Песчаные небеса - Олаф Бьорн Локнит

– Мне здесь не нравится, – серьезно сказал Мораддин, искоса поглядывая на хрустящую лошадиными костями тварь, успевшую почти целиком вымазаться в крови. На мгновение ему показалось, что лошадь еще шевелится, но он убедил себя, что это чудовище с силой треплет тушу, отрывая куски мяса…

– М-да, Джафир перестарался… Если это, конечно, его работа, – проговорил киммериец. – Садись на мою лошадь, поедем дальше – раз решили добраться до Баргэми, надо ехать!

– Фантазия у твоего шейха… болезненная, – резюмировал полугном, снова и снова оглядываясь на доедающего лошадь хищника. – Еще один такой таракан – и мы пойдем пешком…

У стены крепости они оказались глубокой ночью, все таки потеряв и вторую лошадь – оказалось, что прыгающих многоногих тварей по округе бродило много, действительно, как тараканов. К счастью, на людей голодные звери особого внимания не обращали, видимо, полагая их слишком мелкой добычей, но вот за лошадь четверо монстров устроили меж собой настоящую битву, да такую, что от бедного животного, собственно, ничего им на поживу не осталось, а киммериец с полугномом едва унесли ноги.

Когда при свете луны они подошли к крепости Баргэми, шепотом обсуждая, как будут перебираться через высокую, сложенную из песчаника стену, Конан вдруг заметил, что ворота широко раскрыты. Молча указав Мораддину на распахнутые створки, варвар остановился, не решаясь идти дальше.

– Пойдем, чего ждать, – тихо сказал Мораддин, вытащил мышь из под воротника и швырнул ее в воздух. Конан решил, что это сделано для того, чтобы зверек не попал под чужой клинок, во время предстоящей схватки, но мышь, сделав над стенами пару кругов, вернулась к хозяину, коротко пискнула и села ему на плечо.

– Чего это она? За тебя боится, что ли? – прошептал Конан.

– В некотором смысле – да, – ответил Мораддин. – Она чует недобрую магию и насторожена.

И в самом деле, летучая мышь мелко подергивала круглыми ушами и многочисленными бугорками и отростками на мордочке, тихонько попискивая.

– Нергал с ней, с магией, – решительно сказал киммериец и медленно двинулся к воротам. Мораддин тенью следовал за ним.

Оказавшись между створками, Конан оглядел внутренний двор, остановился и попятился назад, вытягивая меч из ножен. Полугном выглянул из-за его широкой спины и прошептал несколько непонятных слов, видимо, гномских ругательств.

Двор, точно разлагающаяся туша, кишел тварями, напоминающими гигантских насекомых, червей, каких-то членистых многоногих чудовищ, подобных тем, что пожрали лошадей. Они ползали по каменным плитам, которыми была вымощена земля, по стенам хозяйственных построек, перебирались друг через друга – с полным безразличием или иногда яростно сцепляясь. В воздухе стоял неприятный запах, слышалось ровное жесткое шуршание хитиновых панцирей, а вся внутренняя часть крепости озарялась призрачным зеленоватым светом, колеблющимся и не имеющим единого источника – словно, светились сами странные создания и стены строений. Но более всего потрясли варвара люди. Они медленно бродили меж отвратительных гадов, точно во сне – смотрели невидящими глазами в пустоту, натыкаясь друг на друга или на какое-нибудь насекомое, останавливались, а потом поворачивали в другую сторону.

– Мораддин, что это? Что все это значит? – хрипло проговорил киммериец, отирая тыльной стороной ладони пот, выступивший мелкими каплями над верхней губой.

– Не представляю, – отозвался тот, как завороженный, глядя прямо в круглый, немигающий глаз кошмарной твари, которая, заметив варвара с полугномом, повернула к ним свою улиточью полупрозрачную голову, вывернув наружу рога с желтоватыми глазами на концах.

– Смотрит… – прошептал Конан, тоже будучи не в силах оторвать взгляда от бессмысленных глаз, казавшихся безгранично жестокими. Что-то черное стремительно метнулось над рогатой неподвижной головой гигантской улитки, и Мораддин вскрикнул, падая ничком на песок:

– Берегись!

Киммериец вскинул меч, и темная тварь с длинными, как у саранчи, ногами, звонко стукнувшись о клинок, упала чуть в стороне, целая и невредимая. Полугном вскочил и вовремя: «саранча», подобравшись, оттолкнулась и взвилась в воздух, намереваясь опуститься на голову Конану. Оба клинка одновременно ударили насекомое и перерезали его пополам, точно ножницами. Брызнуло что-то белое, и половинки сухо стукнулись о песок.

Посмотрев во двор и увидев, что уже не одно чудовище заметило чужаков, Конан и Мораддин, не сговариваясь, развернулись, бросились за ворота, скользнув в темноту, к стене. Отдышавшись и стряхнув оцепенение ужаса, они переглянулись.

– Что скажешь? – проронил варвар, глядя на Мораддина широко раскрытыми глазами.

– А ты? – выдохнул полугном.

– Джафир помешался, это точно.

– Согласен, – быстро кивнул Мораддин.

– Такое только с похмелья пожелаться может…

– Тоже согласен. Как ты думаешь, в чем наша задача?

– Понятия не имею… Отыскать пьяного зуагира и… – Конан сделал красноречивый жест.

Мораддин сглотнул слюну, потер бороду и оглянулся, явно опасаясь, что жуткие твари выползут за ворота в поисках ускользнувших жертв, и неожиданно спросил:

– А почему звери тех людей не трогают? Чем мы хуже?

– Лучше, – едко усмехнулся Конан. – Те пришибленные какие-то, а мы – свеженькие, бегаем… Вот… – киммериец и сам испугался своих слов, представив, как он станет точно так же, шатаясь, бродить среди громадных насекомых, натыкаясь на их шершавые панцири или поскальзываясь в слизи улиток-переростков…

– Дурацкий разговор, – вздохнул Мораддин.

И вдруг варвар издал звериный вопль, хлопнув полугнома по плечу так, что тот едва не свалился.

– Кинжал! Проклятый аквилонский кинжал! Как я мог забыть про дагарнусову игрушку!

– Вот-вот, испытай ее вот на том… – он указал подрагивающим пальцем за спину киммерийцу, а мышь на плече зашлась в истеричном шипящем визге.

Быстро обернувшись, Конан увидел подбиравшегося к ним не то паука, не то осьминога, размером с повозку. Круглая голова с несколькими парами черных тусклых глаз и серповидными паучьими челюстями вращалась на тоненькой шее, а передние недоразвитые лапки сжимали болтающееся человеческое тело. «Зуагир…» – успел рассмотреть киммериец, прежде чем события понеслись с невероятной быстротой. Он едва мог вспомнить потом, как паук разжал жвалы, подмяв под себя человека, и с неожиданной прытью быстро побежал, перебирая высоко поднимавшимися над туловищем лапами к новой жертве, показавшейся, верно, ему более лакомой; как, передернувшись от отвращения, он кинул наугад клинок, и когда сталь вонзилась в голову паука, чудовище резко остановилось, отшатнулось, и тут случилось нечто совсем непонятное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});