Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник) - Дмитрий Вересов

И тут Франик изрек с видом пророка:

– Не переживай, папа. Если ты так не хочешь ехать, то что-нибудь обязательно случится, и ты вернешься раньше.

– Ох, Франц, вот только неожиданных происшествий мне и не хватало, – грустно улыбнулся Михаил Александрович.

– Год и даже больше… – потерла пальцами среднюю линию лба Аврора. – Год и больше. А семья остается, как я понимаю, в заложниках. Чтобы ты не вздумал объявить себя политическим эмигрантом и не выдал бедуинам страшных секретов отечественного мостостроения.

– Это же всем известно, Аврорушка, – жалобно кивнул Михаил Александрович, взяв жену за руку, – и ты ведь все понимаешь: от таких предложений не отказываются. Я не обольщаюсь на свой счет, я понимаю, что меня выбрали не потому, что я хороший специалист, а так уж случилось. Так случилось, что в течение ряда лет я исправлял, вернее, переделывал наново несносно переведенные технические статьи для зама по зарубежным связям и наплевал на то, что переводы при публикациях подписывались его фамилией, а не моей. Я правда наплевал. Мне правда было все равно, я занимался проектированием, руководил инженерными разработками, а это гораздо интереснее. А зам наш зарубежный, Ульянов Карл Марленович, решил, вероятно, что я не возникаю лишь потому, что подлизываюсь в ожидании шубы с барского плеча (ну, все же за границу хотят!). Вот он и облагодетельствовал. И будь уверена: когда выпадет командировка, больше похожая на экскурсионный тур, чем на работу, Ульянов Карл Марленович поедет сам.

К моменту окончания короткого монолога Михаила Александровича в гостиную, почувствовав, что происходит нечто эпохальное, заглянули и старшие братья.

– Папа едет в Африку, – сообщил новоприбывшим Франик.

– Сразу говорите, кому что привезти, – вздохнул Михаил Александрович.

– Самого себя, – сказала Аврора и, чтобы не расстраивать мужа, добавила: – Можно бы еще веер из страусовых перьев, если таможня пропустит.

– Самолично поймаю и ощиплю страуса, – пообещал Михаил Александрович, – если они там еще водятся.

– Ритуальный барабан, – заявил о своем желании Вадим, – можно самый маленький.

Олег промолчал, глядя на отца, а практичный Франик сказал:

– Ты мне, папа, лучше прямо сейчас кактус подари. А то мало ли… Может, тебе и не до подарков будет.

* * *

Тренировки у Франика были через день, и Олег добросовестно и не без удовольствия сопровождал брата в секцию, а потом по рано выпавшему в этом году снегу вел его домой, презрев короткий отрезок трамвайного маршрута. Им обоим нравились эти поздние прогулки сквозь подмороженный вечерний свет, они с хрустом дружно топтали молодой ледок над обмелевшими лужами, они ради крошечных, с шарик пинг-понга, снежков соскребали варежками с асфальта тонкий снежный слой, с рассветом растекающийся слякотью, высыхающий днем, а к ночи, не иначе как специально для них двоих, обязательно обновляемый. И у обоих в эту пору было два любимых запаха: запах снежной ночной свежести и пыльный, потный запах спортзала.

Франик тренировался упорно и самозабвенно. Он предпочитал чистую акробатику на ковре упражнениям на снарядах. На ковре он двигался так же естественно, как и ходил по улице. Это была прогулка юной ласточки, танец мотылька – полет, казалось, не требующий ни мышечного напряжения, ни работы вестибулярного аппарата, ни холодной спортивной отрешенности, сосредоточенности на результате, ради которого, собственно, и весь сыр-бор – тренировки, тренировки и тренировки.

Еще с доармейских времен Олег был немного знаком с Юдиным, тренером Франика, действительно, длинным и из-за серьезной давней травмы негибким. Юдин разрешал Олегу присутствовать на тренировках и, памятуя о его спортивных достижениях, даже просил иногда провести вместо него разминку с мальчишками. Олегу неожиданно понравилось это занятие, и он задорно командовал, а бывало, и присоединялся к тренирующейся юной компании, с удовольствием двигался, прыгал, бегал, отжимался и кувыркался. Забавлялся, как он объяснял это сам себе.

Юдин, наблюдавший за Олегом, как-то спросил:

– А как же бокс, а, Олег? Что бы тебе не вернуться? Вполне еще молодой, гибкий, прыгучий. Да и посильнее стал за эти годы.

