Николай I Освободитель // Книга 6 - Андрей Николаевич Савинков

готовности общества к подобным реформам. Тем не менее я уже попросил Александру Федоровну подготовить программу развития женского образования в империи. Начнем с женских гимназий, чей учебный курс будет приближен к мужским. Потом, думаю и до высшего образования дойдет.

— Я бы очень хотел посмотреть на это вживую, ваше императорское величество, — ехидно ухмыльнулся журналист. — Боюсь кое-кто из наших замшелых ретроградов подобного авангардизма может и не пережить.

— Думаю, этот процесс будет набирать обороты быстрее чем вы думаете. Уже сейчас у нас имеется несколько тысяч женщин, получивших по последней реформе нижние чины Табели. Да пока это только 14−13 классы, но ведь нет никакого формального запрета на дальнейший карьерный рост. Большинству женщин это просто не нужно, нет в них мужских амбиций, но уверен, что и пробивные барышни тоже отыщутся, — я пожал плечами. — Так что, Сергей Павлович, может быть, мои слова о чиновниках-женщинах сейчас кому-то и покажутся сродни тонкому издевательству, однако, поверьте, пройдет не так много времени, и все изменится.

Я, конечно, осознавал, что запуская процесс эмансипации женщин фактически на восемьдесят лет раньше, собственноручно бью империю по ее будущей демографии. Чем больше образованных женщин, тем меньше детей рождается, правило работало на сто процентов и даже в 21 веке корреляция тут была прямее некуда.

Вот только были у меня по этому поводу собственные соображения: во-первых, пока еще в империи не так много городского населения. Да урбанизация после отмены крепостного права ускорилась, но мы делали все чтобы по максимуму сохранить сельский прирост населения как можно дольше. Ну а эмансипации в селе не будет еще очень долго, о ней даже говорить пока странно.

Во-вторых, даже среди городского населения большая часть женщин все еще жила в совершенно иной ценностной парадигме. Построение карьеры и реализация себя в трудовом плане в женской среде были скорее странным и редким исключением нежели общим правилом. Это были даже не проценты от городского населения, а доли процентов и на общем фоне имперского населения — а количество народу в России потихоньку подбиралось к отметке в восемьдесят миллионов — совсем никак на общую статистику не влияли. Ну а если одной женщине из тысячи было тесно в рамках традиционной роли — может в ином случае, не имея выхода она бы просто под паровоз бросилась бы или еще какую глупость сделала — почему бы не продемонстрировать наличие иного пути? Кому от этого будет хуже? Никому вероятно.

— Хорошо, тогда давайте перейдем к теме, которая видится не менее важной, хоть и гораздо менее приятной для… Нас всех.

— Вы имеете ввиду так называемое «Философское письмо» господина Чаадаева? — Я скривился будто надкусил лимон. Не самая приятная тема, хоть на самом деле все интервью было устроено в первую очередь ради того, чтобы донести до общественности мою позицию по этому вопросу.

— Да, именное его. Большим удивлением в обществе стала реакция властей на данный отвратительный пасквиль. В особенности то, что никаких административных мер к его автору применено не было.

— Я бы может и хотел, но вот пункта в уложении о наказаниях, который предусматривал бы наказание за нелюбовь к родине и своему народу, а также за слепое преклонение перед иностранными государствами просто нет. Опять же просто мудаком, прошу прощения и всех читателей «Правды», у нас в стране тоже быть не запрещено. Конечно, наказание последует. В первую очередь нужно оценить деятельность цензора, который пропустил эту гадость в печать.

— А издатель?

— А что издатель? — Я пожал плечами, — издатель печатает то, на что ему дает разрешение государственный чиновник. Ну а все остальное — это вопросы исключительно личной чести, законами не регламентированные.

История на самом деле получилась премерзкая. Сложно сказать, что было в голове самого Чаадаева, о котором я знал из прошлой жизни только по стихотворению Пушкина «К Чаадаеву», как эту гадость пропустил цензор, и зачем напечатал издатель, но получилось громко. В своем «Философском письме» автор противопоставил темных и немытых русских цивилизованным европейцам плюс дополнительно обосрал православную веру, принизив ее по сравнению с западным христианством, что вызвало возмущение церкви. Дошло до того, что патриарх наложил на Чаадаева анафему, при этом со стороны государственных органов никаких прямых санкций не последовало. Создавать из мелкого самовлюбленного писаки, у которого крыша явно подтекала, мученика совершенно не хотелось.

Вместо прямого административного воздействия были предприняты косвенные действия. Во-первых, запущена аккуратная газетная кампания, по давлению и дискредитации самого Чаадаева. Его выставляли в статьях как несчастного, одинокого, обозленного на мир своей ничтожностью и немного скорбного на голову человека. Одновременно с этим общественное мнение формировалось через тайных осведомителей СИБ, различных агентов влияния и просто неравнодушных граждан, несогласных с высказанной в пасквиле мыслью о природном ничтожестве русского народа.

Потом подключились ребята из СИБ и принялись «газлайтить» Чаадаева, с целью на самом деле свести его с ума. Вплоть до самых грязных приёмов с проникновением к нему в дом, похищением документов и перекладыванием вещей с места на место. Самозваного философа было абсолютно не жалко, осознание того, что люди с подобным мировоззрением являются экзистенциальными врагами империи и русского народа, было у меня полнейшее. С ними невозможно договориться или переубедить. Только уничтожить.

Ну и данное интервью должно было стать последним гвоздём в крышку гроба репутации Чаадаева.

— То есть, я правильно понимаю, — журналист был явно удивлен таким подходом, прямо скажем для России нетипичным. Да и для всего мира: время демократии, либерализма, гуманизма и неотъемлемых прав человека еще не наступило. В той же Англии за любую попытку покуситься на верховную власть вешали в эти времена сейчас вообще не раздумывая. Да и вообще за все подряд — с этим на островах было просто. — Господин Чаадаев за свое, с позволение сказать, творение, никакого наказания не понесет?

— От государства — нет. Однако тут я надеюсь на помощь общества. Если мы все покажем этому человеку, что такое отношение к русскому православному народу нам не нравится, уверен это станет для него прекрасным уроком. Знаете, как говорят: ты плюнешь в общество — общество утрется, общество плюнет в тебя — ты утонешь. Я призываю всех проявить свою гражданскую позицию в этом вопросе.