Потапыч (СИ) - Cyberdawn Cyberdawn

Карий, покачав головой, и Зорга, пожав плечами, заняли места друг напротив друга по бокам поляны. Их задачей было дать сигнал о начале поединка, ну и следить, чтобы условие «сталь» никто не нарушал колдовством. Такого колдуна они с чистой совестью могли… да скорее, должны были, приняв обязанности, прикончить на месте.

Кинутая Карим монетка шмякнулась в траву и… я плюхнулся на четвереньки, хорошо что на месте. Моя пусть и обоснованная рядом моментов самоуверенность сыграла со мной злую шутку. Я правильно опасался пистолей и правильно морфировал — три-четыре пули просто расплющились о шерсть лап и лобешник. Проблема в том, что пуль этих было не три-четыре, а все сорок: эти мерзкие сволочуги пальнули по мне дуплетом, каждый блин! Насколько я понимаю — рассчитывая закончить поединок в самом начале, несмотря на трясущиеся поджилки. И духи в зачарованных пулях, на которые эти деятели рассчитывали, были мне пофиг: они просто драпали в навь от страшного меня при попадании. Но вот масса залпа, одна отдача от которых пошатывала этих стрелков фиговых, вышла ого-го. Без кирасы я бы точно как минимум сломался бы в нескольких местах, а то и помер бы нахрен — вполне возможный вариант. Но даже кираса «лягнула» меня болезненно, несмотря на оборот, врезавшись краями и завязками. И главное: у меня просто не было вариантов, кроме как упасть на четвереньки. Ну, разве что упасть навзничь, но это я как вариант не рассматривал.

При этом, несмотря на потенциальную опасность залпа, эти вояки сыграли мне на лапу: стреляли дуплетом и все, а сейчас дёргались, кто топорща шерсть и стараясь выглядеть «побольше», клацая клычками и грозя мне когтишками. Кто судорожно пытался перезарядить пистоли, ну а отдельные деятели — тянули из ножен шашки.

В общем — не противники даже все вместе, слабоваты, как и было сказано. Вот только если бы я думал головой, то упал бы на лапы сам, за миг до выстрела….

«И получил бы в бестолковую голову все эти железяки!» — радостно отэмоционировал жующий попкорн (или что там жрут мохнатые задницы, наблюдая за печальными похождениями непричастных адвокатов).

И в общем, похоже, что Потап прав: то есть действовал я, стоя на месте, правильно. Только надо было делать это не от ощущения собственной крутизны, а понимая…

«Я тебе и так постоянно говорю — недоумок! Хоть понимать стал… И я — спать!» — выдала хамская медвежатина.

Впрочем, все эти размышления-пререкания заняли меньше секунды. А я, раз уж оказался на четвереньках, так и рванул к придуркам, с видом что «всё так и задумано». И стал раздавать плюхи лапами. Бил аккуратно, без когтей, но сильно, чтобы выбить дурь и вбить почтение к моему почтенству.

Последнее довольно успешно получалось: я был, прямо скажем, массивнее, да и быстрее этих ребят. Хотя пара полностью обернувшихся увернулись, заелозили лапками по поясам — но бесполезно. В общем, без потусторонней жути и искажений реальности я вышел дартаньяном. А вояки — лицами не правыми во всех отношениях, валяющимися на земле и постанывающими. Да и то не все — я, похоже, вырубил ощутимую часть. А тотемные звери, почувствовав Потапа (хоть и говорил, что «справляйся сам», но явно подбавил энергии) предпочли не «связываться». Насколько я понимаю, если бы ситуация угрожала родовичу, скорее всего, стали бы — это у Капра не вышло, даже если хотел. Там Потап своим «проявлением» исказил пространство и потоки энергий, насколько я понимаю.

Но сейчас — явный Топтыгин повышенной злостности. И при — этом не разящий жаждой убийства и крови. Так что тотемные звери решили не связываться, от греха, ну и ограничили придурков в доступной энергии. По крайней мере тех, кто в сознании. Что с вырубленными — не знаю и не очень интересно, потому что вырублены.

А вот главный, который и «предъявлял претензии», в обороте в виде человекоенота (до смешного напоминая персонажа мультфильма) был достаточно «ускорен», чтобы понимать, что происходит. И слишком молод или испуган, чтобы осознать последствия своих действий. И засадил в меня заклинанием. Что в общем — ерунда. А в частности — пришлось с матерным рёвом бросаться к этому вояке, прикрывать спиной от подельников, вытаскивающих пистоли, поднимать лапу, успокаивая их, да еще и вздёргивать крошку-енота за шею над землёй, чтобы ещё чего не отчудил.

