Голубятня на желтой поляне: Роман-трилогия - Владислав Крапивин

нет…

Скорей бы уж!

Барабанщики подходили к воротам, над которыми возвышалась наша башня. Юрка шел, как всегда, во второй шеренге справа. Шел и смотрел вверх, на меня. Словно молча напоминал: «Не прозевай!» Так, с запрокинутым лицом, он и прошагал под башню.

Остальные барабанщики тоже исчезали в воротах — шеренга за шеренгой. Скрылся последний ряд, и перед башней остался мальчик с факелом. Он по лесенке бегом поднялся к нам на площадку — будто огненная бабочка взлетела. Хороший такой мальчишка — маленький, лет семи, но смелый. И веселый — улыбка во все лицо, на носу веснушки светятся…

— Привет! — сказал он нам. Подмигнул и поднес факел к запальному шнуру.

Огонь перескочил на шнур и неторопливо побежал вверх. Мальчик сунул факел в приготовленное ведерко с водой и стоял, глядя на бойкий язычок пламени. И все глядели. Огонь добрался до края чаши, спрятался за ним… и над чашей вспыхнула пламенная корона! Сразу где-то грохнуло, взлетели над черными деревьями гроздья ракет, запели фанфары, им отозвались далекие уже барабаны, а толпа закричала «ура», зашумела…

Пестрая колонна с флагами, куклами и шарами растеклась по площади, превратилась в карнавальный хоровод.

Вот и пришла самая важная минута.

— Давайте, — сказал я ребятам. И мы придвинули к огненному краю чаши наконечники копий. На каждом — стерженек бенгальского огня.

Что же они не горят? Старые, испортились? Отсырели?

Но вот разом вспыхнули трескучие огоньки у братьев — Петьки и Романа. И у Оксаны. И у других ребят. Еще, еще… А у меня?

А у меня тоже горит! Ярче других! На кончике копья — ослепительный шарик, а из него летят гроздья белых звезд!

Горит, горит… Но ведь это недолго. Все реже, все мельче белые звездочки. А где искорка? Она зажглась? Как ее увидеть? В глазах — сплошь зеленые пятна от огней.

Да нет, была бы искорка, я бы ее разглядел.

Значит, нет ее…

Всё…

— Смотри, у тебя не совсем погасло, — раздался рядом звонкий голос.

Это мальчик-огонек. Он рядом стоял и смотрел вверх.

— Что? — сказал я. — Где?

Замигал. Сильно-сильно.

— Вон, — сказал мальчик. — Светлячок.

И я увидел на острие копья чуть заметную светлую точку.

Что? Правда?!

Какая маленькая…

Я перестал дышать. Осторожно-осторожно наклонил копье. Придвинул к лицу обугленный стерженек. Точка светилась на его верхушке. Но я слишком резко шевельнул копье, стерженек дернулся в сторону, а искорка повисла в воздухе.

Я, не веря, поднес к ней палец. Она не обожгла, не кольнула. Я придвинул к ней, к маленькой, ладонь, тихонько сжал пальцы. Спрятал искорку в кулак. И ощутил в кулаке чуть заметное щекочущее тепло.

— Поймал светлячка, — шепотом сказал мальчик.

— Ага… — сказал я тоже шепотом, потому что осип от счастья.

Остальные не обращали на нас внимания. Лежали животами на перилах и глазели, что делается на площади.

Над ней все еще вспыхивали разноцветные взрывы фейерверка. В глазах мальчика горели разноцветные огоньки.

— Спасибо, — сказал я ему.

Он засиял улыбкой. И спросил хитровато:

— А за что?

— Так…

Он вдруг сказал:

— А я тебя знаю. Ты Травушкин из нашей школы. Ты к нам в класс приходил, про сверление Земли рассказывал.

Я правда зимой был у первоклассников, делал им доклад про сверхглубокую скважину, на которой работает папа. Такое мне дали задание. Я ужасно волновался, запинался и на ребят почти не смотрел. Ни одного лица не запомнил тогда.

Но лицо Огонька было знакомо. Очень-очень знакомо.

И я вспомнил! Огонек был в точности как мальчишка с Ереминого снимка.

Может, все это не случайно? Я сказал весело:

— Я тебя тоже знаю.

Нахлобучил на Огонька свой серебряный шлем, положил перед ним щит и копье, а сам побежал вниз.

Искорка в кулаке ласково грела мне ладонь.

Искорка

С Юркой и Янкой мы еще днем договорились, где встретимся после парада. На полянке позади летнего павильона. Полянка была незаметная, укрытая кустами сирени, поросшая высокой травой. Из травы кое-где торчали каменные раскрашенные гномы. Краска с них пооблезла — гномов забыли в этой парковой глуши.

Когда я пробрался на полянку, там еще никого не было. Стояла теплая, какая-то пушистая темнота. Лишь один далекий фонарь мигал сквозь листья. Зато звезды были громадные…

Я сел в траву, прислонился к твердому гному и разжал кулак. Искорка в темноте засияла ярко и радостно. Я осторожно убрал из-под нее ладонь. Искорка повисла в воздухе, не упала, не улетела от меня.

— Хорошая ты моя… — шепотом сказал я ей.

Зашуршали ветки. Я опять спрятал искорку в кулаке.

— Гелька, ты здесь?

Это появился Янка. С фонариком.

— Выключи фонарик, — сказал я.

Он выключил.

— Смотри, — сказал я. И разжал пальцы.

Янка наклонился близко-близко. Я даже почувствовал на ладони его дыхание.

— Чудо какое… — прошептал Янка. — Не гаснет?

— И не думает.

— Не обжигает?

— Нисколечко… Подержи, если хочешь.

Я оставил искорку в воздухе, потом поднес к ней Янкину ладошку. Искорка послушно села на нее.

— Теплая, — сказал Янка.

— Ага… А теперь попробуй перебросить ее мне. Полетит?

— Ну… пожалуйста.

Янка пустил искорку с ладони, будто крошечную бабочку. Она огненной ниткой прочертила воздух и остановилась передо мной. Я посадил ее на мизинец.

— Она никуда от нас не улетит, — уверенно сказал я.

— Потому что наша, — отозвался Янка. — В ней же наша кровь…

Ворча и цепляясь барабаном, выбрался из кустов Юрка. Мы показали ему искорку. Он притих, подержал ее на ладони.

— Смотри, как она слушается нас. Она живая, — сказал Янка. — Ну-ка, пусть она летит ко мне…

Мы долго стояли кружком на темной поляне и перебрасывали друг другу искорку. Она летала между нами, будто крошечный светлячок, и садилась то на ладонь, то на кончик пальца.

Наконец Юрка сказал:

— Жалко, что нельзя сейчас испытать ее. Никакого колесика не догадались взять.

— Завтра испытаем, — успокоил Янка. — И так видно, что она такая… настоящая.

— А у кого она будет до завтра? — ревниво спросил я.

— Ты зажег, у тебя и будет, — великодушно решил Юрка. — Янка, ты не против?

— Нет, конечно, пожалуйста… Только нельзя ее все время в кулаке носить. Давайте ее вот сюда. Я