Принцессы немецкие – судьбы русские - Инна Соболева

Но мысли об умершем сыне преследовали ее как наваждение. Постоянно упрекала себя: не досмотрела, не заметила первых симптомов страшной болезни, не помогла. С ужасом вспоминала случай, показавшийся в свое время даже забавным. Никсу было всего пять лет, когда однажды он сказал своему брату Владимиру, что тот когда-нибудь станет императором. Мария Александровна возразила: на престол может взойти только старший сын. Таков закон. Но малыш не согласился: «Ведь имя Владимир означает „владетель мира“. К тому же дедушка стал царем, а он ведь тоже был третьим сыном, как и Владимир». И добавил, что он умрет, тогда царем будет Саша, а когда умрет Саша, царем станет Владимир. Теперь, когда вспоминала, сердце обливалось кровью. Сын предвидел свою смерть. И пусть она не верила в предвидения, но ей казалось, что он – мог. Потому что был одарен свыше, наделен чем-то особенным, может быть, несовместимым с земной жизнью.

Днем от горьких мыслей отвлекали заботы о благотворительных учреждениях. Она патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ и 5 частных благотворительных обществ. На них тратила большую часть своих средств. Сейчас трудно подсчитать, сколько людей лично ей были обязаны благоденствием. Всех, кто обращался к ней со своими бедами, встречала с искренним сочувствием, старалась помочь. Федор Иванович Тютчев писал о ней:

Кто б ни был ты, но встретясь с нейДушою чистой иль греховной,Ты вдруг почувствуешь живей,Что есть мир лучший, мир духовный.

Днем у нее еще хватало сил, чтобы улыбаться своим подопечным, вникать в их горести. Но наступал вечер, она оставалась одна в своем изысканном, выдержанном в малиновых и бело-золотых тонах будуаре, где когда-то они с Александром провели столько счастливых дней; или в Золотой гостиной, где раньше принимала друзей и куда ее мальчик заходил перед сном, чтобы пожелать доброй ночи. Это было невыносимо. Роскошь апартаментов угнетала: она так не соответствовала непрекращающейся душевной боли. А потом стало еще хуже. Сверху до нее стали доноситься детские голоса, топот маленьких ножек… Это ее муж поселил прямо над нею свою любовницу с детьми. Другого места в огромном дворце он почему-то не нашел.

Отступление о той, которая хотела стать Екатериной III

Александр Николаевич тоже тяжело пережил смерть наследника. Он потерял не только сына, он потерял того, кому рассчитывал доверить продолжение своего главного дела – реформирование всей российской жизни. И вот эта надежда рухнула. Он знал: новый наследник престола, его второй сын, Александр, придерживается совсем иных убеждений и постарается сохранить все как есть, более того – там, где возможно, вернуться к старому. Царь охладел к реформам. Зато – воспылал любовью.

О романе императора написано много, в большинстве случаев с восторгом. Я расскажу о нем предельно кратко, но постараюсь проанализировать, что стояло за этим романом и чем он был чреват для России и для династии.

Итак, вскоре после смерти сына император встречает семнадцатилетнюю воспитанницу Смольного института Катеньку Долгорукову. Собственно, слово «встречает» едва ли можно здесь употребить. Дело в том, что познакомила девушку с царем известная сводня Варвара Шебеко, которая, по слухам, «поставляла» хорошеньких воспитанниц Смольного института не только императору. Пикантность ситуации состоит еще и в том, что Шебеко была приятельницей матери своей протеже, обедневшей и потому жаждущей пристроить дочь так, чтобы ей была обеспечена безбедная жизнь. Надо отдать должное предприимчивым дамам, их расчеты оправдались. Материальное положение Екатерины Михайловны и ее семейства устроилось замечательно. И о будущем ее после своей смерти император позаботился. Вот текст завещания, написанного уже после женитьбы: «Ценные бумаги, перечень которых прилагается и которые министр императорского двора, действующий от моего имени, положил в Государственный Банк 5 сентября 1880 года, на сумму три миллиона триста две тысячи девятьсот семьдесят рублей, являются собственностью моей жены, Ее Светлости княгини Екатерины Михайловны Юрьевской, урожденной княгини Долгорукой, а также ее детей. Только ей я предоставляю право распоряжаться этим капиталом в течение моей жизни и после моей смерти. Александр». Злые языки говорили, что это лишь небольшая часть капитала Екатерины Михайловны. В иностранных банках якобы хранились миллионы, полученные ею в качестве «благодарности» за помощь в приобретении концессий на строительство железных дорог. В этом «бизнесе» якобы более чем успешно участвовал неразлучный триумвират: Екатерина Михайловна, ее младшая сестра Мария Михайловна и Варвара Шебеко. К слову, с этой троицей связана история, заставляющая усомниться в небесной чистоте и невинности юной Катеньки Долгоруковой. Когда напуганные нескрываемым презрением светского общества родные увезли Екатерину в Неаполь, услужливая Шебеко тут же предложила государю замену, и не кого-нибудь, а Машеньку Долгорукову. Надо отдать должное императору, он милостиво побеседовал с будущей родственницей и отпустил ее, одарив внушительной толщины кошельком. Екатерина Михайловна о проделке Шебеко и сестрички знала, но это не нарушило их нежных отношений.

