Плавучий город - Эрик Ластбадер

— Коуи.

Она вышла из-за аквариума с морскими змеями. Казалось, Коуи совсем не изменилась, будто все время после их разлуки прожила в каком-то потустороннем мире. Но она уже не была прежней девочкой, а предстала перед ним во всей своей красоте и женственности.

— Я вижу твое лицо, — проговорила она, улыбаясь, — и страх уходит из моего сердца. У тебя нет ко мне ненависти.

— Сначала я ненавидел тебя, а потом стал ненавидеть все, что стояло за тобой, весь этот мир! — Чувства нахлынули на Николаса с такой силой, что он замолчал. Коуи тихо стояла рядом.

— Дай мне взглянуть на тебя, — наконец прошептал он. — Мне кажется, не было всех этих лет...

— Нет, они были. Я вижу это в твоих глазах. Твоя жена...

— Она умерла. Погибла в автомобильной катастрофе, пока я пытался защитить Оками-сан.

— И ты не можешь простить себе это.

— Не могу простить и другое: не сумел вовремя понять, что мы с ней совсем разные люди...

— Но ведь вы оба сделали свой выбор, значит, оба и виноваты... Не надо казнить одного себя...

Эта мысль не раз приходила в голову Николасу после смерти Жюстины, но высказанная вслух именно этой женщиной, вдруг принесла ему глубочайшее облегчение.

Он кивнул, не произнеся ни слова, а Коуи продолжала:

— Теперь ты здесь. — Она протянула к нему руку, коснулась его пальцев, и Николас почувствовал, как на него нахлынула теплая волна. Минувшие годы растаяли как дым, и он вдруг понял, что скрывалось в глубине его души, в чем он сам не отдавал себе отчета.

— Долгое время я отворачивался от мира якудзы из-за своей ярости, из-за бессмысленной смерти жены... — торопился он поведать ей то, что только сейчас ему самому стало ясно. — Я был разгневан на себя, а не на тебя, и не на мир якудзы. Ведь полюбив тебя, я полюбил и весь тот мир. Так же, как раньше мой отец. Я пытался подавить это чувство, ибо оно оказалось несовместимым с моими представлениями о чести и прямом пути воина.

— Знаешь, я никак не могла понять одной вещи — прервала его Коуи. — Они в свое время были в обществе отщепенцами. И у тебя были все основания пристать к миру якудзы — ведь они такие же изгои. Это казалось таким естественным, и все же...

— В ниндзютцу есть только черное и красное, добро и зло, и нет полутонов между ними. Именно так я и смотрел на мир. Не мог до конца понять, как среди лучших друзей моего отца мог оказаться оябун якудзы. Ведь дело тут было не в расчете. Я знал, что отцу приказали работать с членами этого клана, но никто не заставлял его дружить с ними. Жить с этим чувством мне было невыносимо трудно, и я старался запрятать его как можно глубже. Я почитал своего отца, любил его, но я же и ненавидел его за то, что он стал другом Микио Оками.

— Да, но ведь и ты взял меня в подруги, а я тоже из мира якудзы...

Слушая девушку, Николас вдруг вспомнил слова Сейко: «Ненавижу тебя за твою прямоту, за твое неумение различить массу оттенков серого между черным и белым!» Сейко знала его лучше, чем он сам. Почему так случилось, изумился он, что неразгаданнее всего для него оказалась его собственная душа?

Он стоял рядом с любимой и чувствовал, как рушится время, а годы улетают прочь, словно опавшие осенью листья.

— Я объясню тебе, что нас с тобой сблизило: мы были так похожи. Но мы постоянно ранили друг друга. — Она подняла голову и уставилась на него огромными глазами. — Потому что я не хотела лгать тебе. Но как я могла высказать то, в чем не могла признаться и себе самой?

— Это была карма, — прошептал он, — и мы оба страдали, каждый по-своему.

Она положила руки на его плечи.

— Я так долго ждала этого мгновения. Кажется, всю жизнь.

Их губы сблизились. Боковым зрением Николас увидел, как змеи, извиваясь, раскручивались и скручивались в кольца. Бедра девушки раздвинули его бедра, она провела розовым кончиком языка по его губам.

Змеи чувствовали их страсть. Очнувшись от спячки и приподняв плоские головки, крайты, в такт дрожи Коуи, бились блестящими телами о бамбуковые прутья клеток, а их ядовитые зубы, обычно прижатые к небу, высунулись наружу.

Он расстегнул легкую блузку и положил руку на ее грудь. Когда его пальцы коснулись сосков, она наклонила голову и, прерывисто дыша, укусила его в шею. Их кровь кипела, а сердца бились в унисон.

Проворные пальцы женщины расстегнули его пояс, и брюки соскользнули вниз. Николас поднял юбку Коуи, собрав ее вокруг бедер, и прижал девушку к стене. Коуи направила его в себя, и в это же мгновение его губы скользнули по ее губам. Их рты сомкнулись, и она раскрыла себя целиком.

