Собрание ранней прозы - Джеймс Джойс

— Какая-то тут у них комбинация, — проговорил О’Коннор задумчиво. — Я вчера видел их всех троих на углу Саффолк-стрит, и что-то они так горячо обсуждали…

— Сдается мне, я знаю эту игру их, — сказал мистер Хенчи. — На сегодня, если ты хочешь стать лорд-мэром, надо, чтоб ты был должен денежки отцам города. Тогда они тебя сделают лорд-мэром. Истинный Бог! Я вот подумываю, не сделаться ли мне самому отцом города. Что вы на это скажете? Подойду?

О’Коннор рассмеялся.

— Ну, если главное — это быть в долгах…

— Буду выезжать из Дворца в мантии из говностая, — продолжал мистер Хенчи, — а Джек будет сзади на запятках в пудреном парике — а? как?

— Меня тогда возьмите личным секретарем, Джон.

— Непременно. А отца Кеона назначу личным духовником. Устроим семейный праздник.

— Ей-ей, мистер Хенчи, — сказал старик, — вы б лучше подошли, чем из них некоторые. Я вот намедни говорю со старым Киганом, с привратником. «А как тебе новый хозяин, Пэт?», это я ему. «У вас никак помене стало приемов», я ему. «Приемов!», это он мне. «Да ему на обед хватит запаху от кухонной тряпки». И дале что он сказал, это как Бог свят, я не мог поверить.

— А что? — спросили О’Коннор и мистер Хенчи.

— Он грит: «Вот как тебе это будет, ежели лорд-мэр Дублина для своего стола посылает в лавку за фунтом баранины? Как тебе этакая широкая жизнь?», это он мне. «Диво! Ну, диво!», я ему. «Фунт баранины», он мне, «привозют в ризиденцию мэру». «Диво!», я ему, «что ж это теперича за люди стали»?

При этих словах раздался стук в дверь, и в комнату просунулась голова подростка.

— Чего еще? — спросил у него старик.

— Из «Черного орла», — отвечал подросток, протискиваясь в дверь боком и ставя на пол корзину, в которой позвякивали бутылки.

Старик с помощью подростка переместил бутылки из корзины на стол и пересчитал всю партию. По окончании операции подросток надел корзину на руку и спросил:

— А бутылки есть?

— Какие бутылки? — спросил старик.

— Ты нам не позволишь их сперва выпить? — спросил мистер Хенчи.

— Мне велели, чтоб я спросил про бутылки.

— Приходи завтра, — сказал старик.

— Слушай, парень, — сказал мистер Хенчи, — сбегай-ка к О’Фарреллу и скажи, чтобы он дал нам штопор, для мистера Хенчи, скажи. Нам на пару минут всего. А корзинку оставь пока.

Подросток удалился, а мистер Хенчи начал бодро потирать руки, приговаривая:

— Ха, не так уж он, выходит, и плох. Сдержал свое слово, как-никак.

— Нет стаканов, — молвил старик.

— Не бери в голову, Джек, — сказал мистер Хенчи. — Многим неплохим людям уже случалось пить из бутылки.

— Как бы ни было, это лучше, чем ничего, — сказал О’Коннор.

— Он, правда, неплохой малый, — сказал мистер Хенчи, — только этот Феннинг его в кулаке держит. Сам-то он, понимаешь, хочет как лучше, на свой проходимский лад.

Подросток принес штопор. Старик взял его, откупорил три бутылки и отдал обратно, а мистер Хенчи предложил посыльному:

— А ты выпить не хочешь, парень?

— Если угостите, сэр, — отвечал он.

Старик с недовольной миной открыл еще одну бутылку и передал подростку.

— Тебе лет сколько? — спросил он.

— Семнадцать, — ответил тот.

Старик не сказал больше ничего, и подросток, взявши бутылку со словами, обращенными к мистеру Хенчи: «Мое вам почтение, сэр», — выпил ее до дна, поставил на стол обратно и утер рот рукавом. Потом он забрал штопор и вышел в дверь боком, бормоча некие прощальные приветствия.

— Вот так вот оно и начинается, — произнес старик.

— Коготок увяз, — дополнил мистер Хенчи.

Старик раздал три откупоренные бутылки, и трое одновременно выпили, Хлебнув, каждый поставил свой сосуд на полку камина в пределах досягания и сделал долгий удовлетворенный выдох.

— Что ж, я сегодня изрядно потрудился, — сказал мистер Хенчи после пары.

— В самом деле, Джон?

— Точно. Я ему обеспечил два или три верняка на Доусон-стрит, то есть мы с Крофтоном. Между нами говоря, Крофтон, он так-то приличный малый, конечно, но только голоса собирать — в этом ему грош цена. Молчит как рыба, стоит и глазеет на людей, а я отдуваюсь.

Тут в комнату вошли двое. Один из них был очень толст, и его костюм синей саржи грозил свалиться с его покатой фигуры. У него было широкое лицо, по выражению сильно напоминавшее теленка, синие неподвижные глаза и седеющие усы. Другой был куда моложе и тоньше, и лицо его было худым и гладко выбритым. На нем был очень высокий двойной воротничок и шляпа-котелок с широкими полями.

