Мудрость песков. Беседы о суфизме - Бхагаван Раджниш

Позвольте мне рассказать вам другую историю:

Моисей пошёл в горы и ему явился Бог в виде пылающего куста. Куст оставался зелёным и не сгорал.

В этом указание, метафорическое указание на парадокс Бога, на то, что Бог – это парадокс, что Бог алогичен, что Бог абсурден, credo quia absurdum. Это знаменитое высказывание Тертуллиана: «Я верю в Бога, потому что Он абсурден. Я верю, потому что в Него нельзя верить».

В метафоре, живописным образом, сказано, что Моисей увидел куст и огонь в нём, и куст не сгорал. Он должен был чувствовать себя очень смущённым, озадаченным. Затем Бог дал ему для его людей Десять Заповедей. И, естественно, он спросил: «Они спросят меня: „Кто дал их тебе?“ Что мне сказать?» И Бог сказал: «Скажи им; я есть то, что я есть».

Во всей еврейской традиции нет высказывания более значительного, чем это: я есть то, что я есть. Даже Бог не может сказать, кто Он есть.

Вы можете сказать, кто вы есть, я же не могу сказать, кто я, – это потому, что вы имеете некоторые индивидуальности, а я не имею индивидуальности. Выдумаете, что вы – это ваше имя. Вас спрашивают: «Кто вы?» Вы говорите: «Моё имя такое или такое». «Кто вы?» – спрашивают вас, и вы можете ответить, что вы христианин, или индуист, или мусульманин. «Кто вы?» – спрашивают вас, и вы можете сказать: «Я доктор, или инженер, или профессор». Всё это лишь поверхностные индивидуальности. Глубоко внутри являетесь ли вы немцем, или англичанином, или китайцем, индуистом, христианином, буддистом? В вашем сознании, в глубочайшем ядре, кто вы? Доктор, инженер, профессор? Нет, все эти индивидуальности исчезают. Кто вы? Вы здесь. Я есть то, что я есть, – ничего более не может быть сказано об этом.

И последний вопрос:

Религия вечна, говорите вы, но почему тогда она всё время изменяется?

Религия вечна, – религия как предельный закон жизни и существования, как Дао, вечна. Не как христианство; христианство не может быть вечным. Однажды оно родилось, однажды оно умрёт.

Многие религии родились и ушли, исчезли. Многие религии родятся и исчезнут. Вечная религия – то, что в Индии мы называем санатана дхарма, вечная религия, – является трансцендентальной. Иногда интерпретатором вечной религии является Будда – она становится буддизмом. Это перевод вечного во временное. Это приносит нечто, находящееся по ту сторону, на землю. Но в тот момент, когда она переводится во время, она перестаёт быть вечной религией. Она приобретает тело, и объём, и форму. Никакой объём не является вечным, никакая форма не является вечной; это умрёт.

Это как ребёнок, родившийся для вас. Душа вечна, но этот ребёнок должен умереть. Этот ребёнок имеет в себе две вещи – душу, вечное, и нечто временное – структуру, механизм. Тело не может быть вечным. Оно выросло из земли, оно должно уйти в землю – прах во прах.

То же самое происходит и с религией: когда религия понимается просветлённым, он перелагает её на ваш язык, – вот способ, с помощью которого вы можете понять её. И вот почему имеется так много различий и так много религий. Моисей должен был говорить на языке своих людей, то, что они могли понять. Будда должен был говорить на языке своих людей, то, что они могли понять, – и это были разные люди.

Евреи очень практичные люди, а индусы очень непрактичные. Моисей должен был говорить прагматическим языком. Религия стала этикой, моралью, – отсюда Десять Заповедей. Вы не найдёте этих Десяти Заповедей ни в каких писаниях индуизма. Когда впервые Упанишады были переведены на западные языки, люди были озадачены; не было ничего похожего на Десять Заповедей. Как может религия существовать без Десяти Заповедей? Упанишады не говорят ничего о вашей морали. Они не говорят: «Не укради. Не лжесвидетельствуй. Не делай этого. Делай то». Они не разговаривают на этом языке, вовсе нет. Индусы всегда были философскими, рассуждающими людьми. Они любят абстракцию, они любят летать в небеса.

Евреи всегда были практичными людьми. Это различие порождает различие. Моисей должен был говорить с евреями, он должен был быть очень конкретным: «Делай это, не делай того». Если кто-нибудь скажет индусу: «Делай это, не делай того», это не будет каким-то особым призывом. И не то, чтобы не было подобных людей; был Ману, который был в точности подобен Моисею. Но они не представляли– основного потока в сознании индусов.

