Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и других странах - Шарль де Костер

– Кто такие? – спросил хозяин «Пчелы» у Стевенихи, указывая на дерущихся.

– Два бездельника, которых лучше бы разнять, чем позволять им безобразничать здесь, пока они не попали на виселицу.

– Пусть кто-нибудь посмеет разнять нас, – заорал Уленшпигель, – он у меня булыжник с мостовой жрать будет!

– Да, он у нас булыжник с мостовой жрать будет! – повторил Ламме.

– Трактирщик спасёт нас, – шепнул Уленшпигель Ламме на ухо.

Трактирщик смекнул, что это не простая потасовка, и мигом ввязался в драку. Ламме успел только шёпотом спросить его:

– Ты наш спаситель?.. Как…

Трактирщик тряс Уленшпигеля за шиворот и потихоньку говорил при этом:

– Семёрка – в помощь тебе… Народ здоровенный… мясники… Я ухожу… я слишком известен в городе. Когда я уйду, скажи громко: 't is van te beven de klinkaert[20] – всё разгромить…

– Так, – сказал Уленшпигель и, поднявшись, ударил его ногой. Трактирщик ответил тем же.

– Крепко бьёшь, толстяк, – сказал Уленшпигель.

– Как град, – ответил трактирщик и, схватив кошелёк, передал его Уленшпигелю.

– Мошенник, – сказал Ламме, – заплати же за мою выпивку: твои деньги теперь у тебя.

– Будет тебе выпивка, негодяй ты этакий, – ответил Уленшпигель.

– Какой нахал! – вмешалась Стевениха.

– Если я нахал, то ты – красавица, – ответил Уленшпигель.

Стевенихе было уже за шестьдесят, лицо её сморщилось, как печёное яблоко, и пожелтело от злобы. Посредине лица торчал нос, как совиный клюв. В глазах застыла холодная жадность. Два длинных клыка торчали из высохшего рта. На левой щеке расползлось громадное багровое родимое пятно.

Девушки хохотали, издевались над старухой и кричали:

– Красотка, красотка, дай ему вина! – Он за то поцелует тебя. – Сколько лет прошло с твоей первой свадьбы? – Берегись, Уленшпигель, она тебя слопает. – Смотри-ка, её глаза сверкают не злобой, а любовью! – Чего доброго, она тебя искусает до смерти. – Ничего, не бойся, это делают все влюблённые женщины. – Только о твоём добре она думает. – Смотри, как она весела, как смешлива!

И в самом деле старуха смеялась и подмигивала Жиллине, распутнице в парчовом платье.

Хозяин «Пчелы» выпил, расплатился и вышел. Мясники корчили Стевенихе и её сыщикам рожи в знак согласия.

Один из них жестом показал, что он считает Уленшпигеля дураком и разыграет его как следует. Он высунул Стевенихе язык, она расхохоталась, показав при этом свои клыки. Но в это время он шепнул Уленшпигелю на ухо: – 't is van te beven de klinkaert! – И, указывая на сыщиков, он продолжал громко:

– Любезный реформат, все мы на твоей стороне, угости нас закуской и выпивкой.

А старуха хохотала, и, когда Уленшпигель поворачивался к ней спиной, показывала ему язык. То же делала и Жиллина.

Девушки шептались меж собой:

– Посмотри-ка на шпионку. Своей красотой она заманила более двадцати семи реформатов, предала их пытке или страшной смерти. Жиллина изнывает от радости при мысли о плате, которую она получит за донос – о первых ста флоринах из наследства её жертв. Но она не смеётся, так как знает, что придётся делиться со старухой.

Все сыщики, мясники и гулящие девушки показывали Уленшпигелю язык, насмехались над ним. А с Ламме, красного от гнева, как петушиный гребень, градом катился пот, но он не говорил ничего.

– Угощай же нас выпивкой и закуской, – говорили мясники и сыщики.

– Что же, – обратился Уленшпигель к старухе, снова позванивая червонцами, – раскрасавица Стевениха, подай нам вина и закуски.

И снова расхохотались девушки, и снова показала свои клыки старуха.

Однако она спустилась в погреб и в кухню и принесла оттуда ветчины, сосисок, яичницу с кровяной колбасой и звенящие бокалы: они назывались так потому, что стояли на ножках и при толчке звенели, точно колокольчики.

И Уленшпигель сказал:

– Ешьте, кто голоден; у кого жажда – пейте.

Сыщики, девушки, мясники, Жиллина и Стевениха ответили на эту речь одобрительным шёпотом и рукоплесканиями. Потом все расселись: Уленшпигель, Ламме и семь мясников вокруг большого почётного стола, девушки и сыщики за двумя столами поменьше. С громким чмоканьем ела и пила компания; обоих сыщиков с улицы тоже пригласили их товарищи принять участие в попойке. Видно было, как из их сумок торчат верёвки и цепи.

Стевениха высунула язык и сказала с усмешкой:

– Не уплатив, никто отсюда не уйдёт.

