Досье на невесту - Арина Ларина

«Если опять полезет, набью морду», – решил он, втайне надеясь, что Юра обиделся и не попрется следом. Но он ошибся. Случилось так, что Юра решил именно этот день избрать для решительного штурма.

Душа Павла Антоновича, пребывавшего в состоянии сильной взбудораженности, требовала ясности. Жена настаивала на собственной невиновности и даже готова была простить супруга при условии, что он тоже повинится и даст обет верности. Но упертый муж насмерть стоял на своем и талдычил, что признаваться ему не в чем, зато напирал на жену, требуя немедленно уволить Кирилла со скандалом и без выходного пособия.

– Я не позволю делать из меня рогоносца! – бушевал он. – Никакой он не голубой! Я не идиот! Если он тебе никто, то пусть убирается из моего офиса!

Посмеиваясь про себя над его нежеланием быть рогоносцем, поскольку факт уже имел место быть и отмотать пленку назад было невозможно, Елена Николаевна пыталась пойти на мировую:

– Ну сам подумай, на каком основании я уволю мальчика? А если потом пойдут слухи, что мы притесняем у себя меньшинства? Это же вопрос политический! Ты хоть помнишь, что Дадыкин из инвестиционной конторы тоже голубой? Зачем нам с кем-то ссориться?

– А я говорю, что ты врешь! – не унимался Павел Антонович. На этой ноте, изобразив из себя смертельно обиженного, он отправился на разборки с Кириллом, старательно накручивая себя по пути в офис. Едва он вошел в родную контору, как немедленно наткнулся взглядом на причину скандала, удалявшуюся в сторону удобств, старательно повиливая задом.

Павел Антонович заскочил в кабинет, бросив в шкаф куртку, и рванул следом. Этой секунды, потраченной на куртку, как раз хватило Юрику, чтобы проскользнуть в туалет следом за Кириллом.

Не успел Кирилл расстегнуть штаны, как за его спиной возник страстно сопящий коллега, во что бы то ни стало решивший добиться взаимности:

– Ты не представляешь, какой я! – выкрикнул он, пытаясь заключить предмет своей страсти в объятия.

– Пошел ты! – в сердцах прошипел Кирилл, примериваясь, куда лучше врезать непонятливому Юрику: под дых или по колену.

Влетевший в помещение Павел Андреевич остолбенел от открывшегося зрелища. Тет-а-тет с Кириллом у него явно не получалось, поскольку парень обжимался в углу с лопоухим здоровяком из коммерческого отдела.

– Это… что тут у вас? – смутился шеф, скосив глаза в пол.

– Мы уже кончили, – хмыкнул Кирилл, просачиваясь мимо покрасневшего директора, который при его приближении брезгливо дернулся в сторону.

– Спятить можно, – растерянно пробормотал Павел Антонович. – Правда, что ли?

Вопрос он задал сам себе, но озабоченный Юра принял его на свой счет и торопливо заверил:

– Если он раньше с вами был, то я мешать не буду! Я ж понимаю, субординация!

Злобно сплюнув, Павел Антонович хлопнул дверью. Он торопился домой, к жене.

Вернувшись на место, Кирилл унял дрожь в пальцах и заглянул в почту. В общем списке висело письмо от «банковского» оппонента. Письмо было коротким и лаконичным. Перечитав его несколько раз, Кирилл улыбнулся и, подняв глаза на вошедшего в комнату Юрика, четко сказал:

– Знаешь, Юра, пошел ты на…! Еще раз дотронешься, отобью тебе что-нибудь важное, понял?

Юра обидчиво надул губу и промаршировал мимо.

На экране мелкие буковки складывались в слова, а слова – в предложение работы, такой, о которой он мог только мечтать. Кирилл сдернул с шеи блестящий розовый шнурок, изображавший галстук, и бросил в ящик клипсу, подмигнув зашедшей в кабинет бухгалтерше. Он чувствовал себя альпинистом, достигшим вожделенной вершины. Его переполняло ощущение свободы и давно забытое чувство независимости.

Дима с огромным букетом маршировал у входа в институт, как солдат почетного караула у мавзолея. После звонка Маринки он не находил себе места, старательно подбирая слова для примирения с Викой. Она имела полное право чувствовать себя оскорбленной его подозрениями. На фоне собственной трагедии родительские проблемы отошли на второй план, тем более что оба оказались не на высоте. Хотя примирение и состоялось, и наивные предки с большим натягом поверили друг дружке, Дима знал, что оба врали самым бессовестным образом. Но его это уже не касалось, главное, что они снова были вместе, а Вика оказалась ни при чем.

– Дима, – помолодевшая и принаряженная мама, ставшая за эту ночь какой-то другой, более мягкой и женственной, вышла в коридор, когда он уходил. – Неудобно получилось с девочкой. Ты приводи ее…

– Ага, чайку попить! – хохотнул он. – Я, конечно, рад, что у вас с папой все наладилось, но еще не факт, что Вика рискнет возобновить наши отношения.

– Купи много роз и что-нибудь золотое, – развела руками мама. – Уж поверь моему опыту, она рискнет.

Конечно, ничего золотого он покупать не стал, поскольку времени на это уже не оставалось, да и неизвестно было, как Вика отреагирует на попытку подкупа, но цветы купил. Мириться с пустыми руками было как-то страшновато.

Боялся он зря. Она не стала устраивать сцен, отчитывать и рассказывать про собственные страдания. Уронив цветы, Вика молча прижалась к нему, а Дима стоял и считал удары ее сердца. Ветер тихонько трепал лежавшие у них под ногами розы, завидуя свежести и остроте чувства, пронзавшего все вокруг. И весь мир слился в сплошное пестрое пятно, словно они летели на карусели на огромной скорости, поднимаясь и паря над всеми. Им обоим хотелось растянуть это мгновение до размера вечности, и оно послушно разрасталось, превращаясь в бесконечность и унося биение их сердец в глубины вселенной.