Блистательный обольститель - Кристин Монсон

Сандервиль похлопал ее по руке:

— Я буду счастлив помочь вам, чем только смогу. В чем ваши трудности?

Анне-Лиз на мгновение опустила глаза, затем спокойно взглянула на него:

— Как вы могли догадаться по моему поведению в Канпуре, у меня была несчастливая связь с полковником Клавелем в Англии, и возвращение сюда было разрывом. Я надеялась, что мое замужество с Конраном положит конец самой возможности ее возобновления. К несчастью, этого не случилось…

Она колебалась, и он закончил за нее:

— Вы боитесь своей слабости к нему.

— Да, — согласилась она просто. — Я люблю его. Не должна, но люблю.

Он минуту изучающе смотрел на нее:

— Я не вижу проблемы.

Она вспыхнула, пытаясь объяснить:

— По своему положению мы далеки, как луна от земли. Мы никогда не сможем быть счастливы вместе.

— Земля и луна сохраняют прекрасные отношения со дня творения. Почему же вы не можете последовать их примеру? — Очень смешно наморщив брови, профессор сделал неопределенный жест рукой: — Чего вы боитесь? Денег Клавелей и их общественного положения?

— Я боюсь их власти над ним, — ответила она взволнованно. — Я боюсь, что его гордость, его тщеславие со временем станут сильнее его любви ко мне. «Все есть тщеславие», — сказал Шекспир, и мне кажется, что он прав.

Сандервиль кивнул:

— Хотя старый бард был, безусловно, мудр, но он был и достаточно циничен. Возможно, Клавель обладает гораздо более глубоким характером, чем вы думаете.

— Возможно, но я не верю, что он позволит чему-нибудь встать между ним и его гордостью, даже мне.

Сандервиль помолчал:

— Чего же вы хотите от меня, дитя мое?

— Я хотела, чтобы вы претендовали на… любовь ко мне. И чтобы все знали, что вы готовы жениться на мне, — увидя его изменившееся лицо, она поспешно добавила: — Конечно, я не имею в виду, что вы в действительности сделаете это… Я не просила бы вас ухаживать за мной, если бы не была в отчаянии!

Он начал лепетать что-то бессвязное.

— Это никуда не годится! — заключил он в конце концов. — Кроме того, он никогда этому не поверит. Я слишком стар и гожусь вам в дедушки.

— Я думаю — поверит, — настаивала она. — Он отказался от меня для Конрана, а что касается возраста… ну, вы будете не первым мужчиной, который растаял от чар молодой женщины.

— Я не о вашей привлекательности говорю, — он смущенно отвел глаза. — Он никогда не поверит, что вы могли влюбиться в такую развалину, как я.

— Я заставлю его поверить, — сказала она решительно. — Он может настаивать, видя в наших с вами отношениях лишь уловку, но мне нет до этого дела.

— А что, если он застрелит меня? — мрачно спросил профессор. — У мистера Клавеля такой свирепый вид! А тут еще ревность! — Какое-то время они молчали. Вдруг профессор оживился, в его глазах блеснуло озорство: — Хорошо, я сделаю это. Я могу поцеловать вас публично завтра в полдень, и посмотрим, как он позеленеет!

— Нет, это уж слишком, вы должны быть только внимательным ко мне. — Анне-Лиз теперь даже сама испугалась, что профессор тут же берет быка за рога. — Нам понадобится неделя или две, чтобы все выглядело естественно.

— Хорошо, — с некоторым разочарованием вздохнул он, потом заговорил о другом: — А что Роберт Клавель? Мне показалось, что он тоже заинтересовался вами сегодня, но возможно, я ошибся — это Джейн привела его в такой восторг. Но во всяком случае, если Дерек настойчив, то Роберт явно изменчив, как погода в нашей любимой Англии.

— Роберт слишком безопасен для флирта. По правде говоря, я думаю, он больше интересуется Джейн.

Профессор взял ее руку:

— Может быть. Однако я думаю, что Роберт не так безопасен, как кажется.

Она засмеялась:

— Как сказала бы Мариан, Роберт — котенок. Я хорошо его знаю.

Профессор грустно покачал головой:

— Я видел Роберта в последние месяцы здесь… он больше напоминает тигренка.

Она посмотрела на него с беспокойством:

— Вы не передумаете?

— Для вас, моя дорогая, я готов идти хоть к черту в пекло… только помните про мои шестьдесят шесть, я не так скор на ногу.

XVI

Ухаживание

Сандервиль проводил Анне-Лиз в резиденцию до входа в женскую половину. Не успела она открыть дверь, как чья-то рука схватила ее сзади. Хотя ее нервы после прорыва с Хэйвлокком через ряды повстанцев в этот день были достаточно напряжены, она сдержала крик и, быстро повернувшись, прижалась спиной к дверному косяку. Из тени на нее смотрели знакомые глаза.

— Дерек, — прошептала она, — что ты здесь делаешь?

— Я должен видеть тебя, — сказал он мягко. — Я хочу быть с тобой этой ночью.

Дрожь пробежала по ее спине. Лгать Дереку она не могла. Лгать ему — значит навсегда отказаться от любви. Он взял ее на руки. Она не должна уступать ему, она ведь твердо решила расстаться с ним… навсегда. Но сумрак желания в его глазах уже окутал ее. Сила его страсти всегда ошеломляла Анне-Лиз, а прикосновения Дерека разливались по ее телу убаюкивающим смутным сном.

Он целовал ее, страстно и нежно, его губы то слегка прикасались к ней, как нежное волнующее дыхание, то впивались, как приглашение к экстазу. Кончики пальцев Дерека уверенно скользили по ее спине, нежно ударяя, когда она пыталась отстраняться. Его поцелуи медленно завораживали Анне-Лиз — она закрыла глаза. Как хорошо было ни о чем не думать… только чувствовать, как руки Дерека опаляют ее. Наконец тлеющие угли ее страсти разгорелись ярким пламенем. Ее голова откинулась так, что волосы потекли по его рукам — она вновь была готова принять его.

— Люби меня, Лиз, — шептал Дерек. — Люби меня сегодня.

И она уже не могла сохранять здравомыслие, не могла думать ни о чем другом — только о том, чтобы быть еще ближе, ближе, ближе… к нему.

А он все целовал ее, получая согласие. Потом понес вниз, в темную, как черный бархат, комнату. Как только они вошли, его руки сбросили с нее сари и заскользили по голой коже. Она гладила густые потные волосы на его груди и у него в паху, когда он расстегнулся. Снова и снова Дерек целовал ее всю, лаская ее губами, и наконец проник в нее с теплом, тихо, чувственно ударяя. Она обвилась вокруг него, на минуту замерев, так, как будто и не была с ним, не отдавала ему себя, хотя все, чего она хотела, — давать, давать, давать. Свет потемнел, легко проходя сквозь ее закрытые веки и сквозь ее тело, концентрируясь внизу ее живота. Она чувствовала почти невыносимую жару и невесомость, поскольку ее тело растаяло в нем, перенося их в другое место, другое время, туда, где они всегда будут вместе.