Олег пожал плечами и не ответил. Его бывший тренер, к которому он привык, притерся, притерпелся, которого ненавидел временами вполне умеренно, без желания смертельно нокаутировать и таким образом решить проблему их взаимоотношений раз и навсегда, его тренер, сделавший из Олега чемпиона города, перебрался в Москву. А начинать все сначала, выстраивать изматывающие своей противоречивостью отношения, которые, по его мнению, неизбежно возникают между тренером и спортсменом, Олегу не хотелось, не хотелось пускать незнакомца на суверенную территорию своих интересов и пристрастий.

Подслушавший Франик наморщил нос: Олежка, по крайней мере, не ответил Коню отрицательно, значит, есть надежда, что все устроится. Здоровый авантюризм Франика не позволял ему откладывать дело в долгий ящик, и в тот же вечер после тренировки он потащил Олега к боксерам, куда давно уже втихаря торил дорожку: приходил, смотрел, пихал кулачком в плотный коричневый бок шнурованную грушу, знакомился с мальчишками, узнавал правила во всех подробностях, в уме зарисовывал характерные движения, прикидывал на себя особую боксерскую пластику, украдкой проводил пальцем по холодному солнышку гонга, в общем, приживался.

– Олежка, ну давай заглянем, – теребил Олега Франик. – Интересно же!

– Франик, ты меня к чему склоняешь? – хмуро спрашивал прозорливый Олег. – А мама? Добьешься того, что она сама возьмется тебя на тренировки водить.

– А откуда она узнает? – широко раскрывал котеночьи глазенки Франик. – Ну от кого она, спрашивается, узнает, что я тоже тренируюсь? Не от тебя же! Ты же, Олежка, тайны умеешь хранить лучше всех.

– С чего ты взял про тайны? – проворчал Олег. – Ты мне до сих пор никаких своих тайн не доверял. И почему ты думаешь, что я ничего маме не скажу? А, между прочим, кто тут сейчас говорил про тренировки? По-моему, мы только посмотреть намеревались?

– Ну, посмотреть, записаться… Меня уже по возрасту вполне могут принять. Только они там не верят, что мне уже скоро двенадцать. Олежка, ну что тебе стоит подтвердить, а?

– Франц, – засмеялся Олег, – знаешь, тебе прямая дорожка не в бокс, а в дипломатический корпус. Ты мастер варить суп из топора. Ты хитрый лис и пройдоха. К тому же со способностями к языкам.

– Да ну, – порозовел польщенный Франик, – не к языкам, а только к русскому и немецкому, если без всяких там правил, если только говорить, а не писать или читать. Просто мы с мамой разговариваем каждый день.

– По-русски и по-немецки? Ладно, пойдем, – внезапно решился Олег, и Франика с его подачи записали в секцию, в наилегчайший «мушиный» вес.

Азарт, охвативший Олега при виде юных боксеров, подвижных и тугих, как мячики, был знакомым, но забытым ощущением, ностальгическим и весьма приятным. Олег понял, что нужно возвращаться в спорт. Пока. А там видно будет. Он начал тренироваться, а по рекомендации Юдина и благодаря тому, что Олега еще не совсем забыли в секции, его официально оформили тренером щенячьей – самой младшей – группы боксеров и стали платить небольшое жалованье. Это было лучше, чем ничего.

Теперь, когда вопрос самоопределения был худо-бедно решен, со всей остротой встала еще одна немаловажная для молодого мужчины проблема: Олег почувствовал острую необходимость обзавестись подругой. Не просто девушкой для удовлетворения известных потребностей, а дамой сердца, если угодно, близким существом, достойным уважения.

Олег, наверное, много себе напридумывал. Дело в том, что он еще не успел познать плотской любви. Сначала был спорт, изнурительные тренировки. Он приходил домой и проваливался в глубокий сон без соблазнительных сновидений. Потом армейская служба в краях, где женщины не слишком доступны. И теперь он в глубине души робел и стеснялся собственной неопытности, и оправдывал свою робость потребностью в идеале, не замечая заглядывавшихся на него молоденьких девчушек-гимнасточек в спортивных костюмах, обтягивающих веселые грудки, не прикрытые лифчиком, и высоко открывающих гладкие тренированные бедра. Они все были для него на одно лицо, эти гимнасточки. Он даже по цвету костюма не мог отличить их друг от друга. У всех стянутые в пучок на макушке негустые волосы, все в неприятных на вид тряпочных тапочках на резинке, все какие-то бледно-синеватые благодаря лампам дневного света.

Олег и понятия не имел, что стал легкой добычей для определенного рода одиноких дам, которые относятся к молодому мужскому телу вполне прагматически.

Глава 2

Итак, почва была подготовлена, оставалось лишь ждать неизбежного дьявольского бесчинства, но скрепя сердце я решил все снести и глубоко затаил отчаяние.