Красные цепи - Константин Образцов

Он сжал кулак и потряс им в воздухе.

— Нет, — сказал Вервольф.

Абдулла почувствовал, как его начинает бить крупная злая дрожь. Черные провалы глаз на неподвижном большом лице Вервольфа уставились прямо на него.

— Это кто сказал?! Ваш Мастер?! — Абдулла сорвался на крик. — Тогда дайте мне с ним встретиться и поговорить! За те деньги, которые я ему сделал, он в жопу меня целовать должен!

Женщина легко соскользнула со стола и встала перед Абдуллой.

— Мастер не хочет и не будет с тобой встречаться, — пропела она. — Он ни с кем не встречается, возможно, именно потому, что не намерен никого целовать в… это самое место. Мы все сказали. Удачи тебе, Абдулла.

Она повернулась и легкой походкой направилась к двери в углу. Абдулла несколько мгновений смотрел ей вслед и вдруг рывком расстегнул куртку и выхватил из-за пояса огромный позолоченный пистолет.

— Стоять, сука!

Видимо, в этот момент Кобот моргнул, поэтому не заметил, как легкая тень порывом вихря промелькнула в воздухе. В следующий миг пистолет Абдуллы с тяжелым стуком упал на землю, а сам он оказался прижат к стене. Пальцы женщины обвили его горло, как стальные змеи, впившись в плоть острыми клыками ногтей. Охранники тут же выхватили оружие, но остались стоять на месте, направляя пистолеты то на Вервольфа, то на женщину, мертвой хваткой держащую Абдуллу. Двое верзил сделали шаг вперед, но Вервольф ощерил длинные острые зубы, коротко предостерегающе зарычал, и они остановились в нерешительности. Кобот, замерший на ступенях лестницы, увидел, что в руке оборотня блеснуло лезвие большого изогнутого ножа.

Задыхающийся в безжалостной стальной хватке Абдулла увидел, как совсем рядом с его лицом приоткрылись алые губы и блеснули между ними влажные белые клыки.

— Ты забыл, кто ты, — прошипела женщина, глядя ему в глаза, и он отвернулся, не в силах выдержать ее взгляд, черный, как самая непроглядная ночь. — Я могла бы убить тебя прямо здесь и сейчас, но я дам тебе шанс, маленький, как и все у тебя, Абдулла, шанс вспомнить это и продолжать жить.

Она отпустила его горло и отступила на шаг. Он согнулся и зашелся мучительным кашлем, потирая одной рукой шею, а другой опираясь о колено.

— Новой поставки эликсира не будет, — ровным голосом произнесла женщина. — Мы приходим, когда захотим, и уходим, когда захотим. Перед нами весь мир и вечность, и перед тобой теперь тоже. Ты уже получил от нас что хотел, и у тебя столько денег, сколько не зарабатывают и несколько поколений таких, как ты. Постарайся распорядиться ими с умом. Не трать все сразу.

Она еще немного постояла перед согнувшимся, хрипло откашливающимся Абдуллой, потом повернулась и пошла к двери. Вервольф попятился за ней, не сводя взгляда с охранников и громил, которые так и остались стоять рядом с клетками.

Снова лязгнул засов, и наступила тишина.

Абдулла распрямился, подошел к валяющемуся на земле пистолету, поднял его и посмотрел на застывших в молчании людей.

— Чего смотрите?! — крикнул он охранникам и снова закашлялся. — Идите в машину, быстро, все, уходите отсюда!

Те молча убрали оружие и поспешно поднялись по лестнице. Абдулла перевел взгляд покрасневших яростных глаз на Кобота.

— Аты что встал?! Видел, что ты натворил со своей этой бабой?! Слышал, что нам сказали?! Все, не будет ничего больше, конец! Так что теперь живи здесь, спи здесь, но чтобы сделал мне это зелье, понял меня?!

Абдулла снова зашелся приступом кашля, мешая его с хриплыми ругательствами на непонятном Коботу языке, и вдруг вскинул пистолет. Кобот зажмурился. Грохот тяжелого золоченого «Desert Eagle» разорвал душный воздух подвала, и когда Даниил Ильич снова открыл глаза, то увидел, как отлетает к решетке рыжая девушка в красном платье, и на груди у нее зияет багрово-черная дыра с рваными краями. Абдулла выстрелил еще раз, и еще, и еще. Пули пятидесятого калибра били в оседающее тело, разбрызгивая кровь и вырывая куски плоти вместе с обрывками красной ткани. Звук выстрелов смешался с отчаянными криками ужаса. Последняя пуля попала в лицо, голова девушки дернулась и разломилась, рыжие волосы залила густая темная волна растекшейся крови.

Абдулла опустил пистолет и стоял, тяжело дыша.

— Все, — сказал он устало. — Даня, давай работай. Времени почти совсем нет у нас, сам понимаешь.

