В тропики за животными - Эттенборо Дэвид

Канья наградила индейцев чудовищным похмельем. Ни один из них не пошевелился до полудня, а потом они еще долго с несчастным видом сидели под деревьями. Глаза их были мутны, волосы неряшливо падали на лицо.

К вечеру они покинули лагерь. Я хотел верить, что, погуляв накануне, индейцы возьмутся теперь за работу, чтобы рассчитаться с нами за мате и фарину. Но мы их больше не видели.

Глава 9. Поиск продолжается

Прошло два дня. На третий день в лагерь прибежала Куарента и, с лаем бросившись к нам, стала лизать руки. Следом за ней появился Дьябло. С непроницаемым видом, полный достоинства, он шел мягкой походкой, ведя за собой остальную свору. Собаки улеглись под деревом, а через десять минут из-за поворота выехал Комелли. Шляпа его была сдвинута на затылок, в бомбачо зияла огромная дыра. Увидев нас, он расстроено покачал головой.

— Ничего,— сказал он, спрыгивая на землю.— Я проехал на восток до самого конца монте, но ничего не нашел.

Комелли в сердцах плюнул и стал чистить лошадь.

— Вот пута,— сказал я, употребив слово, услышанное от Живодера. Произнесенное с оттенком ядовитой горечи, оно удивительно богато выражало чувство разочарования. Комелли усмехнулся, его начинающая отрастать черная борода резко оттенила белые зубы.

— Можете сами поискать,— сказал он,— да вряд ли найдете, разве что повезет. Был я тут, в этом монте, в прошлом году. И на каждом шагу встречал норы тату каррета. Ничего стоящего не попадалось, и я решил поохотиться на него. Просто хотелось посмотреть, что же это за зверь такой. Целый месяц я каждую ночь разыскивал его с собаками, но мы ни разу даже запаха его вшивого не схватили. Я подумал, пропади он пропадом, и послал его к черту. А дня через три, вечерком, еду я себе и уж забыл думать об этой дряни, как вдруг нате вам — один перебегает тропу ну прямо перед лошадью. Я спрыгнул и схватил его за хвост — плевое дело. Вот это и называется удачей. Тот тату каррета был первым и последним за всю мою жизнь.

Я, конечно, не был столь уж безрассудным оптимистом, чтобы вообразить, что Комелли вернется с живым гигантским броненосцем, притороченным к седлу. Но крохотный уголек надежды во мне все же теплился. Я надеялся, что Комелли, может быть, удастся найти нору, или след, или кусочек помета тату каррета, хоть какой-нибудь признак того, что это существо обитает в монте. Имея такую улику, мы могли бы организовать тщательный  поиск по  всей округе.  Иначе  искать  не имело смысла.

Комелли хлопнул лошадь по крупу и пустил ее пастись.

—  Не расстраивайся, амиго,— ему хотелось утешить меня,— старина каррета непредсказуем. Он может пожаловать к нам в лагерь сегодня же ночью.

Комелли отвязал от своей котомки полотняный мешок.

—  На, возьми. Может быть, это сделает тебя чуточку счастливее.

Я развязал мешок и осторожно заглянул внутрь. На дне виднелся большой пушистый шар красноватого цвета.

—  Не укусит?

Комелли со смехом покачал головой. Я запустил руку в мешок и одного за другим вытащил четырех маленьких пушистых зверюшек со сверкающими глазками, вытянутыми подвижными мордочками и длинными хвостиками с черными колечками. Это были детеныши носухи. На мгновение я забыл о гигантском броненосце — уж очень приятно было держать этих восхитительных малюток. Ничуть меня не испугавшись, они стали лазать по мне, негромко ворча, покусывая меня за уши и засовывая носы в карманы. Малыши оказались такими шустрыми, что я не мог их удержать и спустил на землю, где они тут же принялись носиться друг за другом, кувыркаться и ловить себя за хвост.

Взрослая носуха — существо отнюдь не безобидное. Она обладает неодолимым стремлением впиваться длинными клыками во все движущиеся предметы — большие и маленькие. Носухи живут семейными группами. В монте семья носух держит в страхе всех менее крупных его обитателей. Они пожирают всевозможных личинок, червей, птенцов, корешки растений — вообще все съедобное. Комелли рассказал, что его собаки наткнулись на самку с десятью детенышами и пустились за ними в погоню. Мамаша забралась на дерево, и, пока малыши поспевали за ней, Комелли успел поймать четырех детенышей. В таком возрасте они легко приручаются, и на свете найдется не много животных, более забавных, чем домашняя носуха. Я был в восторге от малышей.

