Аркан - Татьяна Русуберг

Аджакти кивнул и выпустил запястье девушки, переводившей настороженный взгляд с него на Аркона и обратно:

— Валяй.

Глаза «семерки» теперь сошлись на светловолосом гладиаторе, когда-то бывшем охранным в караване, с которым путешествовали Токе и Кай. Аркон вздохнул и тихо начал рассказ о событиях, которые эти трое помнили слишком хорошо. Принеся клятву Скавру, они отказались от своего прошлого, но оно не желало тихо лежать в могиле. Как демон пустыни, оно поднималось ночами и тянуло к ним лишенные мяса кости, терзая когтями нежное сердце Токе — мальчика, едва ставшего мужчиной. Скупые слова брата по оружию едва ли могли одеть плотью страшный призрак, но все за столом сидели, боясь шевельнуться, внимая повести, заставившей лица побледнеть, а руки — сжаться в кулаки.

Менестрель у очага забренчал новую мелодию, и под низкий закопченный потолок кабака полетела песня, выводимая чистым, высоким голосом. Кай пораженно обернулся. Рядом с потасканным бардом теперь стояла неизвестно откуда взявшаяся девушка, тоненькая и черноволосая, облик которой показался Аджакти странно знакомым.

Когда-то мое сердце билось в ритме снегопада,Теперь лежат пески, где снег когда-то падал,Холодные пески.

— Майкен было всего шестнадцать. Рассудок не выдержал мук, которым подверглось тело несчастной девочки, — донесся до Кая голос Аркона, пока пальцы музыканта между двумя куплетами извлекали из струн печальные переборы. — Когда гайены поняли, что не смогут продать больную в Церрукане, капитан приказал избавиться от нее. Это произошло у Горца на глазах.

Небо пустыни — только дорогаК месту, которое мы звали домом.Время не лечит, время убьетЗа сердце, которое дом обретет.

Аркон вздрогнул и осекся, узнав песню, которую пела несчастная Майкен перед смертью, когда сознание ее уже помутилось. Паузу заполнил Вишня, от волнения мешавший слова церруканского и тан:

— Я всегда считал, что кровная месть — варварский обычай. Но случись такое со мной… Я бы с огромным удовольствием пустил говнюков на котлеты!

Аркон кивнул:

— Особенно если по верованию твоего народа душа жертвы не обретет покоя на небесах, покуда живы ее убийцы.

О нежном сердце, что я потерял,О шрамах мертвыхТоскует музыка моя,Плачет лютня горько.

Последние аккорды замерли на струнах, и «Хвостик» наполнился шумом хлопков, свистом и грохотом задвигавшихся стульев. Совершенно белая Лилия произнесла едва слышным голосом:

— Я не знала, что у Горца была девушка.

— Почему он никогда не рассказывал об этом? — удивился Папаша.

— Парень из тех, кто предпочитает быть один на один со своим горем, — подал голос Тач.

— И теперь наш скрытный друг будет мочить каждого встреченного им на улице гайена? — поинтересовался Папаша, отправляя в рот последний завалявшийся на блюде хвостик.

— Не каждого, — успокоил его Кай. — Четверо на Торговой площади были те самые. Это они издевались над Майкен.

— Ты уверен? — вскинул удивленные глаза Аркон. — Для меня все «псы» на одно лицо.

— Уверен. Я их запомнил: и рожи, и имена. А уж Горец… Он одной местью и жил. Парень узнал этих собак даже с повязками на мордах.

— Что ж, включая массакру в переулке с символическим названием, на счету Токе девять нечистых, — быстро подсчитал в уме Вишня. — Надеюсь, его жажда мести теперь утолена.

— Э-э… Боюсь, не совсем, — признался Кай.

— Что?! — возопили хором сотрапезники, выказывая поразительное единодушие.

— Пятерка в переулке случайно подвернулась под руку. Нас зажали в угол, и мне пришлось расчистить путь.

— Ах, вот как это теперь называется! — ехидно фыркнула Лилия, немного приходя в себя.

— И сколько же в Горцевом списке еще должников? — вытаращил глаза озиат, переводя взгляд с Аджакти на Аркона и обратно.

— Насколько мне известно, в живых остался всего один, — Кай смочил пересохшее горло, глотнув эля из Тачевой кружки.

— Капитан гайенов, — закончил за него бывший охранный. — Тот, кто отдал приказ. Клык его имя.

Папаша поперхнулся архи и зашелся натужным кашлем. Тач захлопал товарища по спине. Кое-как отдышавшись, церруканец утер бороду и прохрипел:

— Клык?! Самый долбанутый из всех «псов», когда-либо ступавших на улицы этого гребаного городишки?! Если его слава не преувеличенна, паскуда не остановится, пока не найдет тех, кто укокошил его людей. Пусть даже для этого ему придется зимовать в Церрукане!

— Значит, гайены тоже блюдут обычай кровной мести? — задал теоретический вопрос Вишня.

Аркон и Кай переглянулись:

— Боюсь, крови Горца этому садисту будет недостаточно, — мрачно сообщил Аджакти. — Для этого у Клыка слишком… э-э, изощренное воображение.

— Фанг? — понимающе уточнил бывший охранный.

— Фанг, — кивнул Кай, не понаслышке знакомый с пыточным инструментом гайенов. — А может, и что похуже.

— Эй, никто не хочет объяснить, что за хрен этот фанг или как его? — озвучила Лилия вопрос, написанный на лицах Вишни, Папаши и Тача.

— Надеюсь, вы этого никогда не узнаете, — буркнул Аджакти, инстинктивно почесывая ухо. Девушка нахмурилась, приготовясь снова пойти в атаку, но гор-над-четец мягко остановил ее:

— Главное сейчас решить, что нам делать.

Воцарившееся за столом молчание разбил писклявый голос Шани, возникшей из дымного полумрака:

— Ну как вам хвостики, ребята?

— Чудесно, — вяло улыбнулась Лилия. — Никогда не пробовала ничего более… сногсшибательного.

— Тогда еще порцию? — просияла хозяйка.

Аркон пнул под столом радостно закивавшего Папашу, а Тач быстро вставил:

— А у вас не найдется чего-нибудь менее… хмм… ароматного?

Шани нахмурилась так, что торчащие надо лбом концы платка съехали к грушеобразному носу. Спас товарищей Кай:

— Двойную порцию тех замечательных колбасок для всех!

— Отличный выбор, мальчик, — пухлая ладонь потрепала несколько ошарашенного «мальчика» по щеке. — Хомячьи колбаски — фирменное блюдо «Хвостика», лучше во всем Церрукане не найдешь.

— Хомячьи?! — закатила глаза Лилия, как только Шани повернулась к компании спиной, и крикнула хозяйке вслед: — Дорогуша, а ничего овощного у вас нету?

Как только толстуха отплыла на безопасную дистанцию, Вишня, понизив голос, нагнулся над столом:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});