И она заперла все двери и положила ключи в карман. Жиллина подняла бокал и провозгласила:

– Птичка в клетке! Выпьем!

– Ты опять собралась кого-то предать смерти, злая женщина? – спросили две девушки, Гена и Марго.

– Не знаю, – ответила Жиллина, – выпьем!

Но три девушки не захотели пить с нею.

Жиллина взяла лютню и запела:

Под звуки лютни звонкойЯ день и ночь пою.Я шалая девчонка –Любовь я продаю.И плечи мои белы,А бёдра – из огня.Астарта так велела.Как бог, прекрасна я!Ты с золотом блестящимКошель свой открывай, –Течёт ручьём звенящимУ ног моих пускай!Была мне Ева матерь,Отец – сам Сатана.В кольце ночных объятийБлаженство пей до дна!Я буду страстной, нежной,Холодной, жгучей, злойИ ласково-небрежной –Как хочешь, милый мой!И душу, и красу я,Смех, слёзы и мечтыПродам и смерть, целуя,Когда захочешь ты.Под звуки лютни звонкойЯ день и ночь пою.Я шалая девчонка,Любовь я продаю!

Она была так прелестна, так обворожительна во время пения, что все мужчины – сыщики, мясники, Ламме и Уленшпигель – сидели растроганные, безмолвно улыбаясь, околдованные её чарами.

Вдруг Жиллина расхохоталась и, бросив взгляд на Уленшпигеля, крикнула:

– Вот как заманивают птичек в клетку!

Чары её мгновенно рассеялись.

Уленшпигель, Ламме и мясники переглянулись.

– Что же, – спросила Стевениха, – теперь заплáтите мне, господин Уленшпигель, добывающий добрый жирок из мяса проповедников?

Ламме хотел было ответить, но Уленшпигель, знаком приказав ему молчать, ответил старухе:

– Вперёд мы не платим.

– Я получу из твоего наследства.

– Гиены питаются трупами, – заметил Уленшпигель.

– Да, – вскричал один из сыщиков, – эта парочка ограбила проповедников и забрала больше трёхсот флоринов. Недурная пожива для Жиллины.

Она запела:

Найди красу такую!Смех, слёзы, блеск очейПродам и смерть, целуя,По прихоти твоей.

И со смехом прибавила:

– Выпьем?

– Выпьем! – ответили сыщики.

– Во славу Господню, выпьем! – сказала старуха. – Двери на замке, окна на запоре, птичка в клетке, – выпьем.

– Выпьем! – сказал Уленшпигель.

– Выпьем! – сказал Ламме.

– Выпьем! – сказали семеро.

– Выпьем! – сказали сыщики.

– Выпьем! – сказала Жиллина, и лютня зазвенела под её рукой. – Выпьем, я прекрасна. Я сумела бы своим пением заманить в западню самого архангела Гавриила.

– Выпьем, стало быть, – закричал Уленшпигель. – И чтобы завершить наш пир, дайте лучшего вина. Хочу чувствовать каплю жидкого огня в каждом волоске наших жаждущих тел.

– Выпьем, – сказала Жиллина. – Ещё двадцать таких пескарей, как ты, и щуки перестанут петь.

Старуха вновь принесла вина. Сыщики и девушки сидели, пили и хохотали. Уленшпигель, Ламме и мясники сидели за своим столом, бросали девушкам ветчину, колбасу, яйца и бутылки, а те ловили всё на лету, как карпы в пруду хватают пролетающих мошек. И старуха смеялась, обнажая свои зубы и указывая на сальные свечи, фунтовыми связками по пяти штук висевшие над стойкой. Это были свечи для девушек.

– Когда идут на костёр, в руках несут сальную свечу, – сказала она Уленшпигелю. – Хочешь одну сейчас в подарок?

– Выпьем! – сказал Уленшпигель.

– Выпьем! – сказали семеро.

– Глаза у Уленшпигеля светятся, как у умирающего лебедя, – заметила Жиллина.

– Не кинуть ли их свиньям в жратву? – сказала старуха.

– Будет свет во откровение свиньям, – сказал Уленшпигель. – Выпьем!

– Хочется тебе, чтобы на эшафоте тебе просверлили язык раскалённым железом?

– Лучше свистеть будет. Выпьем!

– Ты бы меньше болтал, если бы уже висел на верёвке и твоя любезная пришла бы посмотреть на тебя.

– Да, но я стал бы тяжелее и свалился бы на твою рожу, красотка. Выпьем!

– Что-то ты скажешь, когда тебя будут бить палками и раскалённым железом выжгут тебе клеймо на лбу и плечах?

– Скажу, что ошиблись мясом: вместо того чтобы поджарить свинью Стевениху, сожгли поросёнка Уленшпигеля. Выпьем!

– Так как тебе всё это не по вкусу, то тебя отправят на королевские корабли и, привязав к четырём галерам, разорвут на куски.

– Акулы сожрут мои четыре конечности, а что они выплюнут, то ты слопаешь. Выпьем!