Мы построили для носушек просторный загон из кольев,  переплетенных разными  ползучими  растениями, а внутрь положили большую ветку, чтобы малышам было, где лазать и развлекаться. На обед мы могли предложить им только немного вареного маниока, но носушки с воодушевлением накинулись на эту еду и громко зачавкали. Очень скоро они наелись так, что могли передвигаться лишь с трудом. Малютки устроились в углу, поскребли свои раздувшиеся животики и через несколько минут заснули.

Держать носух на одном лишь маниоке не годилось, им непременно нужна была мясная пища. Как, впрочем, и нам, а мы вот уже несколько дней сидели без мяса. Пока мы обсуждали, что же нам предпринять, само провидение пришло нам на помощь.

В Пасо-Роха галопом ворвались два десятка пеонов. Крича и улюлюкая, они гнали перед собой ревущего бычка.

—  Портиху! — воскликнул Комелли, поспешно вскакивая и хватаясь за нож.

Я всегда думал, что если когда-нибудь мне придется побывать на бойне, то я сразу же стану убежденным вегетарианцем. Но примитивное чувство голода что-то переключило в моем мозгу. Я не дрогнул, когда в пятидесяти метрах от нашего лагеря на обреченного бычка набросили лассо, и ни разу не отвернулся, наблюдая последующую сцену забоя и разделки.

Когда все было кончено, Комелли подошел к нам, таща на плече добрую половину грудной клетки бычка. Руки у него были в крови по самые локти. Через несколько минут огромный аппетитный кусок с шипением запекался на огне. Не прошло и часа с момента появления бычка, как от него остались лишь длинные, изогнутые, как луки, ребра, которые мы обгладывали с большим аппетитом. Мясо было очень нежное, и я недоумевал, почему оно во сто крат вкуснее, чем то, которым потчевала нас Эльсита.

—  В Чако мясо готовят только двумя способами,— проговорил Сэнди с полным ртом.— Или оно сначала повисит несколько дней, или его едят сразу же после забоя, до того как наступит трупное окоченение. Разумеется, свежее мясо лучше.

Действительно, никогда в жизни я не ел такой вкусной говядины.

Пеоны, пригнавшие бычка, работали на одной из эстансий за много миль от Пасо-Роха. Они ездили по Чако в поисках отбившегося скота и каждые несколько дней забивали по бычку для собственных нужд. Очередной срок забоя по милости судьбы как раз совпал с их ночевкой в нашем лагере.

На этом пиршестве еды хватило всем, потому что даже такие титанические едоки, как пастухи, не в состоянии одолеть в один присест целого бычка. Живодер грыз огромный мосол, Патрон и Вскрыватель Бутылок уминали боковые части. Собаки жрали потроха, носушки затеяли драчку из-за сочных кусочков грудинки, а черные стервятники, слетевшиеся к месту действия, устроились на деревьях, терпеливо ожидая своей очереди.

Вскоре на всем пространстве между нашим лагерем и домом Патрона потрескивали небольшие костры. Вокруг них по двое или по трое расположились пеоны, а над монте потянулся аромат жареного мяса.

Комелли сумел раздобыть для нас не только ребра, но и изрядный кусок передней ноги. Мы решили не съедать всю свою долю, а сделать чарки, как здесь называют высушенные на солнце длинные полоски мяса. Правильно приготовленное чарки, хотя и не отличается таким уж изысканным вкусом, зато долго остается съедобным. Не успели мы нарезать и развесить мясо, как на него шумно налетела стайка попугаев-квакеров и стала уничтожать наши запасы. Попугаи, как известно, должны питаться плодами и семенами растений, но жизнь в таком, не балующем изобилием краю, как Чако, очевидно, сделала их всеядными. И как оказалось, не их одних. Вскоре к пирующим попугаям присоединились красивые красноголовые кардиналы, крупные вьюрки с черными щеками и оранжевым клювом и пересмешники, которые удерживались на тонкой бечевке, балансируя длинным хвостом.