Секретные академики - Владимир Губарев

— Конечно. Всегда привлекает новое, неожиданное, которое ты стремишься понять и объяснить. И если тебе это удается, то получаешь огромное удовлетворение и стремление идти дальше. Это как у путешественника, который предчувствует, что за следующим поворотом его ждет еще одна встреча с прекрасным. Это толкает его вперед. Ощущение «первооткрывателя» — это всегда стимулирует к поиску в науке.

— У вас всегда были подобные стимулы?

— Конечно, причем во многих случаях, это связано с теми катастрофами в авиации, которые происходили из-за материалов, из-за того, что ученые недостаточно хорошо их знали. Подобных примеров в истории авиации и ракетной техники много.

Из хроники катастроф: Английская реактивная «Комета», выполнявшая рейс Сингапур — Лондон на высоте 10 километров, исчезла с экранов радаров утром 10 января 1954 года над островом Эльба. Два рыбака видели, как падали горящие обломки лайнера. К этому времени самолет налетал 3681 час.

Через три месяца «Комета» вылетела из Рима в Каир. Через полчаса самолет рухнул в море. Налет составлял 2704 часа.

Самолеты этого типа были немедленно святы с эксплуатации.

Со дня моря были подняты обломки лайнеров. Они тщательно исследовались в Англии. Вскоре специалисты выяснили, что самолеты разрушились в воздухе, а лишь потом части их загорелись.

Академик И. Н. Фридляндер так объясняет причину гибели «Комет»: «Каждый раз при подъеме на высоту 10 километров, когда внешнее давление снижалось, фюзеляж как бы раздувался под влиянием постоянного внутреннего давления, а при посадке на землю он возвращался в исходное состояние. Так повторялось при каждом цикле полетов, причем на высоте 10 км особенно сильны турбулентные потоки воздуха. За общее время полета «Комет» — примерно 3 тысячи часов — при средней продолжительности полета по 3 часа фюзеляжи до 1000 раз растягивались внутренним давлением и при посадке сжимались, от этого и появлялись трещины. Когда они достигали критической величины, воздух из салона вырывался с силой взрыва в окружающее пространство, разрушая весь самолет. Пассажиров с сиденьями выбрасывало из салона, так же выбрасывает снаряд при выстреле из пневматической пушки, и они погибали от кровоизлияния в легкие. Для проверки этой гипотезы в английском авиационном испытательном центре Фарнборо был сооружен огромный плавательный бассейн, куда целиком помещался фюзеляж самолета. Внутри с помощью насосов то поднимали, то снижали давление. Через некоторое количество циклов появлялась усталостная трещина, которая росла и привела к разрушению кабины самолета.

Печальный опыт английского воздушного флота не прошел даром. В странах, выпускающих самолеты, построены огромные плавательные бассейны, где испытывают герметичный фюзеляж каждого нового типа пассажирского самолета», а высоту полета пассажирских самолетов ограничили 8 км.

— А второй раз как вас «не посадили»?

— Андрей Николаевич Туполев делал пикирующий бомбардировщик Ту-16, но при статических испытаниях он не выдержал требующуюся нагрузку. У нас к этому времени был уже разработан и применен в истребителях МиГ-15 высокопрочный сплав В-95. И Туполев решил использовать этот сплав.

Запустили производство самолета на Казанском заводе, и начался массовый брак по сетке тонких трещин. Вызвал меня нарком и сказал, чтобы я поехал на Уральский завод, где делали листы для Казани, и пока не налажу их выпуск, в Москву не возвращался. Одновременно со мной поехал сотрудник НКВД. Очень долго у нас ничего не получалось, мы не могли найти причин появления трещин и однажды он этак по-дружески говорит мне: «Иосиф, у тебя все равно ничего не получится, а потому признайся, что ты враг народа. Тебя отправят, сам знаешь куда, а я смогу вернуться в Москву. Так будет проще и для тебя, и для меня». Оказывается, он совсем недавно женился. Молодая супруга каждый день ему звонила и просила быстрее возвращаться, а я его задерживал.

Из воспоминаний: «Мы продолжали изучать сплав В95. Я написал докторскую диссертацию на тему: «Высокопрочные алюминиевые сплавы» и защитил ее в Институте цветных металлов и золота на кафедре академика Андрея Анатольевича Бочвара. Он был незыблемым авторитетом для всех металловедов Советского Союза.

Не знаю, как это случилось, но я опоздал на собственную защиту на 10 минут. Совет вел А. А. Бочвар. Он сам отличался исключительной пунктуальностью, говорили, что среди его предков были немцы. Так или иначе, но он сильно разгневался. Как на грех, когда я подошел к стенду, где должен был развесить свои ватмановские листы, рулон у меня выпал из рук и рассыпался. «Андрей Анатольевич, — попросил я, — разрешите я за пять минут соберу листы» «Какие пять минут, начинайте!» — ответил он. И я начал доклад, одновременно собирая ватманы. Несмотря на некоторую суматоху, я в своем 40-минутном докладе изложил все, что хотел. Были многочисленные вопросы, но мне легко было на них отвечать, ибо со всеми этими вопросами я «варился» каждый день, решая их то с металлургическими, то с авиационными заводами. Голосование было единогласным».

— Теперь уж обязательно нужно вспомнить и о третьем случае!

— Он связан с центрифугами, на которых производится уран-235 для атомных бомб и атомных электростанций. Еще в 1946 году ко мне приехал будущий академик Кикоин. Он попросил меня дать сплав — легкий и прочный — для производства центрифуг, где шло разделение изотопов урана. Такой сплав я предложил: сплав В96ц — самый прочный в мире, и он начал широко использоваться в атомной промышленности. Но однажды случилось непредвиденное. В Средмаше это направление вел генерал Зверев. До атомного проекта он работал в ведомстве Берии, что очень ему мешало — даже сам министр Славский не мог продвинуть его в свои заместители, хотя очень хотел этого. Генерал Зверев был очень талантливым человеком, он хорошо разбирался в атомных проблемах.

— Я был знаком с ним, несколько раз встречался. В частности, и по «вертушкам».

— Как это?

— В западной прессе появилась информация о том, что наши центрифуги очень хорошо работают. Я обратился тогда в Средмаш с предложением напечатать об этом статью, мол, наши достижения следует показывать. Меня направили к начальнику главка Звереву, и он категорически был против. Так и не удалось рассказать о нашем успехе.

— Вы попали в не очень удачное, мягко выражаясь, время. Центрифуги уже крутились семь лет. Работали они эффективно. Мы уже Ленинскую премию за них получили. Промышленность начала выпускать их в массовом количестве, в соответствующих центрах крутилось 4 миллиона центрифуг. И вдруг крупная авария! Взорвалась центрифуга. От нее куски полетели в разные стороны, они разрушили другие «вертушки». Поднялось радиоактивное облако. Пришлось всю линию останавливать — а это чуть ли не километр установок! В общем, чрезвычайное происшествие, весьма значительное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});