Танцующий в темноте - Т. Л. Мартин

не оживает. Но, конечно же, он заблокирован. Из моего горла вырывается сдавленный звук разочарования.

Адам смотрит на меня, уголок его губ приподнимается. Мой желудок переворачивается от тепла, разгорающегося в глубине его глаз.

Когда он снова смотрит на открытый ящик перед собой, его взгляд сужается. Он достает папку, бросает ее на стол и с щелчком открывает. Мои глаза расширяются, когда я вижу, что папка заполнена фотографиями.

Мама на коленях в молитве. Священник Генри разбрызгивает святую воду по трейлеру, чтобы очистить пространство.

При виде третьего изображения у меня скручивает живот. Я тянусь к нему, беру в руки и смотрю на языки пламени. Мама нашла холсты, которые я спрятала под кроватью Фрэнки. По крайней мере, некоторые из них. Она стоит над ними во дворе, наблюдая, как они сгорают дотла. Прямо рядом с ними стоит еще одна коробка. Моя наволочка, одежда, фотографии, которые мы с Фрэнки сделали вместе и спрятали подальше — ничего из этого сейчас не узнать.

Я закрываю глаза, желая, чтобы слезы, выступившие на моих ресницах, не пролились. Я не знаю, почему это причиняет боль. Давно пора было перестать чего-либо ожидать.

Когда я открываю глаза, Адам пристально наблюдает за мной. Я хочу отвернуться, но его взгляд держит меня в плену.

Он слегка качает головой, его голос низкий и повелительный.

— Ты больше не можешь прятаться. Не от меня.

Через секунду мои плечи расслабляются, и я прерывисто выдыхаю. Облегчение переполняет меня от того, что мне не нужно скрываться. Я больше не хочу. Я киваю, и он вытаскивает еще одну фотографию из стопки.

Я хмурюсь, прищурившись, осматривая его с ног до головы. Этого мужчину я никогда раньше не видела, но я знаю, кто он. У него темные волосы, а на руках у него маленький светловолосый малыш, завернутый в розовое одеяльце.

— Твой отец? — тихо спрашивает Адам.

Я замолкаю на мгновение. Я только однажды слышала, как мама упомянула папу, и это было при Фрэнки. Она сказала, что он не мог полностью предаться Господу, что он сделал свой выбор и будет страдать вечно из-за него, но она и Фрэнки не обязаны делать то же самое.

Однако в этом особенность мамы. Всякий раз, когда что-то угрожает ее убеждениям или ее путешествию на Небеса, она запрещает говорить об этом — или о нем — под нашей крышей. Она счастлива притворяться, что нас вообще никогда не существовало.

— Если ты можешь называть его так, — наконец шепчу я.

Откладывая фотографию, я перелистываю на заднюю часть файла и вижу копии своего свидетельства о рождении и карточки социального страхования. За этим тоже копия Фрэнки и мамы.

— Что все это значит? Почему это у Райфа? Почему он наблюдал за моей семьей?

Адам проводит тыльной стороной пальцев по подбородку, выражение его лица задумчивое. Он достает телефон и начинает набирать текстовое сообщение.

— Он думает, что знает что-то о тебе, и он полон решимости разобраться в этом.

Я прикусываю губу, скрещивая руки на груди. Я достаточно наслушалась о Катерине, чтобы понять, что он имеет в виду.

— Ну, знаешь, он ошибается. Он ищет связь, которой не существует, и это только еще больше сведет его с ума, когда он это осознает.

Я пытаюсь не позволять этой мысли влиять на меня, но не могу игнорировать комок нервов, сжимающийся в груди. Не только за себя, но и за мою сестру, которая невиновна во всем этом. Я видела сумасшедшую сторону Райфа. И что-то подсказывает мне, что это только проблеск. Я не знаю, сколько еще я смогу его выносить.

Тень пробегает по глазам Адама, когда он замечает выражение моего лица. Проходит секунда, его взгляд пробегает по моему лицу, затем он проводит рукой по волосам и засовывает папку обратно в ящик Райфа.

Его хватка оказывается вокруг моей талии прежде, чем я понимаю, что происходит, и он поднимает меня с пола, так что моя задница оказывается на столе. Я втягиваю воздух, когда он встает между моих ног, его тело согревает мое сквозь одежду. Он скользит руками под платье и обхватывает мои обнаженные бедра, его большие пальцы вырисовывают маленькие круги на моей коже.

— Райф твой хозяин? — спрашивает он, наклоняясь так, что его губы почти касаются моих.

— Нет, — выдыхаю я, мои пальцы находят его бицепсы и притягивают ближе.

Он зажимает зубами мою нижнюю губу и посасывает, прежде чем отпустить ее. Дрожь пробегает по моему телу, поселяясь внизу живота.

— Кому ты дала разрешение проникнуть тебе под кожу и заставить чувствовать?

Мои глаза закрываются.

— Тебе.

Мягкое рычание вырывается из его груди, и его хватка впивается в мою кожу.

— Ты дала Райфу право владеть какой-либо частью тебя?

Тяжело сглотнув, я качаю головой.

— Нет.

Прикосновение исчезает с моего левого бедра, и его пальцы приподнимают мой подбородок. Он трется своим носом о мой так нежно, что я уверена, что превращаюсь в лужицу прямо у него на глазах. Затем он запускает руку мне в волосы и тянет. Сильно.

Я открываю глаза и обнаруживаю, что он смотрит на меня сверху вниз, его голубые радужки горят так же глубоко, как восхитительный огонь, в который он окунул мою душу.

— Каждая эмоция, которую ты вызываешь или поглощаешь, каждая реакция, которую ты позволяешь ему вызвать у тебя — это твое. Ему ничего не принадлежит. Он ничего не контролирует. Ты сама решаешь, кому дарить себя, и эта власть принадлежит только тебе.

Я подавляю волну эмоций, которая подступает к горлу. Действительно ли у меня так много власти? Образы из моей жизни проносятся в голове — пренебрежение, гнев, отчаяние, боль — и я не так уверена. Но когда его большой палец нежно касается моей нижней губы, и он смотрит на меня так, будто это самые правдивые слова, которые он когда-либо говорил, я задаюсь вопросом, может быть, он прав. Может быть, у меня действительно больше власти, чем я думаю.

Мое тело прижимается к нему, и одинокая слеза скатывается по щеке.

Он на сантиметр ближе, проводит языком от нижней части слезинки до ресниц, и по мне пробегает дрожь.

— Не все знают, что делать, когда натыкаются на снежинку в пустыне, — бормочет он. — Тебе решать, — наклоняясь к моей шее, он вдыхает мой запах, — кто имеет право на твою близость, и кто — нет.

— Ты, Адам.

Я прижимаюсь губами к его подбородку, запускаю пальцы в его волосы.

— У тебя уже есть каждая частичка меня.

Он наклоняется и прикусывает