Экспансия – III - Юлиан Семенов

— Если бы я хотел тебя убить, это бы уже сделали. Нет, я пришел к тебе с дружбой… Вот моя рука, пожми ее, и тогда я тебе расскажу, что я намерен тебе предложить…

О'Дуайер взял руку Анастазиа и начал медленно сжимать его пальцы; тот — тоже; в комнате было тихо, так тихо, что было слышно, как хрустят суставы; лицо Анастазиа стало красным от напряжения; О'Дуайер был по-прежнему бледен, никакого напряжения, только щерился, как волк.

— Ты победил, — сказал Анастазиа. — Не вздумай понудить меня встать на колени перед тобою, этого тебе не простят мои люди, я-то могу опуститься перед тем, кто сильней…

О'Дуайер отпустил его руку и сказал:

— Лучше пойдем в полицию. Пойдем, Анастазиа… Тебе многое простится, если ты сам придешь с повинной.

Тот кивнул:

— Верно. Скинут лет сорок… Получу всего двадцать, больше не натянут… И ты станешь лейтенантом, это уж точно… Но у меня есть иное предложение: мы купим тебе адвокатскую контору в городе… Нет, нет, нас защищать не надо! Нас защищает Таманни-холл, как-никак штаб-квартира демократической партии Нью-Йорка. А проработав тройку лет в адвокатской конторе, — ты ирландцев защищай, бедняков, набирай очки, — мы сделаем тебя судьей… А дальше — посмотрим… У тебя уже есть имя, ты сделал его без чьей-либо помощи, но теперь тебе нужна помощь, ирландец… Если ты не дурак, а человек, который хочет выбиться в первые… словом, в этой стране без помощи сильных невозможно подняться.

…Через семь лет О'Дуайер стал окружным судьей; когда в профсоюзах США произошел раскол и из Американской федерации трудящихся выделился мощный конгресс производственных профсоюзов, Анастазиа понял, что настал его час: кто держит профсоюзы, тот владеет страной. Руководители нью-йоркских демократов выдвинули О'Дуайера на пост окружного прокурора Бруклина: там катилась волна политических убийств, мафия нуждалась в человеке, который защитит ее деятельность, дела будут положены под сукно, а прятать было что: убили Сирника, члена профсоюза моряков, исчез профсоюзный лидер, борец против мафии Питер Панто, застрелили активистов профсоюза Бергстрома, Роберста, Симпсона, Ноя, Брайна…

— Я выведу мафию на чистую воду, — заявил журналистам Нью-Йорка О'Дуайер. — С «корпорацией убийц» будет покончено! Они знают, что со мной шутки плохи!

Через два дня О'Дуайер встретился — с соблюдением всех норм конспирации — с Анастазиа в маленьком домике на берегу Кони-Айленда.

— Слушай, брат, — сказал он главе семьи, державшей весь бизнес в портах побережья, сотни миллионов долларов ежегодной прибыли, — услуга за услугу. Либо ты отдашь мне десяток твоих подонков и я посажу их, — после погони, перестрелки, ну и всего прочего, спектакль должен быть поставлен как в Карнеги-холл, — либо я ничего не смогу сделать для тебя в главном…

— Как странно, — мягко улыбнулся Анастазиа, — вы, северяне, начинаете разговор с ультиматума, вместо того, чтобы спросить о здоровье, передать привет родственникам, посетовать, что мы так редко видимся…

— Между прочим, ты выглядишь достаточно плохо.

Анастазиа покачал головой:

— Ты не прав. Просто я сегодня мало спал. У меня было плохое настроение из-за того, что проиграла моя команда. И я много пил. А потом взял девку. Но она оказалась тигрицей. А я, глупый сицилиец, вместо того чтобы послать ее куда подальше, изображал из себя Голиафа… Мы же южане! Не можем показать слабину, пускаем пар ноздрями. Ничего не попишешь, национальный характер. Такая уж у нас участь…

— Я тоже дышу ноздрями, — усмехнулся О'Дуайер, — хоть и северянин…

— Кстати, будь осторожен с Лилиан, мы смотрели за ней, она принимает Никлсона, а он ставит на республиканца Дьюи… Не сердись, но он покрепче тебя, а баба с потрохами отдаст того, кто слабей… Кошки — они служат тому, кто гладит сильной рукой.

— Ты это серьезно? — спросил О'Дуайер.

— Да. Увы, я обречен на серьезность в разговоре с людьми, подобными тебе. Мы заинтересованы в тебе. Поэтому оберегаем от проколов. Не сердись. Я понимаю, как это противно, когда за тобой смотрят в оба глаза… Что же касается твоей просьбы, я отдам тебе пяток одиночек… Вполне престижные гангстеры… Волокут за собой мокруху. Газетчики будут довольны. Станешь звездой первой величины…

— Этого недостаточно… Мне надо, чтобы ты пока чуть сократил свою активность в Бруклине…

— Знаешь завет мудрых? — улыбнулся Анастазиа.

