Миг - и нет меня - Эдриан Маккинти

— Ты служил в армии? — переспросил Рамон с таким видом, словно я только что сообщил ему нечто поразительное.

— Да.

— В Ирландии?

— Нет, в Англии.

— Тебя замели?

— Я сам пошел.

— Но зачем?

— А черт его знает! Слушай, Рамон, ты меня лучше не отвлекай. Я хотел сказать, что такие люди, как ты — они все говорят совершенно правильно, но на деле…

— Минуточку, Майкл, ответь мне сначала на один вопрос. Почему ты пошел в армию, если тебя никто не заставлял?

— Говорят же тебе — не знаю! Давай не будем об этом, ладно?

— У тебя что-то случилось, — грустно сказал Рамон. — Какая-то беда. Вот ты и завербовался в армию.

— Ничего у меня не случилось.

— Нет, случилось.

— Со мной ничего не случилось, Рамон. В любом случае это не имеет никакого отношения к гребаной армии.

Он улыбнулся очевидной противоречивости моего заявления и покачал головой.

— Дело не только в том, что ты из Ирландии. Наверное, я никогда не пойму тебя до конца, — сказал Рамон.

— Я тоже никогда не пойму тебя и, честно говоря, не думаю, чтобы мне этого очень хотелось, — парировал я.

Рамон рассмеялся и встал, чтобы принести из кухни бутылку виски. Владевшее нами напряжение несколько спало.

— Слушай, Рамон, не в службу, а в дружбу расскажи мне о Дермоте. Он был чем-то вроде пробного шара, правда? Ведь это ты все подстроил… Я хочу сказать — это ты убедил его пойти против Темного, правда?

Рамон сел в кресло и снова налил мне полный стакан. Несколько секунд он раздумывал над вопросом, потом слегка наклонил голову.

— Скверно это все получилось, — промолвил он наконец. — У меня, конечно, был свой интерес, но дело было не только во мне… Сказать по правде, я был уверен, что мы сумеем защитить Дермота. Я не думал, что его убьют. Это была моя ошибка.

— Но ты уже тогда положил на меня глаз, верно? Ты выслеживал меня… ходил за мной кругами… И я мог опередить тебя с этим кокаином, очистить весь тайник, если бы… О господи! Нет, Рамон, так дело не пойдет. Ты, наверное, думаешь, что я никуда от тебя не денусь, но это не так. Я не твоя собственность!

— Мне бы хотелось, Майкл, чтобы ты считал меня своим другом, — великодушно сказал он, но я не желал отступать.

— Ты, Рамон, чертовский лицемер. Ты много и красиво говоришь, но все твои слова — дерьмо собачье! Чудовище, бесчувственное и грубое чудовище — вот что ты такое! Наверное, ты считаешь себя охренительно умным, но это не так!

Рамон ничего не сказал, да и к выпивке не притронулся. Тяжело вздохнув, он сказал:

— Ты чем-то расстроен, Майкл. Расстроен и устал. Ты все думаешь, а мне кажется, что тебе нужно больше отдыхать. Если хочешь, я мог бы прислать девочек… — невесело добавил он.

— Девочек? Господи, Рамон, это… Блин, нет! Хотя почему — нет? Девочка была бы кстати, причем любая девочка… Впрочем, не надо. Это все виски сказывается. Виски и сигара. Я ведь сигар не курю. Да еще время года такое! Дело не в тебе, не во мне, не в чем-то еще, это просто паршивое время года, Рамон, понимаешь?

Рамон озабоченно взглянул на меня и покачал головой. Я был уже немного пьян и стал заговариваться.

— Сейчас ноябрь, понимаешь? Все дело в этом. Ноябрь — самый поганый месяц в году! Возьми хоть январь — весь год впереди, и человек может смотреть в будущее с оптимизмом. В феврале бывает День святого Валентина. Март — начало весны. Апрель и май — самые лучшие месяцы, как ты знаешь. С июня по сентябрь продолжается лето. В октябре листопад и бывает Хэллоуин; в декабре празднуют Рождество, а в ноябре что? Ничего! Совсем ничего, потому что у нас в Ирландии не отмечают День благодарения. Правда, у нас есть Поминальное воскресенье…[68] Тот еще праздничек! В этот день меня всегда заставляли дудеть в рожок, представляешь? Холодно, рожок свистит и хрипит… Кошмар, одним словом! Нет, ужасный месяц ноябрь, просто ужасный!

Рамон кивал, но я видел — он понятия не имеет, о чем это я толкую.

— Может, принести тебе воды? — спросил он.

— К чертям воду! К чертям твою воду, твое виски и твои сигары, Рамон! — заорал я и выпустил из пальцев стакан. Он упал на пол, но не разбился. Сжав руками голову, я зарычал: — Зачем ты пришел? Какого черта ты рассказал своим парням, что я убиваю для тебя этих вшивых ублюдков? Я никого не убиваю для тебя, Рамон! Чертов лжец, трепло! Все, что ты тут говорил, — просто брехня. Ты еще хуже Темного — тот, по крайней мере, не обманывает себя всякими бреднями, не прикрывается заботой о людях!

