Жизненная сила - Роберт Рид

Однажды ранним утром он плавал в сумрачном пыльном туннеле, ожидая окончания спора между архитекторами и биологами, которые никак не могли договориться о нужном изгибе этой коммуникации. Угол изгиба мало интересовал Памира. Неожиданно появилась сотня идущих цепью и только что прибывших из самых отдаленных районов Млечного Пути капитанов. Все они были одеты в новенькую зеркальную форму, придуманную специально для великой миссии.

Впереди группы шла пара женщин с Белтера - обе очень высокие; про первую из них говорили, что она добивается кресла Главного капитана.

Ее подруга с лицом, заостренным, как нож, и невероятной важностью во взоре, увидела плавающего по коридору с отсутствующим видом Памира.

- Вот этот, мадам, - кивнула она на него своей коллеге. - Он единственный, кто выжил после крушения «Илассии».

С тех пор прошли века, но страшное крушение помнили.

Памир рассеянно кивнул, а дискуссия насчет угла изгиба внезапно смолкла.

Будущий Премьер улыбнулась и решила, что момент требует определенной торжественности.

- Мне бы хотелось, чтобы один из вашей команды отправился с нами! - объявила она. - Он приносит удачу.

Но остролицая женщина воспротивилась.

- Повезло только ему одному, мадам. Все остальные, и в том числе корабль, погибли, - напомнила она.

Памир почувствовал, что начинает ненавидеть ее. Прищурившись сквозь черную пыль, он разобрал ее имя на бейдже - Миоцен. И попытался вспомнить все, что было о ней известно.

Молва утверждала, что она молода и амбициозна, как никто другой.

- Вам интересно мое предложение? - снизошла будущий Премьер к низшему из своих подчиненных. - Хотите ли вы покинуть нашу галактику?

«Нет уж, благодарю», - подумал он.

Но что-то необычное было во всей этой внезапно сложившейся ситуации, в этой черной пыли, в появившихся двух капитанах, в этом разговоре насчет везения… и все это, каким-то странным образом сложившись внутри него, заставило его выразить согласие.

- Да, я хочу. Решительно хочу.

- Отлично, - ответила огромная женщина. - Надо использовать любую подвернувшуюся удачу. Если даже вы и припрятали ее лично для себя.

Это была шутка, и шутка дурная. Памир не мог заставить себя рассмеяться, хотя все остальные вокруг покатывались от хохота.

Вторым человеком, который не смеялся, оказалась Миоцен.

- Едут те, кто заслужил это, - напомнила она. - И никто иной. Поскольку судно будет достраиваться уже в пути, без всякой внешней помощи, мы не имеем возможности брать на борт кого попало.

И очень скоро Памир понял, что сделал правильный выбор: теперь ему не хотелось ничего иного, как только быть частью этой отборной команды. Следующий год он работал безукоризненно, не спорил с начальством и вывел свою маленькую группу в лучшие из лучших. Но чем ближе подходил срок, тем больше его одолевали сомнения. Памир знал себя слишком хорошо; знал, что он хороший инженер и больше ничего. Люди вокруг интересовались техникой гораздо больше, чем себе подобными, они шутили об атомной энергии, сплетничали о физических явлениях, и лучшими их друзьями были всевозможные аппараты. Несколько инженеров благополучно и счастливо жили с роботами собствеиного изготовления, у которых были вполне женственные формы, теплая кожа и хорошенькие кукольные личики.

Однако когда наступили последние сроки, страх Памира вдруг перешел в смирение.

Он скромно принял участие в ритуале отыскания своего имени в списке утвержденных кандидатур и крайне удивился, не обнаружив себя там.

После пары ночей, проведенных в беспробудном пьянстве и употреблении сильнейших наркотиков, удивление переросло в гнев. Месть замаячила как сладкая награда. С логикой Бесшабашных Памир сделал оружие из лазера с увеличенной частотой Выстрелов и без страхующих насадок. И так, со спрятанным лазером, пробрался через заграждения отрядов безопасности и вошел в пол у достроенный корабль, бормоча себе под нос что-то вроде: «Я тебе покажу, блин, везение!»

Капитаны уже жили на борту. Может быть, Памиру хотелось только попугать их, а, может, и похуже, но как только месть превратилась из мечты в необходимость последнего действия, гнев его растворился, и он почувствовал отвращение к самому себе.

Такое он испытывал впервые.

Не желая признавать истины, он свалил всю вину на действие наркотиков и продолжал красться по длинному коридору, кончавшемуся тупиком.

Ах, везунчики работают тут, заводил он сам себя.

После окончания работ корабль обещал стать лучшим из того, что создавали когда-либо человеческие руки и разум. Но это были не его руки и не его разум! Й тут он понял, что его не волнует этот корабль, а все мысли и желания устремлены туда, где плывет в черной бездне неизвестно откуда взявшееся ископаемое…

Может быть, под действием наркотиков или от отчаяния, события его еще не очень продолжительной жизни - отъезд из дому, путешествие на «Илассии», крушение, удивительное спасение, - все эти случайные события неожиданно выстроились в неизбежную Судьбу и Великое Предназначение. Все перипетии его жизни, включая даже самые незначительные, имели место лишь для того, чтобы привести его сюда и оставить здесь, пьяного, накаченного наркотой и жаждущего неизвестно чего. И именно тут и в этот момент Судьба впервые предстала Памиру во всей своей наготе.

Надо остаться на борту во что бы то ни стало.

Но зайцем долго не продержишься. Какие там тысячелетия, не спрятаться и на сто лет!

Единственным решением оставалось неизбежное.

То, что сделал Памир в следующие мгновения, могли сделать очень немногие. Для людей, с детства привыкших к мысли о счастливой жизни в течение тысяч, а может, и миллионов лет, сама мысль о том, что эту жизнь можно сознательно поставить под угрозу смертельной опасности, была невозможна как таковая.

Но Памир уже умирал.

Умирал дважды.

Его рука, державшая лазер, не дрогнула, наоборот, она стала только уверенней. И неведомое чувство счастья разлилось по всему телу. Он аккуратно прислонился к стене туннеля, прикинув, как это карбонатовое говно расплавится вокруг его сожженного тела и как эта грязь поглотит его.

Он ощутил страх только в последнюю секунду.

Памир не умел и не любил петь. Но в тот самый последний момент, когда лазер должен был выстрелить, он вдруг с удивлением услышал свой голос, выводящий древнюю мелодию свистунов, которую пела ему под шипение двухголового дракона сумасшедшая мать.

- Всего в этом мире много, а я лишь один, Как перст - пел он. - Сколько бы ни было тварей, как я - не сыскать окрест. Все будет по-прежнему, я же не буду таким, как сейчас. Я с каждым мгновением - разный. И умираю лишь раз. Всегда и навеки я буду здесь и сейчас, здесь, но я…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});