Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев

с личным письмом султану от Наполеона III относительно святоместного вопроса. К письму также прилагалось послание папы Пия IX на имя падишаха с просьбой предоставить латинскому духовенству возможность «свободно осуществлять свои права» (807, с. 76). По мнению британского посланника в Константинополе сэра Стрэтфорда Каннинга, османские визири склонялись к тому, чтобы поддержать Париж. Однако при этом исходили не из необходимости справедливого решения вопроса, а из политической целесообразности: им казалось менее опасным уступить влиянию Франции, чем допустить торжество русского влияния на православных христиан Османской империи (717, т. I, с. 328).

Вскоре в Петербурге забеспокоились относительно объективности работы комиссии в Стамбуле. В сентябре 1851 г. император Николай направил собственноручное послание султану Абдул Маджиду, в котором просил его не нарушать права османских православных райа. На аудиенции у султана российский посланник В.П. Титов заявил, что в случае нарушения статус-кво Святых мест он покинет османскую столицу со всем штатом вверенной ему миссии. На это ему было заявлено, что «рекомендация» российского монарха будет «принята во внимание», и существовавший порядок вещей (статус-кво) в Палестине не будет изменен (660, с. 16–17).

Падишах удовлетворил сначала просьбу Николая I: была распущена прежняя комиссия и сформирована новая, «более объективная», в которую, несмотря на протесты Франции, вошли исключительно османские подданные (807, с. 77–78). Она подготовила фирман в пользу православных, который был издан в начале февраля 1852 г. Заинтересованные в скорейшем окончании этого затянувшегося на два года дела Османы торжественно вручили фирман находившемуся в Константинополе Иерусалимскому патриарху Кириллу, направив в русскую миссию на Босфоре соответствующую ноту с копией фирмана и личным посланием султана Абдул Меджида Николаю I (463, л. 193—194об). Фирман квалифицировал притязания католиков как необоснованные и несправедливые. Вместе с тем католики получили ключ от пещеры Рождества, который до этого находился в руках только греков и армян29. Это было воспринято Петербургом как очередная уступка католикам, нарушавшая статус-кво Святых мест, поскольку на Арабском Востоке издревле существовал обычай, согласно которому обладание ключом символизировало законное право на здание, которое этим ключом отпиралось.

После издания фирмана османское внешнеполитическое ведомство направило французскому послу де Ла Валетту ноту за подписью рейс эфенди Али-паши (от 9 февраля 1852 г.), в которой, помимо информации о фирмане, сообщалось о решении Порты удовлетворить два притязания Парижа: разрешить католикам проводить богослужения внутри пещеры Гробницы Богородицы и передать им три ключа от дверей Вифлеемского собора Рождества Христова.

Трудно согласиться с А.П. Лебедевым, который в конце XIX века писал, что Османы, всегда подозрительно относившиеся к католикам в конфликтах за христианские святыни, «блюли интересы греков» как в XVIII, так и в XIX столетии (735, кн. 2, с. 128). В подтверждение этого утверждения профессор Лебедев приводит в своем труде высказывание В.Р. Розена о том, что в 1852 г. «Порта закрепила на все будущее время за греческим духовенством [выделено А.Л.] его права на св. места, в самой согласной с турецким законодательством форме, то есть султанским фирманом», и что «солнце по-прежнему продолжало светить над греками» (там же, кн. 2, с. 128). Эти утверждения опровергаются не только архивными материалами, но и всем последующим развитием вопроса о Святых местах Палестины, борьба за владение которыми привела к острому греко-латинскому конфликту, послужившему поводом к Крымской войне30.

Порта надеялась, что порядок вещей, закрепленный султанским фирманом 1852 г., удовлетворит заинтересованные стороны. Однако реакция Петербурга и Парижа на фирман и ноту была диаметрально противоположной. В циркуляре графа Нессельроде, направленном в российские посольства и миссии за рубежом, говорилось: «Письмо (султана императору после издания фирмана. – М.Я.) и фирман были написаны в таком духе и в таких выражениях, которые несколько отдалялись от настоящего положения дел, которое мы всегда старались сохранить; но так как эти документы Государь Император изволил найти удовлетворяющими до некоторой степени справедливую заботу Его Величества о правах и пользах Православной Веры в Иерусалиме, то, движимый миролюбием, Его Величество соизволил принять их в виде торжественного и окончательного условия» (636, кн. 1, с. 7). С другой стороны, посол де Ла Валетт расценил последний фирман как документ, идущий вразрез с договором 1740 г. и оскорбляющий достоинство Франции. Аналогичное мнение разделял и президент Франции Луи Наполеон. В нарушение Лондонской конвенции 1841 г. о проливах посол Франции де Ла Валетт прибыл в османскую столицу на военном корабле «Карл Великий». Он в категорической форме потребовал от султана внести должные изменения в февральский фирман 1852 г., либо предоставить новые льготы католикам. С этого момента спор о Святых местах перешел из религиозной плоскости в сугубо политическую. С этого времени святоместный вопрос уже стоял так: за кем сохранится преобладающее влияние на христианском Востоке, за католической Францией или же за православной Россией?

В приложенном к фирману письме российскому монарху султан частично выполнил данное Николаю I обещание сохранить статус-кво христианских святынь (463, л. 193—194об). Вместе с тем, чтобы хатт-и шериф вступил в силу, как того требовали древние традиции, нужно было направить в Иерусалим специального уполномоченного комиссара (тур. меймур/араб. мармур) для публичного оглашения фирмана в присутствии мутасаррифа, кади и членов городского совета (тур. меджлис/араб, маджлис) на его пленарном заседании, а затем зарегистрировать документ в иерусалимском суде (араб, махкамат аль-Кудс) и передать его в архивы Иерусалимской патриархии. Без соблюдения этой юридической процедуры высочайший фирман не вступал в силу и в любой момент мог быть заменен новым исходатайствованным у Порты фирманом31. Это хорошо понимали на Дворцовой площади, не без оснований беспокоясь по поводу возможных заминок с публичным оглашением султанского хатт-и шерифа в Иерусалиме. Зимний дворец в дипломатической форме выразил свое неудовольствие султанскому двору, приказав находившемуся в отпуске посланнику В.И. Титову остаться в Петербурге и не возвращаться к месту дипломатической службы. Его функции в Константинополе стал исполнять действительный статский советник миссии на Босфоре А.И. Озеров. Султан Абдул Меджид правильно понял намек «Северной Пальмиры», понизившей уровень своего дипломатического представительства при Порте. Стамбул направил в Иерусалим второго секретаря дивана Афиф-бея в качестве ма’мура (комиссара).

Вместе с тем дерзкое возвращение из отпуска посла де Ла Валетта в Стамбул вызвало в Порте и Сарае большой переполох. Перед отплытием Афиф-бея из Стамбула в многомесячную командировку, сначала в Египет, а затем в Палестину, Османы пошли на новые уступки французскому кабинету. В качестве компенсации за дарованный грекам фирман и нанесенный в результате этого Франции политическое оскорбление де Ла Валетту было тайно обещано, что комиссар Афиф-бей воздержится от оглашения высочайшего фирмана, а также то,