Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина

— Леша…

— И к тому же, я обманщик. Он тебя обманывал так нагло, как я? Вспомни, что я вытворил в наш последний новый год. Такую аферу провернул с той вертушкой, а тебе сказал, что мы едем салюты запускать. Это кстати, было дико безрассудно. Меня могли посадить. Но ты согласилась посмотреть на Киев с высоты птичьего полета, даже ценой моей свободы, — Алексей издает смешок, а я замираю от шока. Он расценивает его, конечно, по-своему. Наверняка, думает, что я вспомнила про происшествие в Одессе. — Значит, этот парень по всем пунктам лучше меня. Это радует. У меня высокое мнение о себе, и такие же высокие стандарты. В плохие руки я тебя не отдам.

— Наш разговор звучит крайне нелепо, — обхватив его ладонь крепче, я делаю глоток вина.

Откуда мне знать, что Кан Чжи Сан на острове? Да, там толпа корейских военных. Да, он принимал непосредственное участие в проекте Когтя со стороны своей страны. Но где гарантии, что он вообще, вспоминает обо мне? Их нет.

— Как и твои попытки перебороть свой страх. Он не я, Вера. Погибают и разбиваются не только за штурвалом.

Вино встает в горле, и никак не хочет двигаться. Я опускаю голову, в попытке понять, чего добивается Алексей.

— Спустя два года ты опять хочешь меня прогнать? — холодно спрашиваю.

— Черта с два, ты отстанешь, — насмешливо бросая, он еще и подмигивает, копируя меня.

Смешок вырывается непроизвольно. Становится легче смотреть ему в глаза.

— Ты знал с самого начала, что я тебя не брошу. Я тебе это сказала сразу, а потом повторила еще не один раз.

— Пора бросить.

Он опять за свое?

— До того момента, когда ты привезешь его сюда.

— Ты ненормальный, — в недоумении издаю новый смешок.

— Конечно. Не видишь? — Леша начинает менять режимы на коляске, а она, то поднимается, то опускается. — Я дисектикон.

— Господи, — сама не понимаю, как начинаю хохотать, когда Леша, продолжая переключать режимы, цитирует реплики из любимого фильма.

— Что движет тобой, человечишка? Страх или отвага? Некуда бежать. Отдай мне искру, глупыш, и я оставлю тебя в живых.

Я улыбаюсь снова, как когда-то. Это странно, и это рождает новые страхи потерять то, что так жестоко пыталась отобрать судьба и самый близкий человек. Однако оно остается жить в людях, с которыми я провожу семь спокойных и полных счастья дней.

Горького, но счастья.

Возможно, мне не удалось бы ничего, не будь друг отца действительно другом. Профессор Попов, наверное, единственный, кто встречает меня всегда одинаково тепло. Как и три года назад, он ждет в терминале аэропорта. Сосредоточенный, в неизменно потрепанном старом плаще. Осень к лицу этому мужчине. Как и Париж. Я давно заметила, как Вадим Геннадьевич особенно любит это время года, а оно его.

— Наконец-то, ты здесь. Я без тебя, как без рук, Верочка. Пойдем, — он обнимает за плечи, и ведет сквозь толпу к выходу. — Не представляю, что нам делать без тебя на кафедре следующие несколько месяцев.

— Вы так говорите, будто я не заменимый работник, Вадим Геннадьевич, — немного стушевавшись, я все же решаю не мешать хвалить себя любимую.

С недавних пор, я стала ценить не только свой труд, но и себя. Это проявляется во многих аспектах. Как, например, ответы на колкости Жени. Не успев, войти в кабинет, я получаю первую такую прямо в лоб, и без предупреждения.

— Явилась, Балда Ивановна. Это что? — он указывает на стол, где неприлично много бумаг.

— Это вместо: "С приездом, моя прекрасная кума?" Правильно я понимаю? — бросаю сумку в кресло, и тут же принимаюсь просматривать бумаги. — Все в порядке. Это я просила прислать из Центра статистики. Видимо, во Франции статистика застряла в девятнадцатом веке, если мы получили стопку макулатуры, вместо электронного письма.

— Письмо тоже пришло. На почту, утром. Это, видимо, продублировано для надежности. У нового ректора пунктик после Платини. Он помешался на охране данных. Ты ведь, помнишь, как всех штормило во время проверок?

Я киваю, а Женя наливает мне кофе. Уловив запах, блаженно зажмуриваюсь и благодарю друга улыбкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Как наш будущий профессор поживает? — спрашиваю, садясь за стол.