Ее стоны и всхлипывания рвались из ее рта прямо в его рот. Откинувшись назад, она прильнула к нему как можно плотнее, приспосабливаясь к движениям его плоти и стараясь проникнуть в него столь же глубоко, как и он проник в нее.

Ее грудь вздымалась, как кузнечные мехи, в душе не было ни тоски, ни боли. Ни одна мысль больше не мучила ее, существовало только чувство, которое сжигало ее лоно, груди и чрево. И она вдруг с изумлением поняла, что ее сущностью стал освобожденный дух, на котором прошлое не оставило шрамов. «Я существую, — изумленно подумала Коуи, — о Боже, я живу!»

Она не была новичком в любви, но сейчас все происходило совсем по-иному. Чувство к Николасу словно распахнуло темницу одиночества и смирения, в которой она пребывала долгое время. Ей казалось, что она очнулась от долгого сна и ныне, слившись с любимым, раскрылась навстречу всему сущему.

Шатаясь как пьяная, Коуи совершала яростные толчки, стремясь прижаться к Николасу так же крепко, как и он прижимался к ней; пот ручьями стекал по ее лицу и грудям. И когда наступила разрядка, она почувствовала, как нечто выпорхнуло в раскрывшееся пространство, нечто таинственное, особенное, принадлежащее только ей, и это ощущение не покидало ее, когда она прижималась к нему, вторя его последним содроганиям и захлебываясь созданной им аурой, которая нахлынула на нее, как волна на берег океана.

— Я не должна была, — прошептала она в духоте змеиного сарая, — делать некоторые вещи... которые я делала.

Николас, еще не опомнившийся от того, что только что произошло, продолжал прижимать ее к себе. Она дышала по-прежнему часто, и он слышал гулкие удары ее сердца, будто бы в ней открылся новый источник энергии.

Вокруг них буйствовали змеи, обезумевшие от запаха любви. Внутренность сарая содрогалась от их ударов, когда они изливали свой яд на прутья клеток.

— Что ты здесь делала? — спросил наконец он.

— Ты знаешь. Ждала тебя.

— Что случилось после того, как я... как мы расстались?

Она показалась ему неповторимо прекрасной; должно быть, такими же глазами смотрел Минамото Есицуне на Сидзуки в Ёсино тринадцатого столетия.

— Мне все стало противно. После того как ты оставил меня, я не могла выносить мужского прикосновения. От одной мысли о сексе я застывала как камень. Я разучилась смеяться и, честно говоря, хотела умереть. Мне некого было винить, кроме себя самой. Я ведь знала, как важна для тебя честь, и мне следовало понять, какому риску я подвергаюсь, обманывая тебя.

Коуи внимательно посмотрела на Николаса, слушавшего ее в глубоком молчании, и продолжала:

— Одно время я думала, что пойду в монастырь. Жизнь монахинь казалась мне размеренной и безопасной. Как же я была глупа! — она усмехнулась. — Я не могла стать монахиней, для этого мне не хватало веры, а ведь это самое главное. В конце концов, я уехала в Ёсино и стала брать уроки, чтобы стать Мико, танцовщицей в священном храме Сюгендо.

Не могу сказать, чтобы эта жизнь мне не нравилась. Религия Тиньто увлекла меня своей естественностью и простотой. Я не обрела счастья, но, по крайней мере, там мне не приходилось бороться с воспоминаниями.

Вскоре приехал Томоо Кодзо. Он сказал, что по воле моего отца явился сватать меня за одного человека. Брак, в который я должна вступить, имеет большое значение для будущего. Это мой долг по отношению к моему отцу, клану Ямаути и к нему самому. Сначала я подумала: "Ну что ж, по существу, я не живу на свете, а только существую. Мне все равно, что со мной будет. Но шесть месяцев спустя я поняла, что ошиблась. Оказалось, что я еще жива и мне отнюдь не безразлична моя судьба. Что мне оставалось делать? Я не могла выйти замуж за этого человека, не могла вернуться к родным или в Ёсино, где меня нашел Кодзо. Поэтому я сделала единственное, что могло прийти мне в голову.

Я убежала к кайсё. — Коуи взглянула на Николаса. — Меня послал сюда Микио Оками.

— Разве он знал о наших отношениях?

— О да! Мне было страшно тяжело и надо было с кем-нибудь поделиться, вот я ему все и рассказала. Но Микио и без этого знал почти все.

— Откуда?

— Я думала, ты знаешь — удивилась Коуи. — Все, что связано с тобой, его очень интересует. Именно поэтому он решил взять меня под свое покровительство.

Где-то далеко, у горизонта, загрохотал гром, воздух внезапно наполнился прохладой. Солнце зашло за тучу, но влюбленные даже не заметили перемены в погоде.