— Придуррррок, — прорычал я в морду еноту, констатируя действительность.

— Я-а-а-а…. — свёл глазёнки парень и… обоссался.

И вонюче так! Аж Потап высказал своё охрененно важное мнение: «Не жри это. Противно. И я — спать».

— Не стоит, Карий, Зорга, — сообщил я подельникам, отвернув морду и стараясь держать зассанца на отлёте.

Хотя в данном случае, учитывая природу териантропа, может, обоссался он по чисто оборотническим причинам. Типа естественная реакция на смертельную опасность, чтоб не сожрали. Впрочем, и пофиг.

— Я — победил. И убивать вас, каналий, не собираюсь, — произнёс я в сторону, чтобы поменьше вдыхать «ароматы» удерживаемого. — Но ты, — для убедительности потряс я зассанцем, — мне сейчас раскажешь, с какого лешего вы врали, что я что-то там позорю.

И отпустил енота, отступив подальше. Тот лапками по себе постучал, убедился, что жив, и начал тарахтеть. А я через минуту хотел побиться головой о дерево. Своей — вряд ли, но чьей-то очень хотелось…

Так вот, выяснилось, что в круге «молодёжи Собрания», владеющих «третьего этажа», со следующего дня после охоты, ходит «очень тайный» но практически всеизвестный слух. Что Потапыч — не только видом и вообще охренительный тип. А ещё… злостный насильник дев-владеющих.

Вообще с сексуальным и не очень насилием было сложно. Но общий «код» подразумевал, что в результате поединка, как в своё время предлагал Потап, «трахнуть, обоссать, съесть» — вариант нормы. Во власти победителя, скажем так. От родственников трахнутого, обоссаного и сожранного претензии были (и то не всегда), но в целом — нормальное поведение.

При этом, насилие вне поединка (естественно, по отношению к владеющим) считалось делом мерзким, неблагородным. И за такие вещи били как бы всей толпой, как и вправду «позорящего». Как по мне — культурологический выверт с довольно шаткими обоснованиями, но сообществом владетелей он воспринимался как норма.

Вдобавок, нашлись свидетели(!) как йопырь-террорист Потапыч, оттащил прекрасную дщерь рода Капрос в лесок, где надругался столь жёстоко, что девица в слезах и бегом покинула место надругивания. Не принял её поражение, а теперь глумится по-садистски над красавицей… Более того, его злостность простирается до таких низин, что он надругался над владетельной девицей в том же лесу до потери сознания. И, гнусно и похотливо скалясь, оттащил бездыханное тело с одеждой в беспорядке лекарям. Несомненно, для того, чтобы они излечили его жертву, дабы он мог и дальше тешить свои порочные наклонности…

— А я и не знал и не слыша-а-ал… — почти обиженно прочирикал Зорга. — Михайло, я бы сказал, да и за честь твою…

— Так потому что вступился бы — потому и не слышал, — отметил я. — И честь моя, Зорга, таким глупым враньём ничуть не умаляется. Только в глазах юнцов и глупцов, — демонстративно осмотрел я поверженных.

Последние потихоньку в себя приходили, но предпочитали оставаться на земле до дозволения победителя — тоже «звериный» ритуал владеющих.

— Итак, моим величием и силой… — многозначительно закатил я глаза, не став поминать Апопа всуе (нахрен мне его внимание), но обозначив его ритуальным сведением кулаков с соприкасающимися пальцами, — вы повержены, и я победитель. Требовать виры за слова и дела я не желаю — и так чую себя так, как щенков неразумных избивший, — сделал я елейное выражение морды, а часть поверженных надулась и насупилась. — Но во-первых, хочу сказать. И поклясться честью владетеля и благорасположением богов: не чинил я насилия над девами, не имею в том потребности и желания. Прекрасная Фиалка Капрос находится со мной… в беседе, по поводу возможного вхождения в мой род. Сие не определено, возможно — и не сложится, но желаем того оба, — художественно врал я. — И расстройство прекрасной девы не от насилия бесчестного, — «а от его отсутствия», мысленно съехидствовал я, но продолжил, — а оттого, что не желаем мы осквернять возможное будущее плотским ярением, ожидая духовного единения тел и душ, — на последнем я сделал морду столь елейную, что меня, даже не видящего самого себя, начало подташнивать. — Далее: дева, к лекарю мной доставленная — с кобылы упала в лесу, о дерево ударилась. Что беспорядок гардероба и объясняет, стоит лишь подумать немного. И насилия над ней никто не творил, кроме понёсшей кобылы и дерева!