Герой - Александр Мазин

Правда, катархонт русов все-таки запросил мира. Однако его послы держались так гордо и независимо, что всем было понятно: это будет мир, а не капитуляция.

Что ж, этот мир нужен Иоанну не меньше, чем Сфендославу.

Место императора – в столице, а не здесь, на границе империи. Иоанн и так слишком долго задержался в Булгарии. Кончается второй месяц лета…

– Стой! – скомандовал Цимисхий. – Пропустите меня.

На этом месте вчера шел самый свирепый бой. Здесь едва не был убит Сфендослав. Здесь погиб Анемас. Здесь, в этом месиве мертвых людей и лошадей, мог бы, провернись всё иначе, оказаться и сам Цимисхий…

Нет, вряд ли. Господь, вручивший Иоанну власть над великой империей, не дал бы ему умереть.

– Приступайте, – разрешил император, и воины, спешившись, занялись телами своих погибших товарищей.

Трупы мертвых русов откладывали отдельно. Причем доспехи и одежду с них не обдирали. Их возвратят соплеменникам. Это станет одним из условий будущего договора.

Ромейский воин несколькими ударами меча перерубил древко пики, которая прошила конника россов. Убивший его катафракт лежал рядом со стрелой в глазу. Цимисхий вспомнил этого варвара. Именно он метнул копье, добившее Анемаса. Эх, каким славным рубакой был критский принц!

Ромеи поволокли тело росса к его мертвым соплеменникам. Шлем соскочил с головы мертвеца. В грязь упали две толстые косы.

– Постой, – сказал воину император. – Это что, женщина?

– Да, мой повелитель, – подвердил тот. – Среди воинов-россов есть и женщины. Положить ее отдельно?

Василевс покачал головой:

– Нет. Пусть лежит рядом с другими воинами. Все они – язычники. Все они отправятся в ад. Но сражались они храбро.

– Но с помощью Господа нашего ты разбил их, величайший! – подобострастно произнес сопровождавший василевса стратопедарх Петр.

– Да, это так, – согласился Иоанн.

Однако в голосе его все-таки прозвучало легкое сомнение.

Глава 17

Сдача Доростола

Цимисхий отдал россам тела всех погибших. В броне и одежде. Правда, оставил себе мечи. Росские мечи очень ценили в Константинополе. Кроме того, они нужны были Иоанну для триумфа. Мечи побежденных – наилучшее доказательтво победы. А Цимисхию было важно, чтобы его многомесячное сидение под Доростолом выглядело именно победой, а не соглашением.

Но сам он понимал, что это именно соглашение, а не капитуляция. Для начала василевс обязался выдать россам хлеб: по два медимна[33]зерна на каждого. Из расчета двадцати двух тысяч человек. То есть того войска, которое было у Сфендослава, когда он впервые закрылся в стенах Доростола. По расчетам Цимисхия, ныне под рукой великого князя было в три раза меньше воинов, но василевс спорить не стал. Сейчас для него главное, чтобы Сфендослав побыстрее ушел из Булгарии.

Потому он согласился на многое.

Согласился восстановить в полном объеме мирный договор, заключенный между Киевом и Константинополем ранее.

Позволил россам вывезти из Доростола всю взятую добычу, включая и ту, что добыта во Фракии и Македонии.

Поклялся Именем Господним, что огненосные триеры позволят флоту россов беспрепятственно уйти вниз по Дунаю со всем этим немалым добром.

Поклялся, что отныне повелитель россов – его друг и союзник.

В ответ на это Сфендослав тоже пообещал немало. Иметь мир и совершенную любовь с любым великим царем ромейским, с кесарями Василием и Константином и со всеми людьми их; никогда не злоумышлять против Византии, не собирать на нее воинов, не вести на нее иноплеменников, ни на Византию, ни на то, что находится под властью ее… И многое, многое другое.[34]Именами Перуна и Волоса поклялся Сфендослав и скрепил договор собственной печатью. То же сделал и василевс Иоанн. Только клялся он не кумирами языческими, а истинным Богом.

Цимисхий вспомнил свою вчерашнюю встречу с вождем россов…

…Василевс выехал на берег Истра в лучших своих доспехах, сияя златом и драгоценными камнями. Так же роскошно разоделись и его спутники.

А вождь россов прибыл на встречу в простой белой рубахе, отличавшейся от одежды его воинов лишь несколько большей чистотой.

