Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека - Гордон Диксон

— Брайен… — неловко начал Джим. — Выслушай меня. Я не владею мечом, копьем, щитом. Я многого не знаю. И не представляю, какую пользу могу принести, будучи твоим другом. Я не обучен тому, что ты считаешь обычным и повседневным. Увы, я лишился тела Горбаша с его прекрасной мускулатурой…

— Джеймс, — улыбнулся рыцарь. — Я буду польщен обучить тебя искусству владения оружием и всему тому, что полагается знать джентльмену твоего ранга. Что касается мускулов… То человеку с таким ростом и телосложением будет несложно достойно себя проявить.

— Роста и телосложения? — Джим повторил слова и осознал ту суть, которую вкладывал в них Брайен.

Он видел, как изменилась в сопоставлении с новым миром Энджи. Он сравнил себя с Брайеном и заключил, что рыцарь телосложением похож на четырнадцатилетнего подростка.

Он понял все.

Джим позабыл об одном факте. Или, точнее, о нескольких фактах: средневековые доспехи, виденные им в музеях, чертежи средневековых кораблей, здания и мебель… В средневековье средний рост человека был гораздо ниже роста человека двадцатого столетия. В свое время Джим был физически ничем не примечателен. Здесь же он оказался гигантом.

Он открыл было рот, чтобы пуститься в разъяснения, но почувствовал, как рука Энджи предостерегающе сжала его локоть. Начали появляться остальные. Из двери вышли Даниель и Жиль Волдский, а следом за ними Каролинус. Подоспели двое сыновей хозяина Дика и расставили на столе деревянные тарелки и кубки. На террасе виднелись огромные очертания Горбаша и Секоха; Арагх, незаметно улизнув, присоединился к ним. На сломанную лапу Английского волка уже была наложена чистая повязка.

— Трактирщик говорит, что все готово, — прорычал он.

— Возблагодарим Господа! — воскликнул Жиль. Изъеденное ветрами и выдубленное солнцем лицо разбойника расплылось в улыбке. — Из-за нехватки мяса и вина мы чуть не проиграли финал сражения.

— Аминь! — сказал Брайен. И, чуть прихрамывая, первым подошел к столу. — Присаживайтесь, друзья, и да будем веселы! Мы пережили столько боли и мучений, так неужели у нас не хватит воли, чтобы получить наслаждение от пира и общения, честно заработанных всеми нами?!

Лишь человек

(пер. с англ. В. Жураховского)

Там, за невидимой линией — планеты и солнца иноразумных. Но эти звезды — наши. И никто другой не в праве ими распоряжаться, никто — лишь Человек!

Кредо Хазека.

1

Из успевшего уже стать уютно-привычным тумана полуболи-полузабытья Каллихэна О’Рурка Уэна неожиданно вырвал толчок, за которым последовали басовитое рокотание и сильная дрожь.

«Если ума не хватает, рукам отдыха не знать», — подумал он. Подобно огоньку спички, юмор тут же погас, стоило вспомнить, как легко удался пленителям Каллихэна его арест. Фактически он сам отдался в их руки. Мысль эта угрожала стать психологическим приложением к той физической пытке, которую Каллихэну приходилось сейчас переносить.

Однако О’Рурку удалось с ней справиться — он все еще слишком твердо верил в собственные силы, сохранял убежденность, что если ему дадут время, сумеет выпутаться из любой передряги. Тем временем он опознал характер вибрации: снова заработали двигатели ракеты «космос — атмосфера», на борту которой Каллихэн находился. Челнок готовился к посадке, завершая долгое скольжение от самой верхней точки траектории, началом которой был Нью-йоркский комплекс. Сориентировавшись в окружающей обстановке, Каллихэн пришел в себя достаточно, чтобы еще раз почувствовать, до какой же степени ноет все тело.

Хуже всего приходилось рукам — от локтей до кистей. Заведенные за спину, они были плотно сжаты пружинными смирителями — худшим вариантом старомодных наручников. Создавалось впечатление, будто ему уже никогда не развести рук. И не удивительно — смирители не снимали уже тридцать шесть часов.

Применение смирителей допускалось законом — и Всемирная полиция в полной мере использовала это право с момента его ареста в космопорту Лонг-Айленд Саунд и на протяжении последовавших за тем полутора недель допросов. С точки зрения закона, они вовсе не подвергали арестованного пыткам.

Но фактически Каллихэн был доведен едва ли не до предела выносливости. Иногда ему либо не давали еды, либо еда оказывалась почти не съедобна — заморожена или пережарена. Его запирали в камеру, где выключатель капризно не желал срабатывать, и мощная панель освещения на потолке горела постоянно. Вделанный в стену кран отпускал воду тонкой струйкой — и лишь в случае, если под него подставляли чашку особой формы.

Но почему-то из чашки этой вода просачивалась так же быстро, как изливалась из крана. Когда О’Рурк пожаловался, ему стали приносить воду — но только по одной унции за раз, в крошечном бумажном стаканчике. Его часами напролет допрашивали или держали в смирителях, а спать давали ровно столько, чтобы он не сошел с ума. Тем не менее — и Калли это отлично понимал — если привести все голые факты в виде официального донесения, никто не сумеет доказать, будто ему не предоставили соответствующих условий для отдыха, положенных пищи и питья.

Допросы касались одной темы — Всемирная полиция подозревала о существовании заговора, зревшего на Приграничных Мирах Плеяд, которые при поддержке иноразумной расы молдогов намеревались, якобы, захватить власть над тремя Старыми Мирами — Землей, Марсом и существенно терраформированной Венерой — совершить coup d’etat, государственный переворот. Сама мысль, будто несколько миллионов человек, разбросанных по Приграничью, могут помышлять о завоевании Старых Миров, с их восьмьюдесятью с чем-то миллиардами населения, с контролем над более чем восьмьюдесятью процентами богатств и военных мощностей человечества, сама эта мысль показалась поначалу настолько смехотворной, что Каллихэну даже понадобилось некоторое время, чтобы уразуметь — допрашивающие воспринимают ее совершенно серьезно, с ним не шутят.

Да, как это ни фантастично, с ним не были намерены шутить. И поскольку Каллихэн ни сном ни духом не ведал о перевороте и потому ничего сообщить о нем не мог, его мучители, принимая невиновность за отказ сотрудничать, дошли в давлении на упрямого допрашиваемого почти до предела.

Возможно, промелькнула сквозь головокружение мысль, ему следовало быть сдержаннее, не обзывать полицейских бандой параноидальных космофобов — ведь к тому времени Каллихэн уже убедился, что задаваемые ему вопросы не были просто предлогом для ареста. Впрочем, вряд ли его сдержанность в выражениях что-либо изменила бы. В любом случае, он оказался бы там, где находился сейчас: полуживой, он валялся на каких-то мешках — наверное, с почтой — у задней стенки пассажирского отсека спец-челнока Всемирной полиции. Он лежал на боку со скованными за спиной пружинными лентами смирителей руками, и краем глаза мог видеть один из иллюминаторов в кераметаллическом борту корабля.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});