Генерал-адмирал - Роман Злотников

— Да?

— Вы говорили, что мечтаете увидеть меня без одежды.

— Да.

— Ну так смотрите.

Я замер и чуть хрипло произнес:

— Если я повернусь, то… вам точно придется плохо.

— Ну, это мы еще посмотрим, кому из нас придется хуже.

И я повернулся…

— Ты скоро уезжаешь? — спросила она меня спустя три часа, лежа на моей руке и пуская в потолок дым от сигареты в мундштуке.

Странно, я всегда считал, что не переношу курящих женщин, а сейчас мне все равно. Я планировал, что все закончится сексом, — это нужно было для лучшего скрепления нашего договора. Женщины же эмоциональны, и она, проводив меня, могла заново накрутить себя, воспользоваться тем, что я вроде как ей доверяю, и попытаться меня кинуть. Вряд ли у нее это получилось бы, но кто знает точно. А тогда на моих планах биржевой игры на рынках САСШ можно было бы поставить крест… Секс призван был заметно снизить вероятность такой попытки. Женщина относится к мужчине, с которым она занималась сексом, совершенно иначе, чем к любому другому. Даже если они не женаты. Ну, если она, конечно, не профессионально зарабатывает этим делом… После постели мужчина уже становиться немножечко ее. Она, чаще всего подсознательно, инстинктивно, ощущениями, тянущимися из того невообразимого далека, когда еще не было ни церкви, ни ЗАГСов, ни каких-либо ритуалов типа прыжков через костер или надевания венка на голову и семья создавалась, так сказать, по факту, воспринимает его как свою собственность, а себя как имеющую право требовать от него исполнения неких обязательств. Но при этом оставляет и за ним право рассчитывать на ее помощь и поддержку. Так что секс я планировал. Но сейчас у меня в голове не было ни планов, ни анализа случившегося. Я просто лежал и… млел. Мне было хорошо. И это было так необычно, что я просто выкинул все мысли из головы и наслаждался ощущениями, о которых уже не помнил. Ну не было еще у меня здесь ничего подобного. Да и о том, что было в покинутом мною времени, я успел позабыть…

— Через неделю, — тихо отозвался я, задумчиво теребя ее спутанные волосы и лениво размышляя над тем, как сейчас мои казаки комментируют эти три часа женских криков, раздававшихся из спальни. Впрочем, и мужского рычания за эти три часа отсюда донеслось немало. Да-а-а, никогда бы не подумал, что могу так завестись. Впрочем, женщины-то у меня не было почитай с того момента, как я сюда перенесся. Почти восемь лет. То есть нет, были какие-то, случайные… Тишком, давай-давай, только чтобы сбросить напряжение в яйцах — а потом с глаз долой. По-собачьи, короче. И всего раз пятнадцать за все эти восемь лет. В среднем получается два раза в год. Почти как в анекдоте. Когда секс лучше, но Новый год чаще. Зато сейчас оторвался. Ну да с такой-то женщиной!

— И ты не можешь задержаться?

Я качнул головой:

— Нет. Я и так уже слишком задержался. У меня дома столько всего накопилось…

— Бизнес?

— Не только. Флот — я же генерал-адмирал. Армия. Сейчас весь мир переходит на бездымный порох, а мой брат-государь повесил на меня перевооружение армии. — Я поймал себя на мысли, что как бы хвастаюсь, и довольно улыбнулся. Эк меня пробрало…

— Жаль… — тихо произнесла она, а через некоторое время спросила: — А ты еще… собираешься залезть ко мне в окно до отъезда?

— Угу, — лениво кивнул я. — Сегодня же ночью. И… устроить тебе грязную месть за все, что ты сделала со мной за эти три часа. Так что если хочешь сохранить свою честь в неприкосновенности — держи револьвер наготове. И стреляй сразу, как заметишь в окне мою тень.

— Ладно, — отозвалась она. — Тогда вечером я отпущу прислугу. Они мирные люди и могут начать нервничать, услышав выстрелы в моей спальне… То есть Лили и Якоб останутся. Здесь одиноким женщинам опасно ночевать в одиночестве. Но они такие старые, глухие и слепые… Они мне уже не раз говорили, что если в этот дом поздним вечером приедет какой-нибудь одинокий джентльмен, то они этого нипочем не заметят…

Когда я выбрался наружу, младший урядник невозмутимо доложил мне, что за ночь никаких происшествий не случилось. Все в доме и пристройках спят, и даже сторож еще не проснулся. Хотя вату с «фиром» уже со всех сняли, аккурат, как услышали, что я спускаюсь с балкона (я ушел тем же путем, что и пришел, — так, мне показалось, будет правильней и… романтичней, что ли). Но глаза его смеялись. Как и у остальных казаков.

