Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кулачное искусство есть в своей основе превращение Единой Энергии (и ци). Сущность его столь обширна, что не имеет ничего вовне себя, и столь утончённа, что не имеет ничего внутри себя. Она простирается за пределы мироздания и пребывает в глубине нас самих. Не восприняв сердцем то, что передаётся изустно, трудно её постичь».
В суждении Ли Цзымина хорошо видны основные измерения рассеянного тела хаотического всеединства: сначала самоизменчивое Единое, затем несчислимо малая дистанция, не-различение предельно большого и предельно малого, далее вечноотсутствующая преемственность внутреннего и внешнего, предельной конкретности переживания и вечности свершения времён и, наконец, сопряжение потока речи и внутренней определённости смысла. Акцент на устном обучении указывает на первостепенное значение интимного восприятия Хаоса в телесном опыте и посредством него. А текучий и аффективный характер устной речи воспроизводит самообновляющуюся и исключительно конкретную природу самого Хаоса. «Одна нить» бытия может переживаться только как череда моментов существования, пульсация жизни, отмеченная печатью одной и той же индивидуальности. К Хаосу можно только вернуться, и он сам возобновляет своё (отсутствующее) присутствие в мире с каждым новым событием внутреннего превращения.
Традиционное китайское искусство и, более того, глубоко укоренившиеся, ставшие почти инстинктом эстетические вкусы и привычки китайцев каждым своим проявлением, каждой чёрточкой свидетельствуют о присутствии этой хаотической праосновы опыта — неуловимой и всё же вездесущей. Благодаря этому присутствию законом художественной формы в Китае является его само-потеря, рассеивание в пространственно-временном континууме, выдвигающее на первый план актуальное переживание, его уникальную качественную определённость. Взаимопроникновение мгновения и вечности — главный мотив эстетического идеала китайцев[152]. Оттого же само искусство воспринималось китайцами как продолжение жизни в её возвышенных, интенсивно проживаемых и в своём роде случайных моментах — разительный контраст с мировоззрением соседей Китая японцев, для которых сама жизнь является продолжением искусства. Источник такого различия разглядеть нетрудно: японцы, как и европейцы, сначала «выводят» понятия, а затем проецируют их на действительность, тогда как китайцы неизменно руководствуются непосредственной конкретностью жизненного опыта.
Трактат по искусству устроения садов (XVII век) открывается изречением: «В деле создания садов не существует правил». Китайские мастера боевых искусств любят поминать поговорку: «В кулачном искусстве, по сути, нет правил». И это относится, в сущности, ко всем видам художественно-духовной практики в Китае. Ибо неопределённость есть непременное условие творчества и, между прочим, эффективности стратегии. Напротив: всё устоявшееся, проявившееся, застывшее никогда не принесёт успеха. Кроме того, неопределённость заставляет с особенной ясностью ощутить силу интимной, «сердечной» коммуникации между людьми. Японцы даже сознательно культивируют неопределённость в отношениях, в том числе и средствами языка, церемонно-вежливые формы которого кажутся европейцам чересчур невнятными и двусмысленными. Китайцы неопределённость не культивируют. Они просто дают ей быть.
Итак, Хаос не есть какая-то отвлечённая и мистическая величина, пригодная только для метафизических построений. Он есть реальность всецело жизненная и практическая. Как фактор неопределённости он подспудно и даже явно определяет, например, характер китайской стратегии. Как сказано в военном каноне «Сунь-цзы», «порядок проистекает из беспорядка». Это высказывание следует понимать в двух смыслах: во-первых, как будто бы беспорядочное, непредсказуемое применение «регулярных» и «нерегулярных» боевых манёвров лишает противника способности правильно оценивать соотношение сил и перспективы развития ситуации; во-вторых, любая видимая форма войны хранит в себе хаотическое разнообразие деталей обстановки и потенциала её развития. В этом смысле «чувство Хаоса», которое есть одновременно способность к сообщительности и, следовательно, чувствованию импульсов действий противника, является главным залогом победы.
Иллюстрацией образа действий, заданного Хаосом, служит и известная нам «тактика Чаншаньской змеи»: корпорация как бы отсутствует, «теряет себя» в точке нападения извне, но, обладая неким скрытым, неформальным единством, всегда способна нанести удар с противоположной стороны. Это правило, надо сказать, составляет закон существования столь популярных в мире китайского бизнеса корпораций сетевого типа, единство которых удостоверяется отсутствием формальной консолидации. Это качество сетевых общностей идеально соответствует даосской концепции управления, предполагающей забвение или, точнее, постоянное взаимное забывание своей идентичности и правителем, и народом. Речь идёт, подчеркнём, именно о совмещении двух режимов существования или, как мы выяснили выше, двух видов знания — инструментального и бытийственного. О таком совмещении свидетельствует изречение из средневекового даосского трактата «Гуань Инь-цзы»:
«В том, что мудрый говорит, думает и делает, он не отличается от обыкновенных людей. А в том, что мудрый не говорит, не думает и не делает, он отличается от обыкновенных людей».