— Зубы начали резаться. Лена рвет и мечет. Я тут подумал… — расслышав замешательство в голосе Женьки, наконец-то, заглядываю в глаза друга. — Я не поеду с вами, Вера.

— Ты шутишь? — спрашиваю в недоумении. Это розыгрыш? Никогда бы не подумала, что он даже заикнется о таком. — Женя, эта экспедиция, на процентов сорок, твоя заслуга. Не дури.

— Я не хочу ехать, Вера. Пойми, — Женя опускает взгляд, а я отвожу свой в сторону. Понимаю причину сразу, и без слов. У меня ее нет. Этой причины. — Макс неспокойный. Лене трудно одной с ребенком. Она даже сюда перебралась, чтобы я не бросал работу рядом с отцом. И что теперь? Взять и улететь на дикий остров, бросив жену и сына на пять месяцев? Вер, пойми меня.

— Ты отцу сказал? — резонно спрашиваю.

— Еще нет, — как-то совсем уж горько, отвечает Женька. — Он будет против. Я знаю точно. Скажет, что я не думаю о будущем, и снова на тебя пенять начнет.

Он злится, потому что Вадим Геннадьевич ставит меня в пример? Серьезно? Это же смешно.

— Жень, причина точно в Максе? Не во мне? — я стала слишком прямолинейна.

В какой-то степени — это первое, чему нужно научиться, когда меняешь жизнь, и начинаешь ее с нуля. Надо обрести умение не оставлять неопределенности, и расставлять точки и приоритеты сразу.

— Нет, Вера. Что за глупости? — он отмахивается намеренно, но я-то все прекрасно вижу.

Причина не только в моем крестнике. Есть что-то еще. И очень надеюсь, что это не касается моих достижений. Поскольку, я никогда не ставила их выше Лены и Жени. Я всего лишь пытаюсь контролировать свою жизнь, и стать самодостаточной. Это не значит, что я готова ходить по головам близких людей.

— Женя, в чем дело?

— Лена опять беременна, — меня удивляет не только эта новость, но и тон, которым она произнесена.

Складывается впечатление, что Женя не хочет второго ребенка. Это четко читается в том, как он садится за стол, и отбрасывает бумаги в сторону.

— Только не говори, что ты против, — мне даже страшно это представить.

— Да я испуган просто. Понимаешь? — он вскакивает, как ошпаренный, а встав у окна, по привычке, упирает руки в бока и опускает голову. — Мы семь лет прожили на чемоданах, Вера. Я тут, она там. Я где-то с отцом, она в командировке, черт знает где. Я привык к такой жизни. И самое страшное, что уже не надеялся, что у нас получится иметь детей. Просто смирился, что у нас нет на это ни времени, ни возможности. Но появился Макс. Я думал, у меня сердце на хрен из груди выпрыгнет, когда она мне тест утром подсунула вместо завтрака. Я сперва решил, что она пошутила. Но нет. У нас родился сын. Когда она переехала в Париж, все стало еще необычнее. Она изменилась, понимаешь? Все изменилось. Мы как с катушек слетели. После родов нет, конечно. Но потом. Она с меня не слазит вообще. И вот на тебе. Вчера просыпаюсь, а у меня в тарелке вместо завтрака опять тест. И что? Как дальше? Третий? А потом четвертый?

— И пятый. Почему нет? — раскачиваясь в кресле, отвечаю нарочито сухо и надменно. Он глупый, или не понимает, какое счастье ему привалило? Лена карьеристка. Всегда была такой. Но даже я заметила, как после рождения Маска, она изменилась. Не замечает ничего, кроме сына. — Жень, поздравляю. У вас, наконец, образовалась семья. Это разве плохо, что вы сумели удержать друг друга до этого момента?

— Порой ты меня пугаешь, Вера, — Женя не оборачивается, но продолжает. — Когда ты вернулась два года назад, я был уверен, что ты сдашься и поедешь обратно к нему в Сеул. Я видел как он сорвался, когда ты пропала с банкета. У него глаза горели, как у сатаны, готового меня порвать на куски. Но ты ничего не сделала, чтобы вернуть его. И теперь пеняешь на мой страх?

Взгляд замирает на стопке бумаг. Он прав в одном. Взгляд Сана — самое шикарное, что есть в этом мужчине. Помимо губ, которые умело ласкают до онемения в ногах, рук, которые так крепко держат, что и над пропастью повиснуть не страшно, и тела, которое плавило мое. Его я тоже помню.