Когда мы уже отъехали от усадьбы, я остановил коня и развернулся к отряду:

— Значит, так, урядник, всем по сто рублей, тебе на червонец больше. Но если я услышу со стороны хотя бы звук о том, что здесь произошло… — Я обвел всех выразительным взглядом. Казаки тут же посерьезнели. Наказаниями я не увлекался, но если дело доходило до моего личного разбирательства, то мало не казалось никому.

— Не извольте сумлеваться, ваш сочство, — отозвался урядник, — мы — могила!

— Вот и ладно, — кивнул я, а потом добавил: — И это, выспитесь все. Ночью вам опять работа будет…

Глава 9

— Ну что ж, господа… — Я отложил ведомости результатов стрельб последней роты, коими закончилась моя полуторанедельная инспекция Морского полка, и развернулся к полковнику Рыльскому и остальным офицерам. — На этот раз я вполне удовлетворен вашей работой. Семь лет прошли не зря. Вы добились всего того, чего я и хотел. А теперь, — я улыбнулся Рыльскому, — должен вам сказать, господин полковник, чтобы вы готовились сдавать полк.

Все удивленно воззрились на меня. Я пару мгновений понаслаждался произведенным впечатлением, а затем смилостивился и пояснил:

— А что вы думали, господа, мы лишь одним полком ограничимся? Как бы не так! Нам по такому полку на каждую из наших главных военно-морских баз надобно. И в Кронштадт, и в Севастополь, да и на Дальний Восток не помешало бы. Так что готовьтесь. Начнем разворачивать целый специальный учебный центр, командир коего будет пользоваться правами начальника над дивизией. Потому, господин полковник, вас ждут генерал-майорские погоны. А всем остальным, господа, скажу, что и ваше повышение не за горами. Ну, ежели вы меня не подведете. Чему и как учить, вы уже, я надеюсь, разобрались. Через три года я собираюсь принять рапорты от командиров полков, прибывших для несения службы на наши главные базы флота, о том, что вверенные им части полностью готовы к исполнению любых возложенных на них задач. Мне же остается только поблагодарить вас и попрощаться…

Из Трансвааля я прибыл в начале мая. И сразу же был «обрадован» сообщением о нападении японцев на племянника.[46] Правда, к моменту моего прибытия уже было ясно, что его жизнь вне опасности, так что волновался я недолго, и больше по поводу того, не было ли это неким косвенным результатом моего вмешательства. Ну плохо я знаю историю, плохо!

На следующий день после моего возвращения состоялось очередное и, как выяснилось, последнее заседание Комиссии по испытанию магазинных ружей. На этот раз представлены были три лучших образца, отобранных в прошлый раз, — Нагана, Роговцева и Мосина. Все они в прошлом году прошли расширенные испытания по программе, которую изложил мне генерал Чагин, а в этом было представлено по триста единиц каждого образца для еще более расширенных испытаний. Уже окончательных. Со времени последнего испытания все ружья претерпели изменения. И не только они. Патрон тоже весьма изменился. Пуля у него уже была остроконечной, как я и помнил, а гильза не имела закраины. Причем мое влияние на эти изменения было не таким уж и большим. Я ничего никому не приказывал и даже не советовал, а просто выразил удивление — почему, мол, снаряды пушек, кои летят со скоростью куда меньшей, чем пули, уже делают остроконечными, ибо считается, что такая форма лучше подходит для скоростей полета выше скорости звука, а в предложенном патроне используется пуля с округлой головной частью. И поинтересовался, проводил ли кто сравнительные испытания.

Испытания провели, когда я уже был в Трансваале, и пришли к выводу, что его высочество прав и пули с остроконечной головной частью выгоднее во всех отношениях. Так что полковник Роговцев переделал патрон наново, заодно поменяв и гильзу по «немецкому» образцу. То есть по образцу патрона к немецкой комиссионной винтовке образца 1888 года. А потом долго готовился убеждать меня, что таковой патрон, хоть и обходится несколько дороже и требует более жестких допусков при изготовлении, куда выгоднее во многих других отношениях. Но я, выслушав его проникновенную речь и возражения оппонентов, которые в основном свелись к двум вышеозвученным причинам, сразу же принял сторону полковника, заявив, что удорожание не столь существенно, а возражения насчет того, что его производство требует более высокого технического уровня, чем тот, каким обладают нынче наши патронные заводы, считаю скорее благом, чем недостатком, ибо культуру производства и технический уровень надобно повышать. Потому как если мы этого делать не будем, то можем снова скатиться к петровским фузеям. Так что все, что способствует этому, я считаю нужным поощрять.