Тайна моего двойника - Татьяна Гармаш-Роффе

Она посмотрела на меня удивленно.

– Вы не хотите сесть? Нам так было бы удобнее разговаривать, не правда ли? – мягко сказала она.

– Вы не находите, что мы с вами похожи? – спросила я, глядя на нее в упор.

– Да, есть некоторое сходство. Я сразу обратила внимание…

Она мне дружески улыбнулась.

– Вы еще не знаете, какое сходство! Я ведь тоже блондинка, это я просто покрасилась!

– Правда? – с фальшивой любезностью произнесла она.

Она ничего не поняла.

Она подумала, что я привираю насчет блондинки.

Она наверняка решила, что мне просто льстит сходство с известным человеком, то есть – с ней. Как будто я принадлежу к числу тех истеричных идиоток, которые собирают автографы у звезд и подражают своим кумирам!

– Присаживайтесь же! – настойчиво произнесла Зазорина. Ее насторожило мое поведение, но она старалась не подавать вида. – Какое у вас ко мне дело?

Я не села.

И не ответила.

В лице у Зазориной мелькнуло раздраженное удивление, но тут же исчезло. Эта женщина владела собой. Правильно, в политике другие не выживают.

– Вы предпочитаете стоять? – снова улыбнулась мне депутатка, однако улыбка была натянутой. Она почувствовала что-то, но еще не поняла, что именно…

Ну ничего, сейчас поймет.

Я приблизилась к ее столу и оперлась на него руками. Лицо ее было прямо передо мной.

– Мне двадцать один год, – отчеканила я. – Когда я родилась, в мае семьдесят четвертого года, вам тоже был двадцать один год.

Зазорина вскинула брови. Точно таким же образом, как это делали мы с Шерил: одна выше другой.

– Сейчас вам сорок два. У вас семья. Два сына, кажется.

– Я не понимаю, какое это имеет значение?

Она говорила все так же вежливо, но голос ее утратил доброжелательность, стал холоден. Видя, что я не собираюсь отвечать, она добавила, на этот раз уже откровенно ледяным тоном:

– Вы пришли ко мне по делу или чтобы мою семью обсуждать? В таком случае я попрошу вас покинуть мой кабинет!

Зазорина поднялась со своего места, давая мне понять, что аудиенция окончена. Рука ее потянулась к селектору.

– Да, – сказала я веско, – я пришла к вам, чтобы обсудить вашу семью. Только не эту, в которой у вас два сына. А другую. В которой у вас были две дочки.

Рука застыла на весу. Медленно опустилась. Кажется, она начала понимать.

Краска медленно покидала ее лицо.

– Откуда вы…

Она не договорила. Белая, как бумага, она смотрела на меня во все глаза.

Я не отвела взгляд. Я сказала непринужденно, с улыбочкой:

– Теперь вы понимаете, почему мы с вами похожи.

Зазорина оперлась на стол. Мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок.

Склонившись к селектору, она произнесла с трудом: «Зоя, ко мне никого не пускать и звонки не переводить. Меня нет».

Подняв на меня взгляд, в котором было столько боли, что я даже удивилась, она тут же отвела глаза.

Тяжело села, как-то боком. Все еще не глядя на меня, кивнула:

– Сядь, наконец.

Я села.

Она заставила себя посмотреть мне в глаза, и было видно, что это усилие далось ей нелегко.

– Как… – Голос ее не слушался, и она зашлась в кашле, покраснев. Достала платок, промокнула губы и нос.

– Как ты меня нашла? – выговорила она наконец.

– А вы думали – не сумею?

Молчание.

Я тоже молчала, мне-то что. Я не тороплюсь.

– Как тебя зовут? – спросила она тихо.

– А вы не знаете?

– Нет.

– Вам что, не доложили? Или вы не захотели узнать наши имена? Вам так было проще?

– Нет… Я… – Она снова отвела глаза и уставилась на свои холеные руки с тщательно сделанным маникюром, сложенные на столе. – Я просто… Сейчас предвыборная кампания, времени мало… У меня руки не доходят до всего, по двадцать человек в день приходится принимать… Мне так и не удалось…

– Не удалось? Нет, вы не хотели! Нашими поисками занимались для вас ваши подручные – что вам стоило поинтересоваться у них? Но нет, куда там! Зачем?! А вдруг что-нибудь вроде совести проснется – некомфортно как!

Зазорина молчала, глядя на меня какими-то потухшими глазами. Я ждала.

– Я совсем не так представляла нашу встречу… – тихо произнесла она.

– А как? Вы предпочитали две урночки с пеплом?

Зазорина удивленно раскрыла свои голубые глаза. Красиво, ничего не скажешь. И вид такой невинный придает… Я тоже так умею.

– Ты о чем говоришь?!

