Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Вальтер Скотт

Следует заметить, что почести, воздаваемые английскому королю всем войском крестоносцев, были необычайным явлением. Вожди крестоносцев весьма ревниво относились к своей независимости друг от друга, равенству в почете и самостоятельности в действиях, так что подобный смотр мог бы показаться остальным военачальникам в какой-то степени унизительным, и если он состоялся, то только благодаря беспримерному мужеству, геройству и блестящим подвигам, которыми завоевал себе симпатии король Ричард Львиное Сердце.

Король Ричард производил смотр войск с высоты холма Святого Георгия, сидя верхом на боевом коне, с шлемом на голове, поверх которого была надета корона. Забрало было поднято, его красивое мужественное лицо открыто, он орлиным взглядом окидывал стройные ряды войск, проходивших мимо него, и с достоинством отвечал на приветствия вождей. Рядом с ним стоял мнимый нубийский невольник, держа на поводке своего верного пса Росваля. Присутствие черного раба никого не удивляло, так как многие из участвовавших в Крестовом походе венценосцев, подражая восточной роскоши и обычаям некоторых сарацин, обзавелись черными невольниками, неотлучно при них находившимися. Над головой короля развевалось английское королевское знамя, на которое он время от времени смотрел с гордостью, глаза его сияли торжеством, но лицо сохраняло равнодушное выражение в момент, когда его приветствовали вожди крестоносцев.

На том же холме, неподалеку от места, избранного для короля, была построена деревянная башенка, из которой королева и дамы ее свиты также любовались церемониальным прохождением войск. Король нередко приветливо поглядывал на них, но гораздо чаще смотрел на нубийского невольника и его пса в то время, как к холму приближался кто-нибудь из вождей, которых он подозревал в причастности к похищению знамени.

Подозрения короля не были твердыми, он терялся в догадках, хотя к некоторым вождям свое отношение он проявлял достаточно откровенно. Так, например, он даже не взглянул на нубийца, когда во главе своих французских рыцарей приблизился король Филипп, он поспешил ему навстречу, для чего спустился по склону холма и приветствовал его так искренне и дружелюбно, будто их братское согласие навеки нерушимо. Французский король ответил ему тем же приветствием. При виде двух этих монархов, занимавших как по своему могуществу, так и по положению первых места среди европейских государей и проявлявших теперь на виду всего войска такую доброжелательность друг к другу, все воины возликовали и огласили воздух громкими криками. Эхо разнеслось так далеко вокруг, что вечно бродящие по пустыне бедуины с быстротой степного ветра принесли в стан Саладина весть, что христианские полчища двинулись в поход. Но кто, кроме Господа, в чьих глазах венценосец и нищий равны, может проникнуть в глубь царских сердец? Под оболочкой дружбы в Ричарде таились ревность и зависть к Филиппу, а в Филиппе – желание поскорее покончить с Крестовым походом и возвратиться со своими войсками на родину, покинув таким образом Ричарда.

Совершенно иначе проявил себя король Англии, когда пришла очередь проходить мимо него отряду ордена тамплиеров, рыцари которого были вооружены в черные доспехи. Это были рослые воины со строгими смуглыми лицами, загоревшими под знойными лучами палестинского солнца. Мужественные и закаленные в боях, они отличались богатством вооружения и особенно размерами щитов и копий, великолепием сбруи, затмевая французских и английских всадников, а также замечательным подбором щитоносцев. При появлении храмовников король украдкой бросил мимолетный взгляд на нубийца и его собаку, но тот оставался спокойным и неподвижным, а его верный Росваль лежал у его ног и, по-видимому, с удовольствием смотрел на выступавших воинов. Вождь отряда, великий магистр ордена, будучи одновременно духовным и светским лицом, вместо условленного для военных вождей салютования Ричарду и его знамени благословил его крестным знамением в качестве духовного лица.

– Гордый и лукавый лицемер разыгрывает передо мной монаха! – не мог сдержаться Ричард, обращаясь к стоявшему рядом с ним со знаменем графу Солсбери. – Однако мы не будем на это обращать внимания. Да, Уильям, не следует из-за пустяков лишать христианское войско услуг этих опытных воинов. Хоть они и вправе кичиться своими победами, но уж слишком стали высокомерными и дерзкими… А вот подходит и эрцгерцог Австрийский. Обрати внимание на его осанку, поступь и, главным образом, на этот длинный меч… но что я вижу… он окружил себя шутами… Смотри, нубиец, чтобы твоя собака не проглядела преступника!

И действительно, по своей ли привычке к шутовству или чтобы выразить свое презрение к торжеству, в котором он участвовал, эрцгерцог Леопольд ехал верхом в сопровождении рассказчика и придворного шута. Приблизившись к подножию холма Святого Георгия, он с безразличным видом насвистывал какой-то веселый мотив. Однако небрежный вид Леопольда Австрийского был только напускным: в лице его отражались досада и некоторый страх, и он больше походил на провинившегося школьника, приближающегося к своему учителю.

В то время как эрцгерцогу пришлось приветствовать короля Английского и его знамя, рассказчик, потрясая своим герольдским жезлом, громко провозгласил, что Леопольд, эрцгерцог Австрийский, этим выражением вежливости ничуть не умаляет своего высокого сана и своих верховных прав. Это неуместное заявление рассказчика завершил придворный шут словом «аминь» таким звонким и потешным голосом, что все вокруг рассмеялись.

Однако и на этот раз нубиец и его собака даже не пошевельнулись. Ричард с досадой взглянул на них и обратился к невольнику с насмешливой улыбкой:

– Твой успех, мой черный друг, окажется, видимо, не блестящим, и я скоро перестану надеяться как на твою проницательность, так и на нюх твоего пса. Несомненно, преступник сумел спрятать концы в воду.

Мнимый нубиец не счел нужным что-либо ответить королю, а лишь низко, по восточному обычаю, склонился перед ним.

Войска продолжали маршировать перед королем стройными рядами. Пришла очередь отряда маркиза Конрада Монсерратского. Гордый и хитрый, для пущей важности он разделил своих воинов на два отряда. Первый, состоявший из его вассалов, слуг и ратников, набранных в его сирийских владениях, возглавлял брат маркиза; сам же он гарцевал во главе отборного отряда, состоявшего из тысячи двухсот страдиотов – легкой конницы, созданной венецианцами в их далматинских владениях. Предводительствовать ими было поручено маркизу Монсерратскому, связанному с Венецианской республикой многими общими интересами. Вооружение и одежда страдиотов была полуевропейской, полуазиатской. Они носили поверх камзолов короткие панцири, весьма плотно обтягивавшие их стан, и разноцветные плащи из богатейших тканей; широкие, восточного покроя шаровары суживались у колен и плотно обтягивали икры ног, обутых в полусапожки, головы их были покрыты суконными шапочками вроде греческих фесок. Их вооружение состояло из небольшого круглого щита, лука, стрел, кривой сабли и короткого кинжала. Они сидели в высоких седлах с короткими стременами, на легких и красивых конях, покрытых длинными восточными роскошными покрывалами. Страдиоты, содержавшиеся за счет Венецианской республики и составлявшие род легкой конницы, были весьма полезны в схватках с арабами, но непригодны в боях, где от кавалерии требовались сильный удар и натиск, так что по своим боевым качествам уступали латникам Западной и Северной Европы, закованным в железо и снабженным тяжелым оружием.