— Постой, Майкл, я…

— Больше никогда и никому не рассказывай обо мне, Рамон. Никогда, слышишь?!! Да как ты только посмел… В общем, убирайся отсюда! Проваливай!

Рамон неуверенно улыбнулся. Возможно, он считал, что я просто морочу ему голову. Или что я издеваюсь над самим собой. Он чувствовал неловкость. Встав во весь рост, я крикнул, чтобы он убирался отсюда к такой-то матери и оставил меня в покое. В голове у меня шумело, но я не был пьян. Как говорят в тех же «Анонимных Алкоголиках», у меня наступил момент истины, поэтому я схватил бутылку и швырнул в оконное стекло. Стекло было толстое, двойное; оно выдержало, и бутылка, отскочив, целой и невредимой упала на грубый ворс ковра.

Это меня доконало.

— Ну все! — взревел я и бросился на Рамона, но зацепился ногой за ковер и повалился на пол.

Падая, я успел схватить Рамона за руку и увлечь за собой. Лопата, Дермот, Мексика, Большой Боб — все это выплеснулось наружу сразу, как вулкан, как ураган беспорядочных ударов и хриплых воплей.

Боже мой!

Удар, еще удар, вопли, искры из глаз… Вот она, разрядка, наконец-то! Крича что-то невнятное и брызжа слюной, я попытался прижать Рамона к полу, но он тоже был не из слабых и сумел меня сбросить. С полминуты я невнятно бранился, пытаясь ухватить его за одежду и швырнуть на стекло кофейного столика, но Рамон ударил меня локтем в горло и, проворно вскочив, сунул руку за отворот куртки. Он не достал оружия, но угроза была достаточно ясной.

— Ну давай же, давай, сделай это! — с хохотом кричал я, лежа на полу.

— Успокойся, Майкл, — сказал Рамон и слегка попятился, но руки из куртки не вынул.

Примерно секунду я смотрел на него снизу вверх, прикидывая, броситься мне на него или нет, и решил оставить все как есть.

Я выдохся.

Еще с полминуты мы настороженно следили друг за другом, потом я сказал:

— Убирайся из моего дома. Не знаю, что тебе от меня нужно. Ты вампир, вот ты кто. Стервятник. И Кастро тоже больше ко мне не подсылай…

— Бога ради, не знаю, что это на тебя нашло… Честное слово, если я что сказал…

— Ты, кажется, оглох? Убирайся, — устало повторил я.

Рамон открыл входную дверь и, выйдя, бесшумно прикрыл ее за собой.

— Сволочи! — громко сказал я, корчась посреди комнаты. Я ждал слез, но слез не было. Тогда я попытался вызвать их нарочно, но так и не сумел заплакать.

Весь следующий день я оставался в постели. Никто ко мне не пришел. Кастро не принес свою курицу. А я даже не читал. Я вообще ничего не делал — только лежал, глядя в потолок, да пил ржавую воду из-под крана.

В конце концов я все же оделся и отправился в ресторан на углу Бродвея и 189-й улицы. Меню было целиком на испанском, и я выбрал блюдо, название которого, как мне казалось, означает что-то вроде тушеного мяса. Но это оказался суп из потрохов, в котором плавали кусочки чего-то, напоминавшего разрезанный на части человеческий эмбрион. Я так и не смог заставить себя притронуться к нему; расплатившись, я попытался уйти, но оскорбленный в лучших чувствах официант задержал меня, обещая принести что-нибудь особенное, что мне наверняка понравится. Поскольку в зале я был единственным клиентом, из кухни вышел даже шеф-повар, который стал уговаривать меня попробовать суп. Я пытался отговориться ссылками на библейские запреты, но ни повар, ни официант не были с ними знакомы. Хуже того, ни один из них не владел ни одним сколько-нибудь удобопонимаемым вариантом английского, и мы никак не могли договориться. Они только хотели любезно меня накормить, но я повел себя как последний зануда и в конце концов добился того, что в их речи стало все чаще повторяться слово puta.[69] Тогда я поспешил вернуться домой и на обратном пути купил в ларьке пакет доминиканского печенья.

Вечером я достал из холодильника упаковку «Короны», включил телевизор и, вооружившись пультом, принялся переключать каналы. Но ничего интересного я так и не нашел, и неудивительно, поскольку доступа к кабельным программам у меня не было. Правда, в одной из передач я услышал, что в Ирландии опять произошли какие-то волнения, но это вряд ли можно было считать новостями.

Я лег спать довольно рано, а проснувшись утром, решил немного прогуляться. Я быстро натянул джинсы, футболку, свитер и черный плащ. Дойдя до моста Джорджа Вашингтона, я зачем-то потащился на другую сторону. Примерно на середине моста я остановился и стал смотреть вниз, на Гудзон и оконечность Манхэттена. Кроме меня, пешеходов на мосту не было, хотя автомобильное движение со стороны Нью-Джерси было довольно плотным. Интересно, подумал я, который сейчас час, но, поскольку часов у меня не было, я мог только догадываться, что было часов семь-восемь. Интересно, перевели уже часы на зимнее время? И вообще, переводят ли часы в Америке? Кажется, весной мы стрелки вперед переводили, поэтому логично было предположить, что осенью их переводят назад.