– А вы не знаете, да? – Я с удобством расположилась в кресле, непринужденно закинув ногу на ногу.

Некоторое время она крутила остро отточенный карандаш между пальцев, не отвечая, глядя в стол.

Я болтала ногой.

Наконец, собравшись с духом, она подняла глаза, придала им внушительное выражение и сказала строго – как положено депутатке, президентше и что там еще:

– Мы говорим намеками. И я боюсь, что я неправильно тебя… Мне представляется, что я неправильно вас поняла с самого начала. Давайте внесем ясность!

– Ага, вперед ногами.

– Что?

– Ничего. Это мне просто представилось, как ясность вносят вперед ногами в ваш кабинет. В гробу и в белых тапочках.

– Вы… Послушайте, я вас прошу воздерживаться от подобного юмора! Это уже… Ваше поведение выходит за все рамки! – Голос уверенно взлетел вверх, она выпрямилась за столом. – Прежде всего, кто вы такая?!

Светлана Ивановна, кажется, решила, что ей все примерещилось, как дурной сон. И показалось ей, что вот сейчас, при помощи начальственного голоса и важной осанки, она сумеет разогнать наваждение в моем виде.

– Меня зовут, – я вскочила с кресла, заложила руки за спину и, выпятив по-детски живот, запищала дурашливым ребячьим голоском, – меня зовут Оля Самарина, я живу в городе Москве, столице нашей Родины, я очень люблю дедушку Ленина и Дедушку Мороза и стараюсь быть хорошей девочкой, потому что дедушка Ленин так бесплатно завещал, а Дедушка Мороз за это подарки дарит, а вот мама моя мне подарков не дарит, она меня ни капельки не любит, она от меня избавилась при рождении, но я нечаянно обратно нашлась, и она в наказание послала киллера, чтобы он убил меня за плохое поведение…

Зазорина схватилась за голову.

– Перестаньте! – закричала она. – Немедленно перестаньте паясничать!

– Почему? – сделала я невинные глаза, точно такие же, как она пятью минутами раньше. – Вам не нравится? – похлопала я ресницами… – А мне, представьте, не нравится, когда меня хотят убить. Только вы мое мнение не спрашивали…

Зазорина все не разжимала рук, пряча за ними лицо.

Я добавила, чеканя каждое слово:

– И не думайте, что вам удастся от меня избавиться! На этот раз – нет. Я приняла меры! Вся журналистская братия города Москвы только и ждет развязки этой трагикомедии! – Я вскочила с кресла и последние слова уже просто выкрикивала ей в лицо, все еще прикрытое руками. – И если хоть волосок упадет с моей головы или с головы Шерил – вы услышите такой хор, что жизнь малиной не покажется! Вы будете бежать и не находить места, чтобы спрятаться! Хотя никто не будет за вами гнаться, чтобы вас убить! Самое смертельное оружие, которое вам грозит, – это журналистский микрофон! Но это оружие для вас пострашнее пистолета! Пострашнее бомбы и отравленных конфет! – орала я. – От вас даже мокрого места не останется! Вы даже собственным сыновьям в глаза смотреть не сможете!!!

Я выдохлась.

Наступила звенящая тишина.

Еще несколько мгновений этого тихого звона – и я сойду с ума.

Зазорина отвела руки. Вид у нее был жалкий, измученный. Тщательно уложенные волосы растрепались под руками и теперь висели беспорядочными прядями перед потемневшими глазами.

– Сядь, – сказала она хриплым, сорванным голосом, будто это ее связки изнемогли от отчаянного крика, а не мои. – И не кричи так, тебя за дверью слышно.

– А нехай слышно. Мне-то бояться нечего.

– Помолчи, пожалуйста!!! Ты можешь вести себя по-человечески?!

– А вы? Вы себя по-человечески?..

– Закрой рот, – вдруг прикрикнула она. – И слушай.

Я затихла.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Светлана Ивановна, все в порядке? – произнес голос за дверью.

– Да, да, Зоя, я же сказала, меня не беспокоить!

Зазорина посмотрела мне в глаза:

– Ответь мне вразумительно: ты – моя дочь? Или скажем так: ты считаешь, что ты – моя дочь?

– А что, до сих пор не понятно?

– Да или нет?

– Да.

– Какие у тебя есть для этого основания?

– А какие основания у вас есть? Уж наверное, имеются, раз вы решили…

– У меня – пока никаких. Сходство – не доказательство.

– Ага, поэтому без всяких оснований вы решили нас с Шерил убрать? Или мы грехи не вашей молодости? Или не вам мешает сам факт нашего существования?

– Я никого не собиралась «убирать». Я не понимаю, о чем ты!.. Пожалуйста, перестань ерничать! Объясни, почему ты говоришь, что я хотела убрать вас с Шерил? И кто это – Шерил?