — тем, которые стремятся к промышленной и торговой монополии, страны цивилизованные — менее цивилизованным, страны монархические — странам вполне или отчасти демократическим» (стр. 431). Понятно, что в подлиннике выражено нечто прямо противоположное: слабые и угнетенные нации проникаются чувствами взаимной симпатии против завоевателей, монопольных держав и пр. (стр. 332 нем. изд.). Автор говорит о важности того принципа, чтобы нейтральные державы признавали только действительную блокаду, а не номинальную, словесную (стр. 339 нем. изд.); в переводе же значится наоборот, что «нейтральные державы должны уважать не одну только действительную блокаду того или другого порта, но, по одному только заявлению, и блокаду против всего морского побережья» (стр. 440).

Многие имена и названия, даже общеизвестные, до того исковерканы в переводе, что узнать их трудно. Вместо знаменитого Юма, постоянно цитируется какой-то неведомый «Гум» (стр. 71 и др. [2-е изд., стр. 47 и др.]); острова «Гвернезей и Иерзей» (стр. 100 [2-е изд., стр. 67]) должны обозначать Гернсей и Джерсей; неудобочитаемый «Арквригт» (стр. 108, в примеч. г. Трубникова) — вместо Аркрайта; Беринг, Пригар, лорд Кастлеридж, Бюрке, «Мельбургское министерство» — вместо Боуринга, Причарда, лорда Кастльри, Борка, министерства Мельбурна.

Очень жаль, что книга Листа появилась у нас в столь неопрятном виде и что издание русского перевода не попало в более компетентные руки.

Л.Слонимский

Вестник Европы

1892. No. 1. С. 418—425

Примечания

Фридрих Лист. Национальная система политической экономии

1Фр. Лист говорит здесь о времени управления русскими финансами графа Канкрина. Прим. К. В. Тр~ва.

2Не было ли бы благоразумнее принудить рабовладельческие штаты издать сначала законы, по которым землевладельцы обязаны были бы уступить рабам в собственность известную часть земли в той самой местности, которую они обрабатывают, предоставить им известную степень и личной свободы, одним словом, ввести снисходительное крепостное состояние с надеждою на будущее освобождение и таким образом подготовить и воспитать негров к полной свободе? Были ли негры у рабовладельцев в Африке менее невольниками, нежели в плантациях американцев? Возможен ли бы был переход от естественной свободы к цивилизованной без того, чтобы дикий народ прошел школу строгого повиновения? Разве возможно было парламентскими актами внезапно создать из негров Вест-Индии свободных рабочих? Разве не тем же самым путем весь род человеческий приучался к труду и свободе? Англичанам, конечно, не настолько незнакома история человеческой культуры, чтобы они давно уже не разрешили для себя удовлетворительно все эти вопросы. Очевидно, то, что ими сделано уже и что делается в настоящее время относительно освобождения от рабства негров, обусловливается, как это покажем в другом месте, совершенно другими, а не филантропическими мотивами.