Я не Монте-Кристо (СИ) - Тоцка Тала

— Как я могу связаться с господином Семаргиным? — вопросительно взглянула Саломия на вошедшего парня, что форменным образом уперся лбом в дверной косяк. Где Димыч таких находит? Сам он ниже Елагина, смотрит снизу вверх на свой «спецназ» и командует, а они перед ним навытяжку!..

— Говорите, я передам.

— Пусть поднимется, мне нужно с ним поговорить.

«Спецназ» кивнул и вышел. Саломия оставила Даньку в комнате, а сама прошла в кухню. Здесь все было переделано, ремонт выглядел довольно свежим, и ее успокаивало, что обстановка мало напоминала о прошлом. Никита вообще все сменил в квартире, странно, что саму квартиру не сменил. Услышала шаги и отошла к окну, повернувшись спиной.

— Вы… Ты… В общем, я пришел.

Саломия обернулась и застыла в недоумении. Она ожидала увидеть все, что угодно — недовольство, отвращение, гнев — но только не довольную улыбку и… облегчение?

— Слава Богу, Саломийка, это ты! — выдохнул Семаргин и увалился на стул, потирая руками лицо. Саломия во все глаза смотрела на Димыча, ожидая продолжения, но тот лишь радостно улыбался, рассматривая ее. Инстинктивно дернулась, чтобы скрыть шрамы, но Димка, казалось, их даже не замечал.

— Чему ты так радуешься, Дима? — спросила недовольно, поскольку тот не торопился с объяснениями.

— А ты не догадываешься? Я боялся, Саломия, боялся, что Никита сошел с ума. Послушай, — он вмиг сделался серьезным, — кажется, ты не совсем поняла, что случилось. Он тебя похоронил, по-настоящему, Саломийка, с могилой и памятником, правда, он там так ни разу и не показался, всем занимались родители. Ты не видела его, когда нам предъявили обгоревший труп, мой брат лично снял с него твою обручалку и остальные бирюльки. Экпертиза показала, что погибшая была беременная, семь недель, как у тебя.

— Там была девушка, она говорила, что беременная, я отдала ей свои драгоценности, а она дала мне телефон, чтобы я отправила Никите сообщение, — мертвым голосом проговорила Саломия.

— Он получил эсэмэску, но мы долго собирались, Мия, если бы не этот гад Беккер, то… — Семаргин мотнул головой, будто отгонял видения, и Саломия понимала, какие. — Потом дело начали спешно сворачивать, нам даже не дали провести экспертизу, а ведь если бы Елагины настояли, то все могло пойти по-другому.

Саломия поджала губы. Она не станет распространяться, что Елагины выступили основными заказчиками, пусть Никита сам решает, что следует знать его другу.

— Сначала все были в шоковом состоянии, и так было даже к лучшему. Самое страшное началось потом. Никита сходил с ума, Саломия, он пил беспробудно, и я не знал, что лучше, выводить его из этого состояния, или дать ему возможность вырубаться.

— Вадим говорил, Никита ушел в загул от радости, что наконец-то освободился. Собирался претендовать на наследство, как мой муж, — у Саломии хватило духу посмотреть Димычу в глаза. И когда она увидела разочарование, вдруг стало совсем больно.

— Почему? — сипло проговорил тот. — Почему ты поверила?

— Вадим дал мне прослушать записи, Дима, пусть Никита сам тебе расскажет. Я следила за ним со стороны, его образ жизни… все эти женщины…

— Женщины? Да на пальцах можно пересчитать тех, с кем он спал больше одного раза, Мия! Он не был женат, у него даже любовницы постоянной не было!

— Откуда мне было знать? — глухо проговорила Саломия, отворачиваясь.

— Да? А ты узнать не пробовала?

Со стороны они больше были похожи на ссорящихся супругов, Саломия сжала виски и решительно подняла голову.

— Вот ты мне и расскажи, я хочу знать, как все было на самом деле.

— Уверена? Ладно, тогда слушай, — Семаргин сделал глубокий вдох и заговорил.

Саломие казалось, ее сердце сейчас разорвется, перед ней вдруг открылась та бездна отчаяния и беспросветной тоски, в которой все восемь лет жил самый дорогой для нее мужчина. Насколько же ей было легче, ведь она могла ненавидеть, могла думать о мести, возле нее был ее ребенок, но главное, она знала, что с Никитой все в порядке, он жив, пусть даже не рядом.