Итак, Хаос охватывает и проницает весь жизненный уклад китайцев, так что его значимость определяется как раз тем, что он остаётся недоступным для любого взгляда, любой формы умо-зрения. Из этого вовсе не следует, что Хаос отодвинут в какую-то недоступную даль смутных мечтаний и умственных абстракций. Как раз наоборот: он присутствует в самой гуще китайского быта и порой в самом что ни на есть конкретном и осязаемом виде. К примеру, «хаосом» именуются в Южном Китае особые суповые пельмени, которые принято есть на Новый год — начало и конец годового цикла. Помимо же этого курьёзного случая Хаос заявляет о себе в самых фундаментальных чертах китайского поведения и мышления: нелюбви к теоретизированию и стремлении воспользоваться благоприятным случаем, в глубоко укоренённой, почти слитой с инстинктом потребности в личном совершенствовании и стремлении — одновременно естественном и культивированном — жить сообщительностью с другими, что как раз и предполагает способность «забывать себя и мир».
Подтверждения сказанному можно найти уже в простейших социологических показателях. Отчего, например, в книге «Мудрость азиатского бизнеса», одной из немногих появившихся на Западе книг об азиатских предпринимателях, в разделе «Философия менеджмента» из семи представленных там лиц нет ни одного китайца, зато в разделе «Менеджмент в трудные времена» все четыре показательных по этой части бизнесмена — китайцы? Не напрашивается ли здесь вывод о том, что китайцы, вообще говоря, — не любители отвлечённого философствования, зато сполна проявляют свои достоинства именно в периоды кризиса, требующие одновременно осторожности и новаторского подхода к делу?
Вот конкретный пример: тайваньская компания Acer Group, один из крупнейших в мире производителей портативных компьютеров. Главный принцип её стратегии — сочетание глобального стандарта качества с максимально широкой автономией её местных филиалов (руководство компании берёт за образец мировые сети ресторанов быстрого питания вроде Макдоналдса). Основные части компьютеров — материнские платы, экраны на жидких кристаллах и проч. — производятся на головных предприятиях компании на Тайване, тогда как менее важные детали изготавливаются на местах. Продукция классифицируется по степени её подверженности порче. Отдельные звенья производственной цепи связаны напрямую отношениями «заказчика» и «поставщика», причём одно и то же предприятие может выступить в обеих ролях. Цель руководства компании — создание «глобальной федерации компаний». К владению акциями предприятий компаний активно привлекается местный капитал, всеми способами поощряется инициатива низовых уровней работников и децентрализация управления. Ставка делается на то, что успех каждого регионального представителя этой «федерации» будет работать на её глобальный бренд»[153].
Ещё один пример: стиль менеджмента гонконгского предпринимателя Чжун Волна, совладельца известной службы экспресс-почты DHL Чжун называет себя последователем даосизма и в своей компании стремится свести администрирование к минимуму. Главным принципом управления для него является децентрализация: принятие решений доверено служащим местных отделений компании. Второй принцип, тесно соотносящийся с первым, — стратегическое планирование на всех уровнях менеджмента. Третьей важной особенностью делового стиля своей компании Чжун считает поддержание в ней «семейной атмосферы». Менеджер, заявляет Чжун, должен превратить свою жизнь в «процесс умственного и эмоционального перепроектирования», с тем чтобы жить счастливее и плодотворнее[154].
- Китай: версия 2.0. Разрушение легенды - Виктор Ульяненко - Культурология
- Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз - Алексей Маслов - Культурология
- Медиакоммуникации высшей школы - Анна Николаевна Гуреева - Детская образовательная литература / Культурология
- Необычайно восхитительно: архитектура и власть в Китае - Джулия Ловелл - Культурология
- Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов - Путешествия и география / Культурология / Религиоведение
- Социальные коммуникации - Тамара Адамьянц - Культурология
- О новом. Опыт экономики культуры - Борис Гройс - Культурология
- Образование и воспитание в исламе - Муртаза Мутаххари - Культурология
- О буддизме и буддистах. Статьи разных лет. 1969–2011 - Наталия Жуковская - Культурология
- Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда - Александр Никонов - Культурология