Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

в один прекрасный день он сказал нам: “Знаете что, товарищи, я пишу роман, и если вы не возражаете, прочту несколько страничек”. И он прочитал нам несколько отрывков очень хорошо написанного, живого, яркого произведения, которое потом постепенно превратилось в роман “Белая гвардия”».

А когда деньги заканчивались, снаряжали отряд в ближайшее казино. И этот отряд постоянно выигрывал, после чего возвращался в булгаковский дом, но уже с вожделенными приобретениями. Тот же Катаев вспоминал: «Не делая второй ставки и схватив свои шесть рублей, мы тут же бежали по вьюжной Тверской к Елисееву и покупали ветчину, колбасу, сардинки, свежие батоны и сыр чеддер – непременно чеддер! – который особенно любил синеглазый и умел выбирать, вынюхивая его своим лисьим носом, ну и, конечно, бутылки две настоящего заграничного портвейна».

* * *

Уже упоминавшийся поэт Алексей Алексеевич Дидуров на протяжении долгого времени руководил так называемым рок-кабаре «Кардиограмма». Естественно, многие из участников этого начинания бывали у него в гостях. Артемий Троицкий писал: «С начал 80-х на личной жилплощади Дидурова в коммуналке в Столешниковом переулке возник литературно-музыкальный салон – фактически единственное место в Москве, где регулярно встречались творческие неформалы разных направлений и разных поколений, от Е. Рейна и Ю. Ряшенцева до Б. Гребенщикова и В. Цоя. Именно этот еженедельный квартирный фестиваль трансформировался в рок-кабаре».

Но коммунальное окружение Алексея Алексеевича было таким, что вряд ли могло по достоинству оценить свое счастье.

* * *

Вообще, прием гостей в поздних советских коммуналках проходил гораздо проще. Возможно, потому, что сами коммуналки были уже как бы недокоммуналками, лишенные и старших по квартире, и других признаков первых лет и даже десятилетий советской власти. Литератор и морской биолог Тина Хеллвиг вспоминала:

«В какой-то день после лекций мы пешочком отправились от университета, через Дворцовый мост на Невский проспект, потом свернули на боковую улочку и дворами вышли к Машиному дому. Двор-колодец, окна смотрят друг на друга, солнце в этот дворик, вероятно, не заглядывает никогда. Вошли в подъезд, крутая узкая лестница, надо чапать на последний шестой этаж, лифта нет. Для нас, молодых девчонок, это было не проблемой. Звоним, дверь открывает Маша, знакомимся, она нас приглашает пройти в ее апартаменты.

Огромная коммуналка с длинным коридором, почему-то пока мы шли, мне вспомнились слова из песни В. Высоцкого: “…система коридорная, на 38 комнаток всего одна уборная”. Маша распахнула дверь своей комнаты и пригласила войти. Как оказалось, Маша жила одна в двух смежных комнатах общей площадью метров 80! Дальняя была ее жилой зоной, а проходную она превратила в некий светский салон. Там стоял старый рояль, какие-то козеточки и диванчики дореволюционного происхождения. На столе, покрытом плюшевой скатертью, стояли старинные канделябры со свечами. В книжных шкафах было много книг, в том числе и старинных с золотыми обрезами. Маша пояснила, что все это старинное великолепие перешло от ее деда к отцу, а потом к ней.

К комнате было человек восемь-десять гостей, Маша представила нас всем, потом сказала, кто есть кто. Я не запомнила всех, но сразу обратила внимание на два обстоятельства. Люди в этой компании чувствовали себя легко и свободно, вероятно, они часто проводят время вместе. И еще одно: мое внимание привлек мужчина: светлые волосы спадали тяжелыми прядями на плечи, аккуратная бородка обрамляла лицо, а глаза были ярко-голубого цвета, как наши северные озера в летний день…

Однако вернемся к гостям. Кто-то сел за рояль и стал наигрывать какую-то мелодию, остальные, разделившись на группки по два-три человека, живо что-то обсуждали… Мы с Софией тихонько сидели на диванчике и наблюдали за гостями и слушали музыку. Подошла Маша и сказала, что хочет познакомить нас с интересным художником, коим оказался тот симпатичный мужчина. Звали его Юрий, родом он был из Прибалтики. Я спросила, какие сюжеты картин ему ближе всего. Он ответил, что он маренист. Его привлекает море в любое время года и суток, он может бесконечно любоваться игрой света в воде, изменчивостью волн во время шторма… Он говорил долго и красиво, а я смотрела в его бездонные голубые глаза и почувствовала, что я уже в них утонула…

Юрий, видя нашу заинтересованность его творчеством, пригласил нас втроем посетить его мастерскую, он извинился, что не может пригласить всю компанию, поскольку мастерская очень маленькая. Пара часов пробежала незаметно, пора было покидать гостеприимный дом. Мы договорились, что Юрий сообщит Маше, когда нам лучше прийти».

Просто какой-то салон Анны Павловны Шерер в простой питерской коммуналке.

Кстати, чем дальше, тем чаще коммунальная квартира выполняла роль богемного пристанища. Художники, фотографы, ваятели либо получали эти недометры по наследству, либо выкупали их за свои пусть и скудные, но гонорары – и за сущие копейки жили с видом на Москву-реку, древний монастырь или даже Кремль. И это тоже явственно указывало на закат коммунальной эпохи.

А некоторые деятели искусств настолько дружили со своими соседками, что использовали их – к дичайшей радости самих соседок – в качестве моделей, в том числе и ню.

* * *

Вообще, с парадоксальной ситуацией с гостями в поздних коммуналках я столкнулся на собственном опыте. Как уже упоминалось, на протяжении некоторого времени я жил у станции метро «Аэропорт» и делил трехкомнатную квартиру с неким семейством – муж, жена и маленькая дочь. К ним тоже иногда захаживали гости, но, как правило, в обычном обывательском формате – в воскресенье днем. Сначала все обедали, потом шли гулять, возвращались, полдничали (у них это так и называлось – полдник), потом все семейство провожало гостей до метро, возвращалось и дружно готовилось к новой рабочей неделе.

Я на работу не ходил, у меня гости были постоянно, и притом самые разные. Я уже писал о том, как один из приятелей перепутал комнату и уложился спать к соседке. Зато на следующий день могла явиться, так же позвонив один лишь раз, пожилая и благообразная супружеская пара. Соседи по привычке начинали ругаться – дескать, к Митрофанову два звонка. Те в ответ приветливо улыбались, и соседи с удивлением обнаруживали, что пара может говорить лишь по-английски. Мог зайти священник в рясе – в 1990-е годы это еще воспринималось как экзотика. И снова – бесшабашная и хулиганская компания. В какой-то момент оказывалось, что священник в рясе – тоже полноправный член этой компании. На следующий день приходил, например, человек, которого они ежедневно смотрят по телевизору. Да и меня одно время каждый день показывали по телевизору.

Святые люди – ко мне ни разу не