Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Дарья Лаврова

– У меня сети нет, городской тариф. Не позвонить…

– Это верх идиотизма идти в лес, когда телефон на городском тарифе!

Было похоже, что Николай Михайлович собирался возмущаться еще долго, но внезапно ему пришлось замолчать, так как уже ненавистный ему Саша сделал то, что должен был сделать он, а именно накинул на Варины плечи сначала ее собственную куртку, а потом, сверху, и свою, пояснив присутствующим:

– Уж больно холодно…

– Но я вижу, вы тут топили, – заметил дед Толика. – Молодцы! Не растерялись!

– Мы тут чужую тушенку съели, – сказал Белецкий. – Неудобно получилось. Но мы можем деньги отдать… потом…

– Деньги он отдаст! – все так же неприязненно проговорил Николай Михайлович. – Можно подумать, что заработал на эту тушенку! И потом… кто это «мы»? Я заплачу! А для тебя всякое «мы» с моей дочерью закончилось! Я понятно выражаюсь?!

– Не надо никому платить, – встрял Иван Степанович. – Тут так принято: кому надо, тот берет, а возвращает только по возможности, и не деньгами, а продуктами!

– Я привезу, – опять подал голос Белецкий.

– Молодец! Понял, что больше не надо употреблять местоимение «мы»! – не удержался от замечания Николай Михайлович. – Забудь о Варьке даже думать!

Варя, задохнувшись от возмущения, хотела возразить отцу, но молодой человек ее опередил:

– Мне кажется, вы не вправе запрещать мне употреблять те или иные местоимения. Да и думать не запретите. А встречаться нам с Варей или нет – только она будет решать.

– Да ты… – начал Николай Михайлович и замолчал. Все поняли, что он с трудом сдержал себя, чтобы не полезть в драку.

– Бросьте, – сказал ему Иван Степанович. – Все хорошо, что хорошо кончается. Они ведь могли и не дойти до этой избушки. Откуда им знать, что она тут есть. А они дошли, и в домике не замерзли, и даже поели. Думаю, есть за что спасибо сказать Сашке. Зря вы так возмущаетесь, хотя оно и понятно: очень за дочку переживали. В общем, я предлагаю закончить дело миром и ехать домой. Холодина страшная! Парень у нас чуть ли не синий уже!

Тут все заметили, что у Белецкого зуб на зуб не попадает. Иван Степанович снял свой полушубок и накинул на плечи молодому человеку. Тот начал отказываться, но дед Толика сказал:

– Только до машины добежишь и отдашь. Я не успею замерзнуть. Сначала давайте заедем в питомник, елку погрузим, и отправляйтесь домой. Часам к шести утра как раз доберетесь. Хорошо, что у вас машина. Электрички до десяти не будет.

– Какие могут быть елки, Иван Степанович? – опять возмутился Варин отец. – Нас дома ждет не дождется Варина мама! Ночь-полночь!!

– Так вы ей позвоните! Скажите, что все в порядке! А без елки нельзя! Получится, что ребята зря пострадали! Да и Новый год скоро. Я и вам домой елочку выберу, и Сашку! Поставите, нарядите и забудете все плохое, что было в этом старом году.

– Папа! Ну пожалуйста!! – взмолилась Варя. – Мы ведь в самом деле сюда не гулять поехали, а за елкой! За лапником! Для праздника… Ребята ждут… Пожалуйста!!

Когда уже ехали в питомник, Белецкий спросил Ивана Степановича:

– А как вы догадались, что мы в охотничьем домике?

– Догадаться, где вы, невозможно было. Просто, прежде чем подавать в розыск, решили проверить единственное на несколько километров укрытие. Вам действительно повезло, что вы его нашли. На градуснике – минус двадцать два, я специально посмотрел. А к утру до тридцати обещали. Замерзли бы вы в лесу. У тебя курточка на рыбьем меху. Разве можно в такой зимой ходить! Зря форсишь!

– Я просто… – начал Саша, а потом махнул рукой и закончил: – Конечно, я сменю…

– А я вот не перестаю удивляться, Александр, почему ты о своих родителях совершенно не беспокоишься! – вступил в разговор Николай Михайлович. – Ну нет у тебя сети… Так хоть бы мою мобилу попросил – я дал бы позвонить. Они ж у тебя тоже, наверно, волосы на себе рвут!

– Они… В общем… они в отъезде… – ответил Белецкий. – Завтра приедут… а сегодня не волнуются – уверены, что я дома.

Варя бросила быстрый взгляд на Сашу, потом на отца. Похоже, отец дальше расспрашивать его не будет, поскольку они уже доехали до питомника. Вон как громко лают собаки.

– Вы не выходите из машины, – предложил Иван Степанович. – Не хочется собак привязывать. Для ребят у меня уже все приготовлено, а еще две небольшие елочки я вам быстро выберу. Уж будьте уверены – деревца будут первоклассные.