Он тяжело поднялся по ступеням лестницы, засунул пистолет обратно за пояс, повернулся и махнул рукой в сторону клеток:

— Эту убери, я тебе еще привезу, если нужно будет. Ты только дело сделай, ладно?

Кобот проводил Абдуллу взглядом и только сейчас заметил, что не дышит. Он расслабился, и воздух с шумом вырвался из сведенной судорогой груди. Двое молчаливых верзил по-прежнему стояли на своих местах, как будто ничего не произошло, и смотрели на Кобота.

— Что уставились? — сказал он, чувствуя, как на него наваливается страшная слабость, а вместе с ней и безразличие. — Шефа слышали? Готовьтесь, сейчас будем работать.

Он подошел к стене и снял с гвоздя один из синих застиранных халатов. Двое его молчаливых помощников скинули куртки, оставшись в одинаковых видавших виды белых грязных майках. Их плечи и руки густо покрывала синяя вязь татуировок.

— Освободите один из холодильников, — распорядился Кобот. — То, что там находится, выбросите вон в ту дыру, как всегда. Тело из клетки туда же. Потом подкатите стол. Я сейчас.

Татуированные гиганты молча натянули на могучие плечи халаты, казавшиеся на них детскими распашонками, и принялись греметь ключами, открывая замок холодильника.

Кобот медленно пошел между клетками, по очереди заглядывая в каждую из них. Земляной пол тихо шуршал у него под ногами, а вокруг слышался тихий, монотонный плач, как будто где-то вдалеке двигалась похоронная процессия.

«Проститутки, — сказал он себе. — Не монашки же, в самом деле. И не члены благотворительного общества, да».

Легче почему-то не стало.

В одной из клеток посередине железного пола сидела девушка, маленькая и худенькая, как подросток. На ней была надета белая полупрозрачная комбинация, тоненькие руки обнимали острые колени, в которые она уткнулась лицом. Кобот остановился у клетки. Девушка подняла голову и посмотрела на него большими карими глазами, в которых стояли слезы, и он понял, что именно приснится ему сегодня ночью.

Кобот обернулся. Двое его помощников только что с шумом сбросили что-то в провал в стене и теперь стояли рядом и смотрели на него.

— Сюда, — сказал Кобот.

Большой железный стол мягко покатился по земле, приводимый в движение двумя парами могучих рук. Кобот отошел чуть в сторону и смотрел, как двое огромных мужчин легко поднимают тоненькую девушку и укладывают ее на холодную металлическую поверхность, покрытую темными бурыми пятнами. Один из них туго затянул заскорузлый широкий ремень на ее запястье, и тут она закричала. Она кричала и билась, когда ей привязывали руки и ноги ремнями, кричала, когда стол катили под яркий свет включенной хирургической лампы, и продолжала кричать до тех пор, пока сильная большая рука не затолкала ей в рот искусанный резиновый кляп.

Кобот взял из железного шкафа хирургический скальпель, кое-как натянул на лицо маску и подошел к столу, последний раз заглянув в полные нечеловеческого ужаса карие глаза.

— Все будет хорошо, — пробормотал он, занося нож. — Все будет хорошо…

* * *

Весь день дождь тяжелел, наливался холодом, хмурился; потом среди мелькания серых капель стали появляться быстрые белые штрихи, как метки на старой кинопленке. Их становилось все больше и больше, пока в одно мгновение дождь не сменился густым снегопадом, как будто старая раздраженная осень, хлопнув дверью, на время вышла, впустив в город молодую зиму.

Снег падал частыми крупными хлопьями, окутывая весь мир мягкой белой тишиной и превращая город в декорацию к зимней сказке. Заснеженные деревья стояли молчаливо и торжественно, затаив дыхание и притворившись искусственными, как актеры на время притворяются принцессами и троллями. Таинственные огни ночных фонарей просвечивали сквозь частое переплетение пушистых ветвей, словно театральные софиты, и в их голубоватом, желтом, синем свете покрытые снегом ветки были похожи на новогодние елочные игрушки. Светло-серое ночное небо источало тусклое потустороннее свечение и медленно оседающие белые облака.

Застекленная деревянная дверь была приоткрыта, и в комнату втекал густой прохладный воздух, пахнущий талой водой. Небольшую квадратную террасу покрывал снег, набросивший на трехногий круглый столик и пару старых стульев белые чехлы. По проспекту вдоль набережной проезжали редкие машины, оставляющие двойные черные полосы на белом покрывале снега, но машин становилось все меньше, а снег — все гуще, так что очень скоро дорога стала нетронутым, чистым и белым пространством. За черной узкой рекой, среди деревьев парка, превратившегося под снегопадом в волшебный дремучий лес, тусклым желтым светом горел огонек. Алина смотрела на него, и в голове у нее возникали теплые уютные образы: маленькая комнатка, закипающий чайник, старый сторож, читающий в ночной тишине книгу в потрепанной обложке.