В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Владимир Обручев

На следующий день он привёл ко мне этого человека. Это был пожилой, худощавый узбек, среднего роста с жиденькой седой бородой и жгучими чёрными глазами. Я заказал хозяину угощение, и за чаем в присутствии хозяина он рассказал мне, что по долинам рек Керии и Нии в настоящее время таранчи живут только на протяжении одного-двух переходов, так как дальше воды, текущей из гор Куньлуня, уже мало и орошение невозможно. Но прежде, лет 300 назад, воды было больше и селения тараичей тянулись ещё на три-четыре перехода дальше. Теперь там никого нет, фанзы развалились, деревья засохли или засыхают, а пески пустыни Такла-Макан надвинулись и частью уже засыпали брошенные селения. В этой местности по реке Ние прежде был довольно большой город, окружённый садами, которые ещё орошались последней водой реки; дальше воды не было. В этом городе во дворах и домах, от которых ещё остались стены, но без крыш, дверей и оконных рам, растащенных населением вышележащих селений после вымирания города, попадаются золотые и серебряные монеты, разные металлические вещи, а в большом буддийском храме сохранилось много статуй богов.

Этот человек рассказал, что лет 6 или 7 назад он был проводником какого-то иностранца, как будто англичанина, который ездил с ним до этого города в сопровождении своих слуг, провёл там несколько дней, кое-где копал землю, нашёл несколько старых индийских книг и заявил, что приедет опять с десятком рабочих для раскопок, так как место очень интересное. Но пока он больше не приезжал. После угощения узбек ушёл, заявив, что может провести меня в этот старый город.

Мне и Лобсыну этот человек не очень понравился, хотя производил впечатление знающего, показал несколько старых медных монет с индийскими буквами, найденных в этом городе, и обрывок листа из книги с санскритским текстом, который, по его словам, англичанин бросил из-за грязи и измятости. Поговорив ещё с Мухамедом и узнав биографию этого проводника – Ибрагима, мы решили отправиться с ним для осмотра города и раскопок, если место понравится. Хозяин сообщил, что если я не найду ничего интересного для себя по реке Ние, можно будет поехать и вниз по реке Керии, где также много оставленных селений, а проводник знает и эту долину.

Вызвав проводника, мы срядились с ним. Везти с собой в пустыню два вьюка с товарами, конечно, не имело смысла. Если раскопки окажутся удачными – свободные верблюды для увоза всего добытого будут нужны. Товары можно было оставить у хозяина постоялого двора. Я сходил к аксакалу, который удостоверил, что проводник Ибрагим давно известен ему, а Мухамед-шари, старый житель города, также заслуживает полного доверия. К китайскому амбаню города я не счёл нужным обращаться, так как случай в Баркуле с моими товарами, описанный в главе пятой, побуждал обращаться возможно реже к китайским властям в Синьцзяне и предпочитать сношения непосредственно с населением.

Итак, мы оставили товары на складе у хозяина постоялого двора, который выдал мне расписку в их получении: правда, на тюркском языке, но удостоверенную аксакалом. Закупив сухой провизии на месяц и четырёх баранов в качестве живого провианта, взяв с собой пустые мешки и чемоданы от мануфактуры, четыре бочонка для воды, пучки сухого клевера для лошадей и жмыхов для верблюдов, мы выступили 6 октября из Нии вниз по течению реки.

По долине её тянулись поля с разным хлебом, хлопком, сады, отдельные дома таранчей и небольшие группы их, рощи тополей, джигды, карагача, шелковицы, оливковых и фисташковых деревьев. В первый день мы сделали переход вёрст в 30 и остановились на закате солнца возле большого уже сжатого поля, которое могло дать корм нашим четвероногим. Вечером, конечно, пришли жители соседней группы домов, и от них мы узнали, что на следующий день населённая часть долины кончится.

Действительно, на второй день пути группы полей, садов и фанз становились всё более отдалёнными друг от друга, появились пустыри давно заброшенных полей. В речке текло ещё довольно много воды, но проводник объяснил это тем, что время полива полей и садов уже кончилось, вода не расходуется на поля и бежит дальше. На пустырях попадались пни и засыхающие деревья; признаки умирающей жизни были налицо. Вблизи места нашего ночлега уже не было жителей.

На третий день мы миновали утром последнюю маленькую группу домов с небольшими полями, засыхающими тополями и остатками садов. Началась пустынная часть долины Нии, кое-где видны были брошенные дома, уже без крыш, дверей, оконных рам, увезённых владельцами при выселении или расхищенных на дрова. Поля уже заросли колючками, полынью, бударганой; засыхающие деревья видны были всё реже. Воды в речке стало меньше, а весной и летом во время полива вода сюда, очевидно, уже не доходила. В этот день мы сделали большой переход по совету проводника, чтобы на завтра раньше дойти до оставленного города. Долину Нии на этом переходе уже окаймляли песчаные холмы, частью заросшие, частью же совсем голые, с барханами, напомнившими мне пески Кумтага в Долине бесов.

Последний день местность имела удручающий вид: кое-где ещё стояли остатки домов и почти засохшие деревья, на старых полях борозды были уже совсем сглажены выветриванием и песком, который образовывал маленькие кучи под защитой отдельных кустов и группы небольших барханов, а по обе стороны долины тянулись более высокие барханные пески. На севере вдали виднелись ещё более высокие гряды барханов. Вскоре после полудня мы дошли до места бывшего последнего города на Ние. На площади в 300—400 шагов, если не больше, стояли остатки стен домов, бывших дворовых оград и улиц, кое-где пни деревьев. Но в общем, по сравнению с развалинами Хара-Хото и храмом Тысячи будд в Дуньхуане, эти не производили впечатления. Вода реки теперь доходила и сюда, но только в виде маленького ручейка, еле сочившегося по песчаному руслу.

Проводник, заметив моё разочарование, сказал, что развалины старого храма, где находят монеты и древние книги, лежат немного дальше, но что за водой придётся приходить сюда, так как туда она уже не добегает. Мы поехали дальше и минут через 10 или 15 дошли до этого места. Здесь среди нескольких более высоких и голых барханов поднимались частью совсем перекрытые песком развалины: стены из обожжённого жёлтого кирпича, образовавшие несколько прямоугольников, остатки полуразрушенного субургана, возвышавшегося над песком, и, немного в стороне, несколько пней тополей, торчащих из песка. Группа барханов, надвинувшихся на развалины, примыкала на севере к более высоким барханам, достигавшим уже сажён 8 – 10 высоты и напомнившим мне Кумтаг. Немного в стороне, вдоль сильно засыпанного сухого русла, тянулась полоса кустов тамариска, поднимавшихся над песчаными кучами. Здесь мы нашли довольно ровную площадку, где можно было разбить палатку. Вдоль русла тянулись заросли мелких кустов, которые могли служить пищей нашим верблюдам, но для двух лошадей корма не было совершенно.