– Хорошо, что я сверху багажник не снял, – отозвался Варин отец. – Как знал… Наверно, все же надо вам помочь привязать!

– Справлюсь! – И дед Толика Афанасенкова выбрался из машины.

Оставшиеся ждали молча. Варя видела, что измученный переживаниями отец периодически впадал в дремоту. Голова его клонилась на грудь. Николай Михайлович вздрагивал, когда подбородок касался холодного язычка «молнии» на куртке, ежился, бодрился, а потом опять засыпал. У Вари немного першило в горле, но откашляться она не решалась. Пусть отец отдохнет – ему же еще долго вести машину по заснеженной дороге.

С Белецким они только переглядывались. И от взглядов молодого человека у девочки замирало сердце. Неужели это все же произошло? Неужели она все-таки ему понравилась? Он-то ей нравился давно! Да, она пыталась вырвать думы о нем из своего сердца, и у нее даже почти получилось, но как же замечательно, что только почти, то есть не до конца! То, что не относилось к тому «почти», за эту поездку разрослось до невероятных размеров и заполнило ее всю! Она влюблена! Да! Влюблена! Саша нравился ей, но она не разрешала себе влюбиться по-настоящему – будто берегла свою душу от страданий, и теперь, сбереженная, ее душа открылась ему навстречу!

А то, что отец настроен против Белецкого, – ничего не значит! Он просто сильно переживал за дочь, а когда успокоится, ни за что не будет препятствовать их любви. Любви? А что, разве возможна любовь? А разве невозможна? Разве она не началась уже тогда, когда Саша захотел дотронуться до ее волос? И потом, когда они сидели, обнявшись, смотрели на огонь и рассказывали, рассказывали, рассказывали друг другу о себе. Варе всегда казалось, что жизнь ее слишком бедна на события, и ее воспоминания детства никому не интересны, но Саша слушал ее с большим вниманием даже тогда, когда она вспомнила, как однажды чуть не утонула в пятилетнем возрасте. Она плавала тогда на большом мяче, который вдруг вырвался из рук, и над ней сомкнулась тяжелая тугая вода. Варя с трудом заставила себя начать барахтаться и чудом выплыла. Саша ей на это сказал:

– Ты и не должна была утонуть. Мы бы тогда не встретились…

Он два раза поцеловал ее в висок. Она не забудет этого никогда. Ей бы тоже хотелось его поцеловать, но она решила оставить это на потом. На потом? И когда же это потом наступит? Да хоть когда… Она готова ждать этого сколь угодно долго… Но, наверно, уж очень долго не придется… Впереди Новый год – волшебный праздник!

Глава 11 «Иногда даже невозможное возможно в чуть измененной ситуации!»

Александра Белецкого, как он ни упирался, Варин отец довез до самого подъезда.

– И быстро домой! – командным голосом приказал ему Николай Михайлович. – Такая холодина! Наверно, птицы на лету замерзают, а ты чуть ли не в бумажной курточке, как мальчик Буратино!

– Далась вам всем моя куртка, – буркнул Саша, бросил быстрый взгляд на Варю и вышел из машины. Он даже зашел в подъезд, но как только отец и дочь Симоненко уехали, временно поставил подаренную елочку в нише за мусоропроводом и опять вышел на улицу. Ноздри сразу смешно слиплись от мороза. Белецкий потер нос, чтобы он пришел в норму, и пошел по белой пустынной улице вдоль своего двора. Холодно ему почему-то не было. Он ощущал необычную приподнятость настроения и вместе с тем легкую тревогу. Некоторое время он не мог понять причины этой тревоги, а потом вдруг догадался и даже остановился на полном ходу, сбив рукавом снежную шапку со столбика ограды детской площадки. Конечно! Вот же в чем дело! Его тревожило то, что Варин отец принял его в штыки. А что, если он запретит своей дочери встречаться с ним? А разве ему очень надо встречаться с Варей? Надо… Почему-то очень надо… Ему, Александру Белецкому, который с трудом выносил, когда кто-то вторгался в его личное пространство, вдруг до смерти захотелось вторжения этой тоненькой девочки с большими серьезными глазами. Она вовсе не была красавицей, но из ее глаз струилась доброта, сочувствие, желание понять и принять его таким, каков он есть. Варя не упрекала его за рану, что он ей нанес, и сейчас, еще больше, чем раньше, он чувствовал себя перед ней негодяем. Александр готов был бы сам весь исполосоваться стеклами, чтобы прочувствовать ее боль и тем самым искупить свою вину, но кому оно нужно, такое искусственное искупление… А еще он ощутил тяжкое чувство жгучего стыда за то, что предлагал ей деньги. Но тогда он еще не мог сочувствовать, так как разучился… Ему казалось, что разучился… А Варя и за это не осудила его. Она вообще не судила, не пыталась перевоспитать, а просто высказывала свое мнение, заставившее его по-другому взглянуть на проблему, что отравляла ему жизнь.