Мухаммед говорит на другом языке, а время всё время изменяется, – Кришна на пять тысячелетий раньше, Будда на двадцать пять столетий раньше. Двадцать пять столетий прошло между Кришной и Буддой. Люди изменились, люди узнали многие вещи, многие вещи позабыли. Структура тела, социальная структура, структура ума, – всё в течении. Будда говорит совершенно по-другому. Затем Кабир снова говорит иначе.

Я говорю совершенно на другом языке. Я говорю с теми, кто живёт сегодня. Религия снова и снова должна изменяться, но существенное ядро остаётся тем же самым. Объём изменяется, форма изменяется, имя изменяется, но существенное ядро остаётся тем же самым, существенный вкус остаётся тем же самым.

И вторая вещь, которую следует помнить: это изменение, которое приносится просветлёнными людьми, но есть и другие изменения, которые идут параллельно с этим. Многие изменения приносятся священниками, но не потому, что они знают, что есть истина, а потому, что они должны подстраиваться под нужды людей. Когда просветлённый человек, такой как Иисус или Будда, делает какое-либо изменение, он должен смотреть на две вещи: он должен смотреть на истину и он должен смотреть на умы людей. Он должен создавать мост. Но когда священник смотрит на людей, он смотрит лишь на людей, – на политику, общество, экономику. У него нет представления об истине. Он постоянно совершает компромиссы, он постоянно изменяет религию. Он должен изменять, потому что он должен подстраиваться. Священниками приносится тысяча и одно изменение, но изменения, которые приносятся священниками, разрушают религию. А изменения, которые приносятся пророками, создают религию вновь и вновь. Это два различных процесса, запомните это.

Если вы рядом с человеком, таким как Будда, или Кабир, или Нанак, то это совсем другое дело. Он несёт свежее послание от Бога, из источника. Он будет говорить на вашем языке, но он не пойдёт на компромисс с вами. Он будет абсолютно бескомпромиссен. Вот почему эти люди выглядят такими тяжёлыми.

Кто-то сказал: «Иногда, Бхагаван, вы очень тяжёлый человек». Я должен быть таким. Я не могу идти на компромисс с вами. Я говорю на вашем языке, поэтому вы можете понимать, но я не могу идти на компромисс с вами. В противном случае, нет необходимости во мне: если я иду на компромисс с вами, то я больше не Учитель вам. Но священник постоянно идёт на компромисс.

Нам может оказаться полезной такая история.

Это было за день до Святого Дня Искупления. У одного молодого еврейского парня из маленького городка было что-то на уме. Он пошёл в синагогу увидеться с раввином. Он исповедался раввину в том, что у него было одно сексуальное приключение, которое беспокоит его.

– Ну, – сказал раввин, – что случилось?

– Ах, – ответил парень. – Мне очень стыдно рассказывать вам. Я надеюсь, вы сможете дать мне прощение перед днём Йом Киппур. И конечно я готов внести значительный вклад в синагогу.

– Хорошо, – сказал раввин. – Так что же случилось?

– Я вступил в половую связь с одной достойной женщиной.

– Это очень плохо.

– Хуже того, я целовал её.

– Вы целовали её?

– Да, я целовал её в очень интимное место.

Раввин в ужасе вскинул свои руки и сказал:

– Сожалею! Я ничего не могу сделать для вас. Грех очень велик. Ваш позор невозместим.

И раввин в гневе отпустил его.

Молодой человек обезумел от горя, и поехал в город побольше. Он нашёл раввина из Консервативной конгрегации и рассказал ему свою историю. Раввин сделал ему порицание, хотя и в более умеренном тоне, и сказал, что не сможет принять вклад, поскольку совершенный грех действительно выходит за пределы возместимого.

Молодой человек совершенно пал духом. Но ещё полный решимости искать прощения, поехал в Детройт. Он нашёл самую большую Реформаторскую конгрегацию, встретился с раввином и рассказал ему свою историю.

Раввин терпеливо выслушал его и затем ответил:

– Хорошо, это неосмотрительность, но не фатальная ошибка. Я полагаю, что соответствующий вклад в фонд синагоги и ваше пребывание здесь завтра на службе прояснит дело.

Молодой грешник обернулся к раввину и возгласил:

– Я с восторгом исполню всё, о чём вы сказали. Но я не могу понять. Почему раввин Финкельштейн и раввин Таннебаум уделили так мало внимания моим доводам и прогнали меня?

– Ну, – ответил Реформаторский раввин, – что вы думаете, разве эти раввины из маленьких городков понимают что-нибудь в причудливых способах совокупления?

Священник постоянно идёт на компромисс. Он не заинтересован в вечном, Он заинтересован в чём-то ещё. Эти люди постоянно разрушают религию.