— Привет, Крофтон! — сказал мистер Хенчи, обращаясь к толстяку. — Про волка речь…

— Так, а откуда тут выпивка? — спросил молодой. — Никак коровка отелилась?

— У Лайонса глаз, конечно, тут же на выпивку! — сказал О’Коннор со смехом.

— Это вы так собираете голоса, — сказал Лайонс, — пока мы с Крофтоном таскаемся по дождю, по холоду да обрабатываем народ?

— Да разрази ваши души, — парировал мистер Хенчи, — я в пять минут больше обработаю народа, чем вы с Крофтоном за неделю.

— Открой-ка пару бутылок, Джек, — сказал О’Коннор.

— Как же открыть-то? — отвечал тот. — Штопора у нас нет.

— Ха, погодите-ка! — сказал мистер Хенчи, живо поднявшись с места. — Показать вам небольшой фокус?

Он взял со стола две бутылки и, подойдя к огню, поставил их на каминную решетку.

Потом снова уселся у огня и отхлебнул из своей бутылки. Мистер Лайонс устроился на углу стола, сдвинув шляпу далеко на затылок, и принялся болтать ногами.

— Которая бутылка моя? — спросил он.

— Эта вот, — указал мистер Хенчи.

Мистер Крофтон уселся на какой-то ящик и устремил неподвижный взор на свою бутылку. Он не открывал рта по двум причинам. Первая, уже достаточно веская, заключалась в том, что ему было нечего сказать; другой же причиной было то, что он считал своих компаньонов ниже себя. Он был сборщиком голосов для консерватора Уилкинза, но, когда консерваторы сняли своего кандидата и, выбрав меньшее из двух зол, отдали поддержку националистам, он подрядился работать для мистера Тирни.

Вскоре раздалось извиняющееся «Пок!» — и из бутылки мистера Лайонса вылетела пробка. Лайонс соскочил со стола, подошел к камину, забрал бутылку и вернулся на место.

— А я как раз тут рассказываю, Крофтон, — сказал мистер Хенчи, — как мы сегодня заполучили недурную порцию голосов.

— И кого ж вы заполучили? — спросил Лайонс.

— Значит, во-первых, Паркса, во-вторых, Аткинсона, и еще я вдобавок обработал Уорда, с Доусон-стрит. Он, кстати, мировой мужик, этакий старый барин чистой воды, старый консерватор! «Но ведь, однако, кандидат ваш — националист?», это он мне. «Он уважаемый джентльмен», я ему. «Он стоит в поддержку всего, что идет на пользу страны. И он вносит изрядные суммы за недвижимость», это я дальше. «У него обширные домовладения в Дублине, у него три конторы, так что уж он-то прямо заинтересован в низких местных налогах! Он гражданин видный, почитаемый всеми», я значит нажимаю, «он Блюститель Закона о Бедных, и он не состоит ни в одной партии, ни в плохой, ни в хорошей и ни в средней». Вот как их надо обрабатывать.

— А как насчет адреса королю? — поинтересовался Лайонс, выпив и облизнув губы.

— Послушайте меня, — молвил мистер Хенчи. — Как я сказал старому Уорду, то, что нам надо для страны, это капитал. Приезд короля значит прежде всего приток монеты в страну. И граждане Дублина выиграют от этого. Поглядите, сколько фабрик стоят пустыми вдоль набережных! И прикиньте, какие деньги будут в стране, если мы снова запустим старые промыслы, старые заводы, верфи, эти самые фабрики. Капитал, требуется капитал.

— Но как же, Джон, — возразил О’Коннор, — неужели мы будем приветствовать английского короля? Ведь еще Парнелл…

— Парнелл умер, — молвил мистер Хенчи. — Сейчас я скажу вам, как я смотрю на это. Вот малый, который сел на престол, после того как мамаша его не подпускала туда до самых седых волос. Он знает жизнь, знает мир, и он нам хочет добра. Он отменный парень по всем статьям, достойный парень, я так считаю, и не надо меня кормить баснями насчет него. Он просто сказал себе: «Старушка ни разу не ездила к этим диким ирландцам. Черт дери, а я вот съезжу и погляжу, какие они такие». И что, мы станем оскорблять человека, когда он приедет к нам с дружеским визитом? А? Правду я говорю, Крофтон?

Мистер Крофтон тяжко кивнул.

— И все ж таки, если начистоту, — возражающе сказал Лайонс, — та жизнь, какую вел король Эдуард, она, знаешь, не больно-то…

— Не стоит поминать старое, — сказал мистер Хенчи. — Я лично так восхищаюсь им. Он самый натуральный разбитной парень, как мы с тобой. Он выпить не дурак, он где-то и повеса, пожалуй, он хороший спортсмен. Черт побери, мы как ирландцы могли бы уж показать красивую игру?