Фактор холода - Сандра Браун

– Спасибо за «Южную магнолию», – сказал Тирни.

– На здоровье.

– Ужасно неловко еще раз тебя об этом просить, но не могла бы ты посмотреть рану на голове?

Она должна прикоснуться к нему? Прямо сейчас?

– Конечно.

Как и раньше, он оседлал один из кухонных табуретов, а Лилли зашла ему за спину и развела в стороны его влажные волосы. Влажные? У него влажные волосы? Должно быть, он вымыл голову, а она и не заметила. К своему стыду, она не замечала ничего выше шеи.

– Больше не кровоточит, – объявила Лилли, – но надо, наверное, сменить наклейки из пластыря.

Она промыла рану антисептическими салфетками, потом пришлось пройти через тот же скрупулезный ритуал, что и накануне: нарезать пластырь маникюрными ножницами на полоски и заклеить ими рану крест-накрест. Лилли старалась действовать со всем возможным безразличием, но из-за этого ее движения стали неуклюжими. Несколько раз она чувствовала, как он вздрагивает, и извинялась за причиненную ему боль.

Они нагрели кастрюлю на огне камина и съели суп, сидя по-турецки на матраце. Оказалось, что одной банки им мало, и они подогрели вторую.

Посреди второй порции Тирни спросил:

– Лилли, с тобой все в порядке?

Она удивленно подняла голову.

– А почему ты спрашиваешь?

– Ты какая-то ужасно тихая.

– Я просто устала, – солгала она и вернулась к супу.

Они растянули ужин насколько возможно, но, когда все было съедено, у них все равно остался долгий вечер впереди, а делать было решительно нечего. Несколько минут прошли в молчании, нарушаемом лишь потрескиванием поленьев в камине. Наконец он заговорил:

– Если хочешь спать, говори, не стесняйся.

– Я не хочу спать.

– Ты же говоришь, что устала.

– Я устала, но спать не хочу.

– Вот и у меня то же самое. Устал, как собака, а спать не хочу.

– Мы долго спали днем…

– Гм.

Опять наступило молчание. На этот раз его нарушила Лилли:

– Почему тебя растили бабушка с дедушкой?

– Мама и отец погибли в автомобильной аварии. Водитель грузовика превысил скорость, не заметил предупреждающего знака «Ремонт дороги», не смог вовремя затормозить и буквально переехал их. Сплющил их машину. Пришлось часами вырезать части тел из того, что от нее осталось.

Его спокойно-деловитый тон не обманул Лилли. Ему не удалось скрыть свои эмоции.

– Когда это случилось, подробности от меня, конечно, скрыли, – продолжал Тирни. – Но много лет спустя, когда я уже стал настолько взрослым, чтобы задавать такие вопросы, дедушка позволил мне прочесть, что писали газеты об этой аварии. Они с бабушкой потеряли дочь. Я остался сиротой. А неосторожный водитель грузовика вышел из передряги без единой царапины.

– Сколько тебе было лет?

– Когда это случилось? Восемь. Мама с отцом уехали на долгие выходные – отметить десятую годовщину своей свадьбы, а меня оставили у бабушки с дедушкой. – Тирни взял кочергу и помешал огонь. – После похорон, когда я понял, что это не дурной сон, что они и вправду умерли, я не захотел возвращаться в наш дом. Бабушка с дедушкой взяли меня домой, чтобы упаковать мои вещи, но я устроил истерику во дворе и наотрез отказался даже зайти в дом. Я просто не мог снова увидеть эти комнаты, зная, что мамы с папой там нет и никогда не будет.

– Ты их очень любил, – тихо сказала Лилли.

Тирни смущенно пожал плечами.

– Я был ребенком. Все, что они для меня делали, принимал как должное, но… Да, я любил их. Бабушку с дедушкой я тоже любил. Им, конечно, пришлось со мной нелегко, но они никогда не давали мне почувствовать, что я для них обуза. Честно говоря, я никогда не сомневался, что они меня любят.

– Ты так и не вернулся в свой дом?

– Нет.

Лилли положила подбородок на поднятые колени и задумчиво взглянула на его профиль.

– Ты и теперь никогда не бываешь дома. У тебя такая работа, что ты вечно в разъездах.

Он криво усмехнулся.

– Держу пари, для промывателей мозгов этот факт стал бы просто праздником души.

– Это был подсознательный выбор карьеры? Или сознательный?

– Моя жена думала, что сознательный.

– Жена?

– В прошедшем времени. Мы были женаты аж целых тринадцать месяцев.

– Когда это было?

– Давно. Я только-только получил право голосовать, ну и вступать в брак, конечно, тоже. Мне не следовало этого делать. Я не был готов остепениться и уж тем более не хотел ни перед кем отчитываться. Больше всего ей не нравилась во мне жажда к перемене мест, но это была не единственная претензия. Далеко не единственная. И все ее упреки были справедливы, – признал Тирни с горькой усмешкой.

Потеря родителей все еще сказывалась на нем, хотя он давно стал взрослым человеком. Эта утрата влияла на его решения, она разрушила его брак. Какие еще травмы, какие эмоциональные и психологические раны нанесла эта трагедия восьмилетнему Бену? Может быть, она изуродовала его душу? Он больше не закатывал истерик, но подавленный в душе гнев мог найти другую отдушину.

Неужели он – Синий?

Ленточка, наручники, непоследовательные и уклончивые ответы – от всего этого нельзя было просто отмахнуться. Если бы по радио передали, что его разыскивает полиция Клири, можно было предположить, что один из ее звонков к Датчу достиг цели. Но ФБР? Он чего-то недоговаривал. С какой стати им интересуется ФБР? Нет, он чего-то недоговаривал.

И все же, глядя на него, Лилли в тысячный раз спрашивала себя: разве он может быть похитителем и убийцей женщин? Нет, она почувствовала бы, по глазам распознала бы психопата. Да, в нем чувствовалась напряженность. Часто в его глазах вспыхивало раздражение или даже гнев. Но в них не горел огонечек фанатизма, не тлело безумие серийного убийцы.

Самым убедительным аргументом в его пользу было то, что он не причинил ей вреда. Наоборот, в этот день он рискнул своей жизнью, чтобы спасти жизнь ей. Это его голос – сорванный, хриплый от волнения и страха – вернул ее из небытия. А потом он часами, не обращая внимания на собственные неудобства, держал ее на руках, пока она спала, он прикасался к ней с такой нежностью и…

Ее мысли кристаллизовались вокруг внезапного озарения. Ласки, казавшиеся ей частью чудесного сна, вовсе не были сном. Словно подключившись к ее мыслям, Тирни повернул голову и устремил на нее пристальный взгляд своих синих глаз.

– Я думаю, нам пора в постель.

24

Дочь Бетси Кэлхаун мало что могла предложить агентам Бегли и Уайзу, помимо горячего чая и домашнего овсяного печенья с изюмом. Она объяснила, что ее муж уехал из города делать оптовые закупки для их магазина канцелярских принадлежностей на Главной улице. Она заплакала, рассказывая, как в последний раз видела свою мать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});