— Их много.

Анастазиа покачал головой:

— Один… Только один… «Проси у друга только то, что он в силах сделать». Не ставь его в неловкое положение. Это означает конец дружбы…

— Я вношу встречное предложение, Альберто… Ты проходишь мимо золотой жилы… Это Голливуд, профсоюз кинематографистов… Положи руку на владельцев кинотеатров, договорись с руководителями крупнейших кинофирм… Там другое побережье, дай мне здесь стать… После того, как это случится, будет лучше и тебе, и мне, если я хозяин, то и ты хозяин…

— Но ведь ты знаешь, что в Голливуде работает Вильям Биофф, телохранитель Аль Капоне, весьма сложный человек?

— Знаю. А ты не трогай его. Я дам тебе кое-какие сведения, которые позволяет тебе войти в долю с тем кому он платит. С преемником Аль Капоне — с Фрэнком Нитти.

— Хорошо, — ответил Анастазиа. — Это дельное предложение. Спасибо тебе. Я его изучу…

В тот же день он вылетел в Чикаго, повстречался с главой тамошней семьи Франком Нитти, затем отправился в Голливуд и внес сто тысяч долларов в кассу профсоюза межнациональной ассоциации концертно-театральных служащих; деньги принял председатель исполкома Джордж Браун; рядом с ним, устроившись в удобном кресле, сидел его первый заместитель, «подвижник охраны интересов трудящихся» Вильям Биофф, бывший начальник личной гвардии Аль Капоне; о'кей, сказал он тогда, ты в доле, Анастазиа, но имей в виду, над нами собираются тучи. Если потребуется, привлечешь своих законников. И еще: если ты не наладишь братские отношения с Фрэнком Кастелло, а он, как и ты, представляет интересы Нью-Йорка, мне будет трудно скользить между вами… Держать в кулаке хозяев «Уорнер бразерз», «Коламбиа», «Твэнти сенчури Фокс» — не простое дело. Пока мы справляемся, но если мне потребуется помощь, я хочу ее получить от всех вас незамедлительно…

Через месяц Биофф был внезапно арестован; О'Дуайер узнал, что дело будут разбирать не в Голливуде и не в Чикаго, а в Нью-Йорке; на конспиративной встрече он сказал Анастазиа:

— Альберто, к Биоффу подвели таких легавых, которые его раскрутят. Исчезни, вступи в армию, сейчас нужны солдаты, ты на мушке, брат.

Анастазиа записался добровольцем, его сразу же перебросили в Англию; Биофф развалился, назвал главу чикагской семьи Нитти и Ника Чирчелла, который собирал деньги, посещая руководителей крупнейших кинокомпаний; после полугода и он дрогнул; спросил следователя:

— А если я назову имена руководителей нью-йоркской мафии, можно рассчитывать на снисхождение?

— Тебя освободят до суда, — ответили ему.

Об этом стало известно людям, представлявшим интересы Анастазиа; через день Чирчелле принесли в камеру газету: на первой полосе было фото изуродованной Эстел Кэйри. Перед тем, как женщине перерезали горло, ее пытали сигарами, прожигая дыры в икрах, а после того, как она изошла кровью, сняли скальп.

Чирчелла забился в истерике, от встреч со следователями отказался, ни на один вопрос не отвечал, с трудом сдерживал икоту, которая била его, словно кашель.

Следствие установило, что Эстел Кэйри начала свою карьеру с официантки; прирожденный ум, сметка, прелестная мордашка и абсолютная фигура позволили ей за десять лет сделаться одной из самых престижных кокоток Чикаго; она снимала роскошную квартиру, сделалась членом самого престижного в городе яхт-клуба и получала часть прибыли из доходов игорного зала, находившегося здесь же, в клубе, владельцем был Ник Дик, он же содержал Эстел, относился к ней с нежностью, без ее совета не предпринимал ни одного сколько-нибудь серьезного шага; через три дня О'Дуайеру сообщили, что настоящее имя Ника Дика — Чирчелла…

На суде Чирчелла молчал; молчал и глава чикагской мафии Нитти; его место занял другой телохранитель Капоне — маленький, неповоротливый Энтони Аккардо; он включился в борьбу за судьбу друзей, которые были осуждены, несмотря на то, что молчали все, как один…

Первую тайную встречу, которую он провел, была с О'Дуайером; тот заверил Аккардо, что все гангстеры будут отпущены…

Тогда, в сорок втором году, Донован долго изучал дело О'Дуайера, потом, наконец, принял решение:

— Поскольку мафия в Сицилии является самой серьезной силой, поскольку Муссолини обещал ее искоренить, я пойду на риск и передам наши связи О'Дуайеру, в конце концов он протестант, северянин, обдумывает свои решения, и уж если мы отправляем в тыл фашистам Лаки Луччиано, пусть один сукин сын поддерживает контакт с другим, на этом этапе они служат нашему делу…