Сфендослав не стоял величественно у носа лодьи, а сидел на гребной скамье, так же как и его воины. И украшений на нем не было совсем, если не считать вдетой в ухо золотой серьги с карбункулом и двумя жемчужинами. То, что на вожде не было ни доспехов, ни шлема, неприятно удивило василевса. Получалось так, что он, василевс, опасается и не доверяет россам, а те, напротив, выразили ему свое полное доверие и бесстрашие. Сама внешность Сфендослава тоже удивила Цимисхия. Особенно бритые голова и подбородок. Ромеи стригли волосы лишь по случаю траура или осуждения. Стрижеными ходили лишь шуты и фокусники. Да и серьги в Византии носили лишь дети и моряки.[35]

Василевсу поставили высокое кресло на берегу. Сфендослав остался сидеть на гребной скамье. Вид у него был суровый и угрюмый.

Цимисхий глядел на него с интересом. Катархонт россов выглядел настоящим варваром. Жаль, что он отказался от поединка.

Сфендослав отложил весло, кивнул василевсу как равному. Цимисхий встретился с ним взглядом… и понял: этот человек должен умереть. В светло-синих глазах вождя россов Цимисхий прочел: он никогда не уступит. И никогда не сдастся. Это враг, с которым невозможно договориться. Его можно только уничтожить. Нужно уничтожить, потому что этот человек – прямая угроза империи.

Катархонт встал. И заговорил. Его голос, мощный, низкий, звучал ясно и красиво.

«Наверное, он хорошо поет», – подумал Цимисхий.

Сфендослав клялся своими богами, что будет верен нынешнему договору. Когда он закончил, на лодье встали еще двое. И тоже поклялись.

Потом пергамент прикрепили к стреле.

Стрела воткнулась в песок у ног Цимисхия.

Пергамент отцепили и подали василевсу. Тот прочел и убедился, что текст – тот самый, который был согласован с его советниками. Печать князя тоже была настоящей.

Василевс встал. Взял другой пергамент и поклялся Именем Господним, что будет соблюдать договор так же крепко, как и россы.

Росский экземпляр мирного соглашения привязали к дротику. Патрикий Константин, племянник магистра Склира, размахнулся и метнул дротик в сторону лодьи. Катархонт россов поймал его на лету.

Весла вспенили воду, лодья развернулась и ушла к крепости.

Вечером россы вернули ромеям всех захваченных пленников. Ромеи поступили так же.

* * *

Утром следующего дня россы ушли из Доростола. Вереница их кораблей растянулась на две мили. Но любой достаточно зоркий глаз мог различить, что воинов на кораблях совсем немного.

– Их так мало, – сказал василевс Варде Склиру. – Не поспешили ли мы, вот так просто отпустив их домой?

– Только прикажи, величайший – и наш флот сожжет их всех до одного! – воскликнул магистр Склир.

– Нельзя, – строго ответил Иоанн Цимисхий. – Я поклялся Именем Господа.

– Клятва, данная язычнику, ничего не стоит.

– Стоит. И очень дорого, – сурово произнес Цимисхий. – Если это клятва Помазанника Божия. Пусть плывут невозбранно, магистр… Навстречу своей судьбе. А сейчас позови ко мне проедра Филофея. Немедленно.

Разговор императора и его дипломата был короток. Проедр, весьма озабоченный, бросился к своей палатке – собираться. А василевс вызвал к себе командующего флотом, велел ему выбрать самую быструю галею и вместе с экипажем предоставить ее в распоряжение императорского посла Филофея. Немедленно.

* * *

– Знаешь, княже, я до сих пор не верю, что они нас пропустили, – сказал Духарев.

– Я тоже, – кивнул великий князь. – Но они нас выпустили! – Святослав улыбнулся. Наверное, в первый раз после смерти Икмора. – Нас здорово потрепали, воевода. Но мы живы. И всё добытое – с нами. Значит, боги не отвернулись от нас, верно?

Духарев рассеянно кивнул. Он наблюдал за ромейской галеей, которая шла мимо флотилии, с легостью обгоняя тяжело нагруженные корабли русов.

– Не нравится мне этот кораблик… – пробормотал он. – Чую: он худое несет.

Святослав покачал головой.

– Не веришь мне? – спросил Духарев.

– Верю. Ты же ведун. Но всё равно пускай плывет. Я Перуном клялся, что не нарушу мирной клятвы. И не нарушу. Боги оберегут нас от зла. Перун! Слышишь меня? Дай мне только вернуться домой – и я принесу тебе такую жертву, какой ты еще не видел!

Святослав запрокинул голову, глядел в синее небо так, словно ждал удара грома…

Но небо было ясным и чистым. И невозможно было сказать: услышал ли Перун великого князя…

Глава 18

Уход Свенельда

– Нет, княже, я не согласен! – решительно заявил Свенельд. – Неправильно это – разделяться. Нас и так мало!