Корабль-призрак - Виктор Точинов

Имелся туда и дальний, обходной путь, — но Лесник предпочел войти именно так: открыто и очень громко.

Войти он не успел.

— Куда это ты собрался, разреши полюбопытствовать? — Голос Дианы за спиной.

Он медленно обернулся. Лом валялся под ногами. В опущенной к бедру руке Лесник сжимал подарок капитан-лейтенанта Старцева.

— Ты ведь знаешь, куда… — сказал он негромко и устало. — И знаешь, зачем.

Ну вот он и наступил, момент истины.

— Отыскал все-таки… Надо было сразу швырнуть твою сумку в море, — сказала Диана так же устало. — Я очень надеялась, что ты решишь: именно туда она и отправилась…

— Вместо этого ты отправила за борт GPS и радиоприемник? Или просто припрятала? Сказав, что выпали при перестрелке боевиками Азиди? Старцев поверил, но я-то знаю, что ты ничего никогда не теряешь. И не забываешь. И ничего из твоих карманов не выпадает.

— Прекрати, — поморщилась Диана. — Ты первым начал двойную игру. Думаешь, я не заглянула в отсек, где ты старательно ломал аппаратуру, делая вид, что чинишь?

Лесник пропустил упрек мимо ушей. Сказал утвердительно:

— А избавилась от электронных игрушек ты лишь для того, чтобы мы с тобой проскочили свой год, но не оставили Буланского наедине с «Тускаророй»…

— Ты не хуже меня знаешь, как он опасен. Пришлось сохранить ему жизнь, учитывая его роль в становлении Конторы. Пришлось не тронуть его самой и даже спасти от немцев. Но ни малейших шансов оседлать машину времени он не должен был получить. И не получил.

Повисла пауза.

Затем Диана кивнула на револьвер.

— Собираешься меня застрелить, чтобы добраться до своей любимой взрывчатки?

— Если добровольно наденешь наручники и позволишь запереть себя в помещении без иллюминаторов, обещаю сдать тебя в две тысячи шестом датской полиции, — мрачно пошутил Лесник. — Говорят, судьи у них — образец гуманизма.

— Смешно. По обвинению в расстреле мирного нацистского шнелльбота? Боюсь, срок давности к две тысячи шестому уже истечет.

— Был бы человек, статья найдется… По обвинению в убийстве юнги Торстена, например.

— Не глупи. Юнгу прикончил Зигфрид, и ты это знаешь.

— Да, он очень помог твоему спектаклю, напав с трубой на шкипера. И все бы прошло как по нотам, если бы не одна малость…

— У тебя в роду никто не страдал параноидальной подозрительностью? Или манией преследования? — ехидно поинтересовалась Диана. И словно бы невзначай шагнула к Леснику.

— Стой, где стоишь, — посоветовал он. И отступил назад, восстановив дистанцию.

До сих пор Лесник затягивал никчемный разговор, чтобы оттянуть момент, когда придется делать то, что необходимо сделать.

Но постепенно втянулся в роль сыщика, в последней главе детективного романа разоблачающего главного злодея, вызывавшего меньше всего подозрений.

— Эта малость — приемник Торстена, который юнга тебе якобы одолжил. На самом деле ты сняла его с трупа.

— Бред. Андерсон гнался за убийцей, почти его схватил, — мужчину, если ты позабыл. Поищи другого клиента для сверхгуманных датских судей.

— При твоей способности отводить глаза стоило бы поискать тебе, — другое алиби. Но не утруждайся — незадолго до убийства я выходил на палубу. И слышал звуки приемника Торстена, он как раз включил от скуки. Через пару минут его убили. Ты убила. Не пойму лишь — зачем? Могла бы отвести глаза и забрать сумку незаметно для парнишки.

Диана помолчала. И ответила совсем другим тоном — жестким, ни следа мрачной иронии:

— У него был врожденный иммунитет к суггестии. Стопроцентный. Редчайший случай — один на сотни тысяч. Ему просто не повезло. Только не теряй время, изображая потрясенного до глубины души гуманиста. Такая роль не для тебя, на твоих руках крови не меньше.

— Да я что… Так, поупражнялся в дедукции. Кстати, никуда я не выходил, и приемника не слышал. Сблефовал — дело раскрыто чисто логическим путем… Но ты права, время терять не стоит. Я собираюсь сейчас спуститься в трюм, и подготовиться к взрыву. Ты можешь попытаться остановить меня, — убив. А можешь сесть со мной в шлюпку и отплыть как можно дальше к тому моменту, когда сработает таймер и «Тускарора» взлетит на воздух. Выбирай сама.

— Не делай этого… — тихо попросила Диана. — Я могу ранить тебя сильнее, чем хотела бы.

В ее руке появился тускло блеснувший клинок. Только что не было — и появился.

Лесник присмотрелся: ну точно, эсэсовский кортик Зигфрида. Против револьвера — не самая выигрышная карта. Но если кортик в руке особого агента, а револьвер — у полевого, варианты возможны самые разные. Ну что же, он еще четыре года назад, впервые увидев Диану в деле, призадумался: чем же закончится возможная схватка между ними? Вот он и пришел, момент истины…

Не меняя положения руки и сжатого в ней револьвера, он взвел курок большим пальцем. Диана не шевельнулась, хотя наверняка видела малозаметное движение и слышала почти неслышный щелчок. Попыталась в последний раз решить дело миром:

— Тебе нечего делать в трюме. Таймеров-детонаторов не осталось, ни одного. Все лежат на дне моря. Думаю, хорошенько поискав, можно найти на «Тускароре» что-нибудь подходящее. Но времени на поиски у тебя нет. Экспресс подходит к нашей станции, осталось меньше часа… Заканчивай комедию и давай готовить шлюпку к спуску.

— Если ты и в самом деле не лжешь — дай мне спуститься в трюм и проверить.

— Нет. Если прилетит вертолет, некогда будет искать тебя, прочесывая этот плавучий лабиринт. Если не прилетит — некому. Да и не уверена, сумею ли я…

Она продолжала говорить прежним ровным тоном, и рука с кортиком — за которой внимательно наблюдал Лесник — расслабленно свисала вдоль тела.

Движение второй, по видимости невооруженной руки, он не уловил. Что-то мелькнуло в воздухе серебристым высверком. Короткая резкая боль в правом плече.

Он выстрелил от бедра, не имея времени поднять оружие.

Спуск при взведенном курке, как и предупреждал Старцев, оказался удивительно мягким…

9.

Диана ненавидела умирать — чересчур болезненный процесс. Воскресать она любила еще меньше.

Боль, боль, боль, сплошная дикая боль и ничего кроме боли. Сломанные пулями ребра движутся, тянутся друг другу, вспарывая острыми обломками истерзанную плоть. Глаза ничего не видят — багровая пульсирующая пелена. Боль сводит с ума. Диане хочется одного — не воскресать. Умереть насовсем и избавиться от боли. Провалиться обратно в благодатное черное ничто. Провалиться навсегда.

Процесс регенерации идет с чудовищной скоростью, но минуты растягиваются на века. На тысячелетия. На заполненные болью эпохи…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});