Многорукий бог Далайна. Свет в окошке - Святослав Логинов

— Смотрите, он не хочет! — закричал толстощекий. — Он бунтовщик! Бросить его в далайн!

Угроза казалась бессмысленной, до далайна была тройная дюжина шагов через мокрый оройхон, но когда Шоорана силой подняли на ноги, он заметил, что двое взрослых людей, возившихся неподалеку, отвернулись и спешно уходят, и понял, что хорошего ждать не приходится. Если его начнут окунать лицом в нойт... Шооран дернулся и сумел вырваться из зажавших его рук. Противники метнулись, отрезая Шоорану путь к отступлению, но Шооран не думал о бегстве. Эта банда просто так, играючи, нарушала все священные мальчишеские правила, и теперь Шоорану хотелось мстить. Он ринулся к толстощекому и, не раздумывая, влепил оглушительную затрещину. Потом повернулся к остальным врагам. Те на секунду замерли, разом выдернули из-за кушаков короткие толстые палки и двинулись вперед. По изменившимся лицам и замедлившимся движениям Шооран понял — пощады не будет. Убьют.

— Бейте его! — завизжал толстощекий, но в этот момент Шооран, принявший единственное верное решение, прыгнул на него. Толстощекий был старше и много крупней Шоорана, но оказался неожиданно слаб и рыхл. Шооран, даже не ощутив сопротивления, повалил врага на живот, левой рукой ухватил за чисто вымытые волосы, дернув, задрал ему голову, а правой приставил в жирной шее выхваченный кинжал. Масляно блеснуло полупрозрачное костяное лезвие.

— Назад! — предупредил Шооран подступающих парней. — А то ему несдобровать.

— Ых-га... — подтвердил толстощекий, кося глазом на щекочущее шею острие.

Парни нерешительно расступились.

— И запомни, — раздельно произнес Шооран, встряхивая для убедительности толстощекого. — Ты мелкий вонючий жирх. Если ты еще раз попадешься на моем пути, я напою тебя нойтом и брошу в шавар. Понял?

Толстощекий согласно икнул.

— Тогда повтори, что я сказал.

— Я... мелкий... вонючий жирх... Ты бросишь... меня... в шавар, если я попадусь.

— Сначала заставлю напиться нойта.

— Сначала... напиться нойта...

— Правильно, — Шооран рывком поднял толстощекого на ноги. — Скажи своим, чтобы бросили палки и отошли в сторону.

— Отойдите... — полузадушенно прохрипел пленник.

— И учтите, тухлые слизни, если вы вздумаете идти за мной следом, ни один из вас не вернется домой живым.

Шооран едва заметно шевельнул пальцем, по тончайшему, выточенному в кости каналу скользнуло жало зогга и черной брызгой повисло на острие. Парни попятились, палки со стуком полетели на землю. Шооран, волоча за собой толстощекого, выбрался на тропу, поднял сумку и шкуру авхая. Часть харваха из сумы высыпалась, но Шооран не стал подбирать его. Он лишь пнул толстощекого коленом под мягкие ягодицы, отчего тот кувырком полетел с поребрика, и бросился прочь. Никто за ним не погнался. Вообще-то Шооран хотел столкнуть пленника на мокрую сторону, в грязь, но в последнюю секунду ему стало жаль красивой и наверняка очень дорогой одежды.

Отбежав немного, Шооран спрыгнул с тропы на свой оройхон и, петляя между тэсэгами, помчался к дому. Лишь когда до сухой полосы, где жили они с матерью, оставалось всего несколько шагов, Шооран опомнился. Спрятавшись за ближайшим тэсэгом, он стряхнул с кинжала ядовитое острие, осторожно отсоединил лезвие и хорошенько спрятал его.

Даже мама не знала, какое оружие хранит ее сын. Костяной наконечник был подарком. Месяц назад охотники выволокли из шавара огромного гвааранза. Панцирь чудовища был отправлен в подарок одонту, а острые плавательные перья, из которых вырезали лезвия, разобрали цэрэги. Именно тогда недавно назначенный дюженником цэрэгов рыжебородый Мунаг снял со своего кинжала источенное острие и бросил его Шоорану. Мунаг вообще хорошо относился к Шоорану и его маме, подолгу разговаривал с ними, когда они приносили высушенный харвах, а встретив на тропе Шоорана, громко кричал:

— Привет, маленький жирх!

— Привет, большущий Ёроол-Гуй, — отвечал Шооран.

Случившиеся поблизости жители испуганно бледнели при виде такого запанибратства, а Мунаг оглушительно хохотал, тряся бородой и распахнув темную словно шавар яму рта.

Лезвие Шооран привел в порядок — вычистил и отполировал, подогнал свой нож под размеры костяного сокровища, рассверлил даже намертво забитый канал для колючек. Неделю по вечерам, скрывшись от посторонних глаз, вращал костяной иглой в замусоренном канале или правил острие на куске кожи. Жало зогга, и не одно, а целых пять штук, Шооран добыл сам. Нарвал пятнистых стеблей хохиура и распихал их пышными метелками вперед в отверстия шавара. На следующий день вытащил те стебли, что остались целы, и в скукожившихся метелках отыскал десяток зоггов. Оставалось только раздразнить зогга, чтобы он, угрожая выставил жало, а потом резким движением раздавить крошечного гада, прежде чем он успеет впрыснуть яд.

Конечно, Шооран знал, что за такой ножик, узнай о нем одонт, владельца немедленно отправят пройтись по шавару босиком, но удержаться не мог и изготовил все как надо.

Теперь нож выручил его, но в то же время хранить его стало опасно, особенно, если кто-нибудь из мальчишек донесет о нем властям. Впрочем, Шооран надеялся, что этого не случится, в конце концов, первыми и всерьез напали они, и вряд ли им захочется отвечать за свой поступок перед одонтом.

Приведя себя в порядок, Шооран вышел к палатке. Мама была дома. Шооран высыпал из сумы харвах и с гордостью раскатал перед мамой кожу авхая. Авхай уже полностью обездвижел, и это немного омрачало радость охотника.

— Какой ты молодец! — протянула мама восхищенно. — Настоящий охотник! Ты гляди — он еще живой!.. — и действительно, словно специально авхай округлил приоткрытый рот и замер на этот раз навсегда.

— Это для тебя, — довольно сказал сын. — Сшей себе новый жанч.

— Спасибо, — сказала мама. — Только как же быть, я сегодня не смогу кожу обработать, мне сейчас уходить надо, я уже вымылась, видишь?

— До завтра кожа испортится, — непонимающе сказал Шооран.

— Знаешь, что мы сделаем, — догадалась мама. — Мы попросим Саригай, она шкуру выскоблит и замочит в нойте, а я завтра доделаю все до конца.

— Как же, согласится она... — недовольно протянул Шооран, обиженный невниманием к своему подарку, — а если и согласится, то выскоблить кожу как следует не сумеет...

— Сумеет, — успокоила мама. — Я очень попрошу.

Когда соседка, обрадованная возможностью неожиданного заработка, ушла, захватив кожу, Шооран, все еще слегка обиженный, спросил:

— Мам, а куда ты идешь?

— В гости, — шепотом ответила мама. — Меня Мунаг пригласил.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});