Но все это будет через годы, а в году 1865-м 18-летняя институтка мгновенно покорила сердце 47-летнего государя, но сама долго уклонялась от близости. Может быть, предполагала, что Шебеко привела ее на встречу с императором, чтобы тот мог погулять с ней по Летнему саду? Всякое, конечно, бывает… После покушения Каракозова Катенька сдается: представив, что могла его потерять, осознает, как он ей дорог. А дальше начинаются странности, даже не странности, а некие несообразности, позволяющие заподозрить юную красотку в замыслах небескорыстных: почему-то сразу же становится широко известным, где и когда она стала любовницей государя и какие слова он ей сказал, хотя, казалось бы, это касается только их двоих и должно оставаться тайной. Я сказал он ей вот что: «Сегодня я, увы, не свободен, но при первой же возможности я женюсь на тебе, отселе я считаю тебя своей женой перед Богом, и я никогда тебя не покину».

Она поверила и 15 лет упорно ждала выполнения обещанного, то есть смерти Марии Александровны, которая была единственной помехой счастью. Не просто ждала, но эту смерть, как могла, приближала. Она ведь прекрасно знала о том, как императрица ранима и как горда, и вынуждала Александра Николаевича наносить жене все новые раны.

Рожать первого сына пришла в Зимний дворец. Кричала. Скрыть рождение ребенка было невозможно. И добилась своего: ее сын родился в царском дворце. В этом она видела символический смысл. Здесь, в Зимнем дворце, она будет рожать всех своих детей, чтобы события эти не остались незамеченными. Тайна императора была известна всем, но открыто о ней не говорили, из уважения к государыне.

Екатерина Михайловна неотступно сопровождала императора во всех поездках и хотя держалась поодаль, но всегда ухитрялась как бы невзначай попасть на глаза кому-нибудь из членов семьи или придворных. Великая княжна Мария, любимица отца, часто сопровождала его на маневры. Ее пытались отговаривать, понимая, что встреча с любовницей и ее детьми, которые всюду следуют за императором, неизбежна и будет очень тяжела для девочки. Екатерина Михайловна не преминула попасться на глаза великой княжне. Та была в отчаянии. В Царском Селе Александр Николаевич ежедневно катался с троими младшими детьми. И ежедневно, как только они возвращались с прогулки, встречался с фавориткой. Однажды она случайно (?) приехала раньше срока, когда отец прощался с дочерью и сыновьями. Дети увидели ее. Возвращаясь домой, к матери, они были не в силах даже посмотреть друг на друга.

Александр Николаевич попытался доказать, что монарх – тоже человек, имеющий право на личное счастье. В то время это был поступок смелый и достойный уважения. Тем более что он наверняка любил Екатерину Михайловну искренне и самозабвенно (в искренности, а главное, в бескорыстности ее чувств я, основываясь на фактах, сильно сомневаюсь). Скорее всего он, который говорил, что террористы охотятся за ним, как за диким зверем, стал дичью, на которую с большим успехом, чем террористы, охотилась молодая женщина и те, кто за нею стоял и ее использовал.

Осуждать за любовь я не хочу и не имею права. В ханжестве меня тоже вряд ли стоит упрекать: даже Екатерину II, дружно обвиненную и современниками, и потомками за частую смену фаворитов, я не вижу оснований осуждать. Ведь, меняя фаворитов, она никому не причиняла боли, не мучила, не унижала ничьего достоинства. Александр Николаевич проделывал это с удивительной жестокостью и бесчеловечностью. Чего стоит топот детских ножек над головой брошенной жены!