Комический роман - Поль Скаррон

их по противоположной дороге.

Дестен нашел вполне вероятным то, что предлагал Вервиль. В это время слуга, за которыми посылал тот, вошел в комнату. Они советовались вместе что делать. Вервиль провел остаток дня запершись с Дестеном и едва расстался с ним после столь долгой разлуки, за которой, быть может, последует еще более долгая. Правда, Дестен надеялся увидел Вервиля в Бурбоне,[286] куда тот должен был ехать и куда Дестен обещал ему прибыть со своей труппой.

Наступила ночь. Дестен находился в указанном месте со слугой Вервиля; двое слуг Салданя не преминули явиться, и сам Вервиль вручил им в руки мадемуазель Этуаль. Представьте себе радость двух молодых любовников, которые любили друг друга так, как только можно любить, и усилие, какое им пришлось употребить, чтобы не разговаривать. Когда они проехали с полмили, Этуаль начала жаловаться; ее уговаривали потерпеть до местечка, до которого было две мили, где, обещали, она отдохнет. Она притворилась, что ее болезнь все усиливается. Слуга Вервиля и Дестен старались, чтобы Салданьевы слуги не нашли странным то, что они остановились так близко от места, откуда выехали.

Наконец они прибыли в местечко и просили пустить их в гостиницу; она, по счастью, была полна проезжими и любителями выпить. Мадемуазель Этуаль еще лучше представила больную при свече, чем в темноте. Она легла одетая и просила, чтобы дали ей отдохнуть хоть час, после чего, она думает, сможет опять сесть на лошадь. Салданьевы слуги, настоящие пьяницы, позволили делать слуге Вервиля все, что он захочет, потому что он получил такие полномочия от их господина, и подружились скоро с четырьмя или пятью крестьянами, такими же пьяницами, как они. Те и другие принялись пить, не думая ни о чем другом в мире. Слуга Вервиля время от времени тоже пил, чтобы показать пример, и под предлогом, что идет посмотреть, как чувствует себя больная, и поторопить с отъездом, пошел и велел ей и Дестену садиться на лошадей и показал им дорогу, какой надо ехать. Он вернулся к пьющим и сказал, что барышня спит, а это значит, что она скоро будет в состоянии сесть на лошадь. Он сказал им также, что и Дестен лег в постель, и принялся пить за здоровье обоих слуг Салданя, которому они уже много навредили. Пили через меру и так опьянели, что не могли подняться из-за стола. Их отнесли на сеновал, потому что они бы испачкали кровати, если бы их на них положили. Слуга Вервиля притворился пьяным и, проспав до дня, разбудил поспешно слуг Салданя и сказал им со страшно огорченным лицом, что их барышня бежала, что он послал за ней своего товарища и что им надо садиться на лошадей и разделиться, чтобы ее не упустить. Он целый час толковал им о том, что хотел сказать, и я думаю, что хмель у них и за неделю не прошел. А так как в эту ночь была пьяна вся гостиница, вплоть до хозяйки и служанок, то и не думали спросить, куда девались Дестен и его возлюбленная; да я думаю, что о ней не более помнили, чем если бы никогда ее не видали.

В то время, пока столько людей высыпалось от хмеля, слуга Вервиля сильно беспокоился и торопил Салданьевых слуг выезжать, а эти двое пьяниц не очень спешили. Дестен уехал уже далеко со своей дорогой мадемуазель Этуаль и страшно радовался, что опять ее нашел, и не сомневался, что слуга Вервиля поехал с Салданьевыми слугами в другую сторону. Луна светила ярко, и они ехали по большой дороге, с которой трудно было сбиться и которая привела их в деревню, куда мы их заставим приехать в следующей главе.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Злодеяние господина де ля Раппиньера

Дестену очень нетерпелось узнать своей дорогой Этуаль, каким образом она очутилась в том лесу, где ее схватил Салдань, но он еще больше боялся погони. Он: не думал более ни о чем, кроме как о том, чтобы пришпоривать лошадь, которая была не из очень хороших, и понуканиями и прутом, сломленным с дерева, погонять лошадь Этуаль, которая могла итти иноходью. Наконец двое молодых любовников успокоились и наговорили друг другу нежностей (потому что у них была причина говорить так после того, что с ними произошло; а что касается меня, я нисколько в этом не сомневаюсь, хотя обстоятельно этого знать не могу); и, после того как они облегчили свои сердца друг перед другом, Этуаль поведала Дестену о всех услугах, какие она оказала госпоже Каверн.

— И я очень боюсь, — сказала она, — как бы она с горя не заболела, потому что подобного горя я никогда не видала. Что до меняемой дорогой брат, то вы можете легко догадаться, что мне так же нужно было утешение, как и ей, когда ваш слуга привел вашу лошадь и сообщил мне, что вы нашли похитителей Анжелики, но сильно ими ранены.

— Я ранен?! — прервал Дестен. — Я даже не был в опасности и никогда не посылал вам лошади; тут есть какая-то тайна, которой я не понимаю. Я и так удивлялся, когда вы меня часто спрашивали, как я себя чувствую и не трудно ли мне столь быстро ехать.

— Вы меня и радуете и огорчаете одновременно, — сказала Этуаль; — ваши раны ужасно меня беспокоили, а то, что вы мне сказали сейчас, заставляет меня думать, что ваш слуга подкуплен вашими недругами с плохим намерением против вас.

— Он скорее подкуплен кем-нибудь, кто нам хороший друг, — ответил ей Дестен. — У меня нет врага, кроме Салданя, но это, наверно, не он подкупил моего изменника-слугу, потому что, я знаю, тот избил его, когда встретил вас.

— А откуда вы знаете это? — спросила Этуаль. — Насколько я помню, я вам об этом не говорила.

— Вы сейчас же об этом узнаете, но только скажите мне, каким образом вас выманили из Манса?

— Я не могу вам больше ничего сказать, кроме того, что уже сказала, — ответила Этуаль. — На следующий день после того, как Каверн и я приехали в Манс, ваш слуга привел мне от вас лошадь и сказал, притворившись очень огорченным, что вы ранены похитителями Анжелики и просите меня приехать к вам. Тотчас же я села на лошадь, хотя было уже поздно, переночевала в пяти милях от Манса, в месте, которое я не