Карлики - Максим Дегтярев

С перегрузкой контейнера они провозились не меньше часа. Пока шла погрузка, Берх несколько раз успел запомнить и снова забыть кто есть кто — скафандры на Вэндже и Зимине были абсолютно одинаковыми. По возвращении на станцию, Вэндж оказался выше Зимина на полголовы и в два раза толще, причем — во всех местах. Берху пришло в голову, что спокойный, волевой Вэндж мог бы украсить своим портретом плакат «Все — в астронавты!», если бы в таком плакате вдруг возникла необходимость. У худощавого Зимина, напротив, лицо было настолько живым и подвижным, а глаза — выразительными, что, подчас, озвучивая ту или иную мысль, он ничего существенного к ней не добавлял.

Избавившись от скафандра сразу после шлюзования, Берх заново познакомился с астронавтами и пожал им руки.

— Ну вот мы и дома, — сказал Вэндж, которому станция Плером-11 служила домом в течение последних полутора лет.

— Ужинать будете? — спросил Зимин.

Берх не знал, чего ему больше хочется — есть или спать. Решил, что все-таки спать и попросил проводить его в каюту. Вэндж предложил любую из двадцати трех пустующих кают. Всего их было двадцать пять — двадцать для экипажа и пять — для гостей.

— Покажите мне ту, что занимал Сторм, — неожиданно попросил его Берх.

Вэндж с Зиминым удивленно переглянулись. С того момента, как им пришлось отправиться на помощь Берху, они ни разу не вспомнили с какой миссией он к ним пожаловал.

— Как вам будет угодно, — сухо ответил Вэндж, — пойдемте, я провожу вас…

Станция Плером-11 была большой, даже слишком большой для трех человек. При желании, в ней могло разместиться человек сто. Дело в том, что по мере истощения ресурса станции, ее не модернизировали, а достраивали. В результате, Плером-11 представляла собой полдюжины пристыкованных друг к другу модулей, один больше и новее другого. Строили их так. Рядом со старым модулем вырывали котлован. В котлован помещали новый модуль, затем, его засыпали породой, извлеченной из котлована. После этого, часть скалистой гряды, что находится позади станции, взрывали и образовавшаяся от взрыва каменная лавина засыпала новый модуль еще больше. Поэтому метеориты не представляли для станции никакой угрозы. Первые четыре модуля были блокированы и законсервированы, системы жизнеобеспечения работали только в пятом и шестом модулях. Те двадцать три каюты, о которых говорил Вэндж, как и те две, что занимали они с Зиминым, находились в последнем, шестом модуле. В этот день осмотреть верхний уровень шестого модуля Берху так и не удалось — выйдя из отсека, отделявшего шлюзовую камеру от остальных помещений верхнего уровня, они свернули, затем, по ажурному, пружинящему трапу сошли на средний уровень (всего уровней было три). Жилые отсеки станции — каюты экипажа, столовая, санитарные и медицинские боксы — занимали весь средний уровень. Чтобы выиграть пространство для индивидуальных кают, коридор пришлось сузить так, что два Вэнджа едва ли смогли бы в нем разойтись.

— Там остались его вещи, — сказал Вэндж указывая на дверь с номером четыре.

— Ничего страшного, — ответил Берх, — потом, если нужно, я переберусь в другую каюту.

— Как знаете, — пожал плечами Вэндж, — завтрак у нас в восемь.

Он показал Берху, как пользоваться местной душевой камерой и, пожелав на прощание спокойной ночи, оставил его одного.

Берх стоял в дверях и решал, что ему теперь делать — сон, еще десять минут назад буквально валивший его с ног, куда-то вдруг исчез. Стоило ли так сразу напоминать им о Сторме, размышлял Берх. Услышав имя исчезнувшего астронавта, они тотчас замкнулись и, теперь налаживать контакт станет труднее. С другой стороны, ему было интересно проследить за их реакцией — вряд ли они ожидали, что он займет каюту погибшего астронавта. Беря пример с Ларсона, Берх всегда считал себя тонким психологом.

По местному времени было далеко за полночь. Берх взглянул на часы и понял, что не спал двадцать семь часов. Потому и промахнулся при посадке. Напрасно он не доверил управление автоматике, теперь выглядит в глазах астронавтов полным кретином, да в придачу, чуть не угробил корабль, — продолжал он размышлять, осматривая каюту. Спать ему расхотелось, зато захотелось есть. Ничего, до утра доживу как-нибудь, решил Берх и достал комлог, чтобы еще раз пробежать глазами имевшиеся в его распоряжении сведения о Греге Сторме. Они занимали всего три страницы крупным шрифтом: краткая биография, характеристика, написанная самим Вэнджем непосредственно перед зачислением Сторма в экипаж Плером-11, медицинская карта, результаты тестирования. Никаких сведений о родственниках или близких. Берха этот пробел нисколько не удивил — сам он прожил всю жизнь один — кроме детства, разумеется. На вопрос, почему так случилось, Берх неизменно отвечал, что близкие отношения всегда кончаются для него либо чувством досады, либо угрызениями совести, а и то и другое ему одинаково противно. И добавлял, что ему вообще непонятны подобные расспросы, ведь гораздо удивительней, как близкие люди умудряются долгое время друг с другом уживаться.

Биография Сторма была изложена коротко и ясно — как у всякого человека, которому нет и двадцати четырех. Двадцать четыре ему должно было исполниться через неделю после исчезновения. Возможно — и исполнилось, мелькнуло в голове у Берха. Родился Сторм на Земле, получил хорошее техническое образование в одном из престижных учебных заведений североамериканского континента; сразу после окончания института, он завербовался в отряд астронавтов-исследователей. Работал, в основном, на частные компании. Их названия Берху мало о чем говорили, как и названия тех дальних космических станций, где Сторм провел в общей сложности около двух лет. Вэндж знал Сторма по своей предыдущей работе, поэтому и рекомендовал взять его на Плером-11 в качестве третьего астронавта. Других рекомендаций у Сторма не было, но, во-первых, других рекомендаций и не требовалось, раз его рекомендовал сам командир станции. Во-вторых, ВАКоПу в то время было не до подбора кадров. Они даже не удосужились побеседовать со Стормом. Скорее всего, Вэндж переоценил уровень подготовки своего молодого коллеги. Других объяснений загадочной гибели астронавта не было ни у Берха, ни у тех, кто занимался делом Сторма до него. А в том, что астронавт именно погиб, никто не сомневался. Но пока тело не найдено, или пока не найдено вразумительных объяснений, почему его тело найти нельзя, дело оставалось открытым. По этой же причине, никто вслух не говорил, что Сторм погиб, а говорили «исчез» или «пропал без вести». И, наконец, по той же причине, дело Сторма не было предано огласке, и, за исключением вышеназванных, знали об исчезновении астронавта только несколько сотрудников АККО. Возможно, Берху и не пришлось бы заниматься поисками Сторма, если бы не гибель его предшественника. «Гибель одного астронавта можно считать несчастным случаем, но когда гибнут двое — это уже похоже на небрежность», — сказал тогда Шеф, практически процитировав Оскара Уальда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});