Левая Рука Бога - Пол Хофман

— Чем могу служить? — спросил он как можно менее услужливо.

— Лорд Випон просит вас оказать нам все возможное содействие, — ответствовал ИдрисПукке, доставая письмо из внутреннего кармана и кладя его на стол перед гофмейстером.

Гофмейстер так же подозрительно, словно оно могло оказаться не совсем подлинным, пробежал письмо глазами.

— Нам нужен самый выдающийся из ваших ученых в качестве конюшего для одного из высокопоставленных членов семьи Маршала, — пояснил ИдрисПукке.

Гофмейстер взбодрился — это могло оказаться полезным:

— Понимаю. Но разве подобный пост обычно не предназначен для кого-нибудь из самих Матерацци?

— Обычно — да, — согласился ИдрисПукке так, словно эта неколебимая, навечно высеченная на каменных скрижалях традиция не имела никакого значения в реальности. — Но в данном случае нам нужен конюший, обладающий знаниями и талантом в области языков. Кто-нибудь гибкий, способный к самостоятельному мышлению. У вас есть такой человек?

— У нас много таких людей.

— Тогда мы берем лучшего.

Вот так и получилось, что два часа спустя ошеломленный, с трудом верящий в свою удачу Йонатан Коолхаус вступил в цитадель и с почтением, подобающим конюшему одного из Матерацци, был препровожден в палаццо, на половину Арбеллы Лебединой Шеи, а там — в караульное помещение.

Если Йонатан Коолхаус никогда и не слышал изречения генерала Войда: «Никакая новость не бывает хороша или плоха настолько, насколько кажется поначалу», — то ему предстояло на собственном опыте убедиться в его справедливости. Он предполагал оказаться в величественных покоях, в приемной, ведущей в роскошную жизнь, коей, по его мнению, заслуживали его таланты. Вместо этого он очутился в караулке, заставленной многочисленными койками, тянувшимися вдоль стен вперемежку со стойками для разнообразного оружия самого устрашающего вида. Что-то сразу пошло не так.

Спустя полчаса в караулку вошли Кейл и Саймон Матерацци. Кейл представился сбитому к тому времени с толку ученому, Саймон тоже хрюкнул нечто нечленораздельное. Затем Йонатан Коолхаус выслушал, что от него требуется: он должен был употребить свои способности на то, чтобы разработать для Саймона совершенный язык знаков, а после сопровождать его повсюду и быть его толмачом. Представьте себе разочарование бедняги Йонатана. Он наметил себе славное будущее на самой вершине мемфисского общества, а оказалось, что в действительности ему предстояло стать всего лишь рупором для Матерацци, которого равняли с деревенским придурком.

Кейл велел слуге проводить Коолхауса в его комнаты, которые оказались ничуть не лучше тех, которые он занимал в Мозгарне. Потом его привели в покои Саймона, где Смутный Генри должен был продемонстрировать ему основные знаки и жесты немого языка Искупителей. Это дало возможность приунывшему Коолхаусу отвлечься от печальных мыслей. По крайней мере, его врожденный лингвистический дар не пропадет втуне, а создание языка знаков не потребует больших усилий, быстро решил он.

За два часа Коолхаус записал все уже имеющиеся знаки и постепенно заинтересовался новым делом: оно нуждалось скорее в творческом подходе, нежели в зубрежке, и процесс создания нового языка мог оказаться интересным. Никакая новость не бывает хороша или плоха настолько, насколько кажется поначалу. Так или иначе, ему ничего не оставалось кроме как продолжать, как бы он ни сокрушался по поводу того факта, что вся его «удача» свелась к необходимости учить придурка.

Однако в течение нескольких следующих дней Коолхаус начал пересматривать свое мнение. На протяжении всей своей жизни Саймон был почти полностью предоставлен самому себе, не имел ни малейшего понятия о дисциплине, никогда не ведал над собой контроля, не получал никакого систематического образования и воспитания. Коолхаус вскоре понял, что сможет успешно учить Саймона благодаря двум обстоятельствам: его страху и преклонению перед Кейлом и отчаянному желанию найти общий язык с окружающими, которое возникло после того, как он почувствовал, сколь исключительное удовольствие заключено в таком общении, пусть даже на примитивном уровне, какой способен был обеспечить ограниченный беззвучный язык Искупителей. Сочетание этих факторов делало Саймона куда более перспективным учеником, чем могло показаться на первый взгляд, и они очень быстро продвигались вперед, несмотря на то, что процесс обучения по меньшей мере дважды вдень прерывался приступами раздражения, вызванными тем, что Саймон порой не мог понять, чего от него хочет Коолхаус.

Когда такой приступ случился в первый раз, встревоженный Коолхаус послал за Кейлом. Тот быстро привел Саймона в чувство, пригрозив задать ему хорошую трепку, если он будет себя плохо вести. Саймон, который после случая с зашиванием раны верил, что Кейл может все, быстро присмирел. Кейл разыграл спектакль передачи Коолхаусу всех полномочий чинить ужасную, хотя и непонятно какую именно расправу, и инцидент оказался исчерпанным. Коолхаус продолжил учить, а Саймон, которому кроме всего прочего очень хотелось угодить Кейлу, — учиться. Коолхаусу было велено ни при каких условиях никому не рассказывать, чем он занимается, а относительно его присутствия был пущен слух, будто он — временный телохранитель Саймона.

Не имея понятия о более амбициозных планах Кейла в отношении ее брата, Арбелла Лебединая Шея прекрасно видела, как много Кейл делает для него в настоящий момент. В Святилище игры были запрещены, любая игра считалась грехом. Самое большее, во что разрешалось «играть» послушникам, это учебное упражнение: две команды, разделенные линией, которую строго-настрого запрещалось пересекать, старались поразить противника кожаным мешком на веревке. Если вам это кажется безобидной забавой, то знайте, что кожаный мешок был набит большими камнями. Серьезные травмы случались сплошь и рядом; смертельные исходы были редки, но тоже не исключены. Видя, что от праздной жизни в Мемфисе мышцы у их троицы начали становиться дряблыми, Кейл возродил игру, правда, мешок набивался не камнями, а песком. По-прежнему представляя собой сугубо тренировочное упражнение, это занятие стало казаться им на удивление забавным, поскольку больше не грозило увечьями, и, предаваясь ему, они часто хохотали от удовольствия. В отсутствие четвертого игрока они позволили Саймону присоединиться к ним. Он был неуклюж и не обладал грацией других Матерацци, но полон такой бесшабашной энергии и энтузиазма, что постоянно сам себе причинял боль. Однако, судя по всему, его это не огорчало. Мальчики так шумели, хохотали и подшучивали над ошибками и неловкостью друг друга, что звуки игры не могли не достигать слуха Арбеллы. Часто, стоя у окна, выходящего в сад, она наблюдала, как ее брат веселится, играет и впервые с удовольствием живет собственной жизнью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});