Бабочка на запястье - Анель Ромазова

мы с Михой следом поедем, — разоблачаются, скидывая шкуры добропорядочных блюстителей закона. С ходу облегчают задачу, поделившись надвое. Смутно, но помню, того к которому обращаются как к Михе.

— Пижон, трамбуй задницу в катафалк. С почестями проводим в последний путь, — прерывают мой мозговой штурм грубым окриком.

Хм..Забавно.

last sunrise?

Я думал, будет как-то иначе.

Адреналин прокатывается по мышцам и срезает тормозные стяжки. Без особой суеты загружаюсь в машину.

Страшно? Да, блять, мне страшно, что минуты тикают. И неизвестность в отношении Евы. А в остальном, типичный разворот. В таких случаях я всегда собран.

— Ты че такой спокойный? Не рыпаешься, так даже не интересно. Где экшен? — активизируется сосед, как только хлопает дверцей.

— А смысл волноваться? Сдохнуть я всегда рад сегодня. завтра… какая разница, — брею стальным тоном насмешку.

Странная комбинация. Бороться за то, что по-настоящему важно, оказывается, делает в сто крат сильнее и продуманней. Безошибочно определяю риски и свои возможности. Смешно блять, но чувствую себя обладателем супер силы.

— Философ хуев, мы за тобой почти месяц гоняемся. В Англии что ли приемчиков нахватался, неуловимый сука Джек, — с раздражением вываливает свою начитанность, сидящий рядом шкаф.

— Да нет, атавизм из России. Англичане народ вежливый, перед тем как пустить пулю в лоб, извинятся раз десять.

— Игорь, кончай базар, лучше смотри за ним внимательней, — гремит с переднего сиденья.

Загораюсь как адреналиновый наркоман. Моя сущность жрет его гигантскими порциями, при этом невозмутимо плыву по асфальту в гелике и жду момент.

Следующая часть нашего спектакля воспитательная. Расслабляться нельзя, даже если вас четверо на одного. Всеми силами придаю, присущий мне похуизм. Получается не очень. Дерганый, весь на нервах.

Ева у коллекционера. Тик-так. Тик-так.

Делаю глубокий вдох-выдох. Как волк перед схваткой жду, притаившись.

В тишине слышно только сопение.

Раз. два…три…

Локтем с размаху бью разговорчивого в висок. От силы провоцируется бешенство клеток в мозгах и дезориентация. Не медлю ни секунды, дергаю из руки ствол и безжалостно стреляю в него, даже не вякнув обмякает.

Воткнув пушку в затылок засуетившегося водителя, лишаю шанса вынести мне содержимое черепа. Действую максимально быстро, он не успевает сориентироваться.

— Сменим маршрут и познакомимся с главным, — давлю сарказмом в голосе в злобно охеревшие глаза водилы, через зеркало заднего вида.

Основа всех наших ошибок — паника. От неожиданности, он начинает вилять по трассе.

— Рули уверенней и не нервничай. Пока не доедем, стрелять не буду. Ствол назад и ключ от наручников, — изрекаю сухо и без лишних слов.

Колеблется, но недолго под моим строгим контролем, вытягивает ключи из кармана и кладет на подлокотник. Ствол пристраивается рядом. Выполнив условия, укладывает руки на баранку.

Мы же не гопники устраивать шоу в центре города. А еще искренне верит, что его не постигнет участь Игорька. Зря, все вы там будете плясать под дудку сатаны. Не снимая с мушки, забираю. Скованность усложняет процесс, поэтому дольше, чем надо, вожусь с кандалами.

— Тебе ж все равно конец. Взрыв на складе, это так, бумажный салют. Босс тебя размажет. Он у нас прется по лихим девяностым. Живьем закопает, — брызжет угрозами, на который мне по сути посрать.

Мельком сморю назад. Вторая партия в броннике тащится за нами. Снова возвращаю взгляд на водителя.

— Это я заметил, по топорным методам. Девушку куда увезли?

— Так у вас с ним деляга из-за рыжей телки. У нее че там, звезда золотая что ли. Босс у нас не жадный, поделится, когда сам оприходует. Не со мной так с другими, — ржет как умалишенный.

Злость подбирается к глотке. Ублюдок. Торможу, потому что начинаю, поддавливать на курок. Гнев срывает петли и меня несет. Свожу ствол под угол и простреливаю ему левое колено. Правое понадобится, чтобы жать на педаль.

— Пидор!! Блядь!! Я же кровью истеку, — воет, мотая машину между полосами.

Больно. Еще бы.

А ты как думал дружок. Ведешь себя как мудак, будь уверен, что ответят тем же. Даже в темноте видно, как багровеет его лицо. Свистит через зубы и не торопится отвечать на вопрос.

Членовредительство — это не мое. Не считаю гуманным смаковать мучения. Но его подъебки рвут по живому.

Мы с коллекционером чем-то похожи. Хочу себе Еву так же, до ломоты в костях. И болеутоляющее здесь одно. Чувствовать ее рядом.

Вина нещадно выгрызает все внутренности. Если бы удержался и не давил на Белочку, то было бы совсем не так. И я охуеть как боюсь за нее. Этим и расплачиваюсь, вывернутыми наизнанку жилами.

Даю пострадавшему пару минут, свыкнуться с ощущениями, потом снова спрашиваю:

— Повторю, для особо одаренных. Куда увезли девушку?

— Не знаю, — рычит, стягивая одной рукой рану, — У нас было распоряжение, только по поводу тебя, — просипев последнее, щелкает зубами и замолкает. Неистово скребет оплетку на руле.

Мобильник не затыкается, прыгает по панели, затем слетает под кресло. Псы позади, беспокоиться, по поводу смены траектории. Кто знает, сколько их умрет за ночь, пока я подберусь к вожаку. Шквал эмоций не то, что не утихает. Задает русло, по нему и гонит. Подключает все аварийные ресурсы.

Убью суку, без сожалений и раскаяния.

Ну что, коллекционер, начинаем охоту.

Глава 49

— Айрин. Айрин, прекрати нас накажут, — писклявым голоском пытаюсь втолковать сестре, что ее затея вызовет недовольство у папы

— Никто не узнает, что это мы, — продолжает передвигать бутылки на полке в кладовой. Это бытовая химия и мама строго-настрого запрещает к ней прикасаться, — Колин должен ответить за то, что разбил мою копилку. В ней были три сотни. Целых три сотни. Я весь год копила.

Обеспокоено смотрю, как она достает пластиковую банку с дозатором.

— Что это? — подбираюсь ближе к стремянке и заглядываю через плечо. Рина читает этикетку, проводя пальцем по черным буквам.

— Написано жидкость для розжига.

— И зачем она тебе?

— Оболью и подожгу теннисные ракетки Колина. Я слышала, как папа ругался, что он курит какую-то травку. На нас и не подумают, — ее глаза выглядят, как всегда невинными, и я путаюсь. Терпеть не могу, врать родителям. Ее игры почти всегда приводят к беседам, во время которых, мне очень стыдно. Я краснею и теряюсь, а потом не сплю по ночам, придумывая, как попросить у мамы с папой прощение.

— Айрин, это плохо. Я не хочу в этом участвовать и пойду расскажу маме, — припугнув, уже разворачиваюсь к выходу.

— Только попробуй. Я, до конца своих дней, перестану с тобой разговаривать.

Тут же всколыхивается протест, она действительно может неделями меня не замечать. Это