Разум и чувства и гады морские - Джейн Остин

Бросив на Уиллоби гневный взгляд, мисс Дэшвуд перебила его:

— Вряд ли, мистер Уиллоби, вам стоит продолжать ваш рассказ, а мне слушать. Подобное начало ни к чему привести не может. Не терзайте меня продолжением.

— И все же я настаиваю, чтобы вы выслушали меня до конца, — возразил он. — Я никогда не был богат, зато всегда был расточителен и всегда крутился в обществе более состоятельных людей, чем я сам. Каждый год с моего совершеннолетия я лишь приумножал собственные долги. Я искал сокровища, но не мог их найти, воображал, что на следующий год это непременно случится, и не считал деньги. Уже довольно давно я намеревался поправить свое положение, подыскав себе богатую невесту. Поэтому жениться на вашей сестре было немыслимо, и с бессердечной, эгоистичной жестокостью, какую не сможет достаточно сурово осудить никакой гневный, презрительный взгляд — даже ваш, мисс Дэшвуд! — я пытался вызвать в ней приязнь, на которую и не думал отвечать. Лишь одно можно сказать в мою защиту: мои поступки были верхом эгоизма и тщеславия, но я не подозревал, какие чудовищные муки они причиняют, ведь тогда я еще не знал, что значит любить. Знаю ли я это теперь? С этим можно спорить, ведь если бы я любил, разве смог бы поступиться своими чувствами и променять их на деньги? И, что гораздо важнее, разве смог бы отказаться от ее любви?

На мгновение он замолчал; Месье Пьер забрался хозяину на колени, и тот рассеянно принялся его почесывать.

— Но именно так я и поступил. Чтобы избежать относительной бедности, которая ничего не значила бы, будь у меня ее любовь и ее общество, я выбрал деньги и тем самым лишился всего, что могло бы сделать их желанными.

— В таком случае, — ответила Элинор, чуть смягчившись, — когда-то вы верили, что испытываете к ней искреннюю приязнь?

— О да! Как пиранья, впившаяся в ногу, не отпустит, пока не наестся или не будет убита! И я не надеялся когда-нибудь освободиться от этих чувств. Устоять перед такой красотой, перед такой нежностью! Способен ли на это хоть один мужчина на свете? Счастливейшие часы своей жизни я провел с ней, искренне веря в честность собственных намерений, в чистоту моего сердца! Однако и тогда, решительно намереваясь просить ее руки, я медлил, день за днем откладывал объяснение, не желая связывать себя словом, когда мои обстоятельства были столь стеснены. Не стану и пытаться объяснять… и не буду останавливать вас, если вы упрекнете меня в нелепости, хуже чем нелепости! В боязни связать себя словом, когда я уже сделал достаточно, чтобы связать себя честью. Наконец я отбросил все сомнения и решился оправдать все знаки внимания, какие я ей оказывал, и прямо подтвердить те чувства, которые столь упорно выставлял напоказ. Но за несколько часов до той минуты, когда я смог бы поговорить с ней наедине… случилось нечто… открылось некое обстоятельство… злополучное обстоятельство, которое разрушило все мои планы и лишило всякой надежды. — Он замешкался и опустил глаза, рассеянно почесывая волосатый живот Месье Пьера. — Миссис Смит кто-то сообщил… полагаю, кто-нибудь из дальних родственников, в чьих интересах лишить меня ее покровительства… об одной интрижке, о связи… но договаривать нет нужды, — закончил он, густо покраснев и подняв на нее вопрошающий взгляд. — Должно быть, вы давно все знаете. Торговец пирожками… осьминог… девушка, закопанная в песок…

— Да-да, — подтвердила Элинор, также покраснев, и наказала себе даже не думать о сочувствии к нему, — я все знаю. И, признаюсь, как вы собираетесь объяснить свою роль в этом чудовищном деле, превыше моего понимания.

Баржа скрипнула, качнувшись на волне, и на мгновение Элинор замерла, воображая, будто снаружи до нее донесся стук подбитого серебром пиратского каблука; но ужасный звук не повторился, и вскоре она успокоилась.

— Вспомните, от кого вы об этом слышали! — воскликнул Уиллоби. — Неужели его рассказ мог быть беспристрастным? Не думайте, что сама она безвинная жертва! Я не спорю, что должен был с большим уважением отнестись к ней и ее положению. Ее приязнь ко мне заслужила лучшего отношения, и я не раз укорял себя, вспоминая ее нежность. Я жалею, от всего сердца жалею, что это произошло. Но я ранил не ее одну, я ранил и ту, чье чувство ко мне вряд ли было менее пылким, ту, которая неизмеримо превосходила ее во всем!

— Ваше равнодушие не извиняет жестокости, с какой вы покинули ее, закопав по шею в песок. Вы не могли не знать, что, пока вы наслаждались жизнью в Девоншире, претворяя в жизнь новые планы, она терпела крайнюю нужду… если не хуже. Она могла бы утонуть в приливе!

— Но, богом клянусь, я не знал, как она бедствует! — пылко возразил он. — Я был уверен, что сообщил ей мой адрес. Да и малейшая толика здравого смысла помогла бы ей его разузнать!

— Ну и что же сказала миссис Смит?

— Добрая женщина! Она предложила мне все забыть, если я женюсь на Элизе. На это я согласиться не мог… так я лишился ее расположения, и мне было отказано от дома.

— Должна сказать, я именно так и думала, хотя матушка настаивала, что вас проклял пиратский призрак.

— Всю ночь после этого объяснения — я должен был отплыть наутро — я терзался, не зная, как поступить. Борьба с собой была тяжкой, но длилась, увы, недолго. Мои чувства к Марианне, моя уверенность в ее взаимности — всего этого было мало пред лицом того трепета, в какой меня повергала мысль о бедности. У меня были причины полагать, что моя нынешняя жена не ответит мне отказом, если я сделаю ей предложение, и я убедил себя, что никакого иного благоразумного выхода мне не остается. С этим решением я отправился к Марианне, увидел ее в горе и покинул ее в горе, надеясь никогда больше с ней не свидеться.

— Зачем же вы пришли? — спросила Элинор. — Письма было бы вполне достаточно. Какую цель преследовал ваш визит?

— Его требовала моя гордость. Покинуть архипелаг таким образом, чтобы вы или прочие соседи хотя бы заподозрили, что произошло между мной и миссис Смит, было бы совершенно невыносимо, и поэтому я решил нанести в ваш домик последний визит. Встреча с вашей милой сестрой была ужасна, хуже того, я застал ее одну. Вы все уехали, я не знаю куда. А ведь только накануне вечером я оставил ее в полной, нерушимой уверенности, что поступлю как должно! Всего лишь через несколько часов она была бы связана со мной навеки… я помню, в каком упоении, с какой радостью я греб к острову Алленгем, как доволен я был собой, какой любви исполнен ко всем людям! Но во время нашего последнего дружеского разговора меня так угнетало чувство вины, что я едва находил в себе силы притворяться. Ее печаль, ее разочарование, неизбывное горе, когда я сказал, что немедленно должен покинуть Девоншир, — мне никогда этого не забыть. Боже мой! Каким я был бессердечным мерзавцем! Я спрятал лицо за решеткой водолазного шлема! Я не мог смотреть ей в глаза!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});