— Теперь ты понимаешь? — Димыч явно выдохся, он стоял возле Саломии, оперевшись о подоконник, и смотрел в светящиеся напротив квадраты. Она не ответила, сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть. — Я вот еще что скажу, Саломия, Никита мужик крепкий, но если с вами что-то снова случится… Я правильно понимаю, что у нас скоро на одного Елагина станет больше?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Саломия потупилась и снова кивнула.

— Значит, нравится тебе, или не нравится, с этого момента вон те обаятельные парни, что сидят в гостиной, твоя личная охрана, твоя и мелкого. Без них никуда даже за хлебом, ясно?

Саломия поспешно кивнула несколько раз подряд.

— Молодчина. Если будут вопросы, звони, парней сменю, а нет, лично буду за тобой по пятам ходить.

— Спасибо, Дим, — она несмело тронула его за рукав, Семргин поймал ее руку и крепко сжал.

— Не за что, Мийка, просто у меня один друг. Береги его, — и ушел в гостиную.

Саломия специально не ложилась спать, хотела дождаться Никиту, но не заметила, как задремала возле безмятежно сопящего Даньки. Сквозь сон слышала, как хлопнула входная дверь, глухие мужские голоса за стеной, потом шум воды в душе. Но глаза никак не хотели открываться, наверное, это из-за беременности, она стала слишком быстро утомляться. Саломия вспомнила слова Никиты, и внутри разлилось тепло — у нее будет дочка!

Она сразу поверила ему, Елагин каким-то особым чутьем чувствовал своих детей, недаром рядом с Данькой Никита напоминал ей хищника, обнюхивающего своего ребенка. И если он сказал, что будет девочка, значит, так и есть. Темноволосая принцесса с голубыми елагинскими глазами, Саломия даже улыбнулась во сне.

Скрипнула дверь, кровать рядом прогнулась, а потом ее осторожно обняли знакомые руки и прижали к большому, крепкому телу, знакомый аромат заполнил до самого краешка сознания и взбудоражил, прогоняя сон. Одна рука поддерживала голову, а вторая гладила живот, и Саломия, окончательно проснулась оттого, что ее тело отозвалось на эту ласку. Захотелось сильнее, ниже, она чуть не застонала, а потом повернулась к Никите лицом и открыла глаза.

— Привет, родная! Я тебя разбудил?

Саломия едва не охнула от того, сколько любви и желания было в устремленном на нее взгляде, а ей хотелось биться в его руках, трясти за плечи и кричать: «Прости! Прости меня! Скажи, что мне сделать, чтобы ты забыл эти восемь лет?»

Но не забилась и не закричала, Никита прав, если безостановочно просить друг у друга прощения, то как можно оставить прошлое позади и жить заново? И тогда Саломия потянула его к себе, Никита тут же отозвался и начал ее целовать.

Они целовались сначала медленно, будто вспоминая друг друга на вкус, потом поцелуи стали жарче, требовательнее, Саломия чувствовала, как нега разливается по телу, стекая вниз. Под руками перекатывались бугристые мышцы, и ее пьянила только одна мысль, что теперь можно брать все это совершенно открыто, а не хватать украдкой в темноте, будто вор, забравшийся в форточку.

— Ты зачем сняла картину? — шепотом спросил Никита, цепочкой из поцелуев подобравшись по шее к уху.

— Чтобы Данька не видел, — ответила, кусая подбородок и млея от покалывающей кожу щетины.

Короткий смешок, и снова цепочка поцелуев. Данил заворочался во сне и шумно вздохнул. Саломия притаилась под Никитой, он тоже застыл, опираясь на локоть, потом указал ей глазами на дверь. Она с готовностью кивнула, Никита легко поднял, подсаживая на руках, а она обвила его за шею и обхватила ногами за бедра.

В гостиной они в буквальном смысле завалились на диван, целуясь, как малолетки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И где ты собираешься прятаться от сына, любовь моя? — Никита оторвался ненадолго, чтобы перевести дыхание.

— Не прятаться, но и не выставлять напоказ!

— Данил не в курсе, почему мужчина и женщина спят в одной кровати?

— В курсе, но не в отношении меня. У нас не ночевали мужчины.

— А Вадим? Разве он не жил с вами? — Никита старался казаться равнодушным, но Саломия ощутила, как он напрягся в ожидании ответа. Она прекрасно знала обо всех небылицах, что распространяли о ней в прессе, там Вадима прямо называли любовником наследницы Фон-Россель. Она обняла его за затылок и сказала, глядя в глаза: