Эхо Мертвого озера - Рэйчел Кейн

тайна такая. Ведь Уилла уже столько рассказала…

– Мне кажется… – Она медлит, сомневаясь, и наконец произносит: – Мне казалось, что Мэнди может иметь отношение к смерти Джульетты.

От неожиданности я таращу глаза:

– Правда? Почему? Как?

Уилла поднимает голову:

– Не знаю. Но она ведет себя странно с тех пор, как Джульетта пропала. И я стала думать, что она в этом замешана, а тут Тревор во всем сознался… Но я до сих пор считаю, что Мэнди как-то причастна. Понимаю, это звучит абсурдно, но… – Уилла поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом. – Иногда она пугает меня.

Вспоминаю, как вчера Ви вернулась в кафе вместе с Мэнди и Уиллой, проведя с ними день в доме Джульетты. До приезда мамы оставалось не так много времени, и я знал, что она разозлится, если увидит нас вместе. Но мы рискнули. Заказали напитки, сели в дальнем уголке, немного потусовались, а потом Мэнди и Уилла ушли.

Помню, я тогда подумал: вот она – нормальная жизнь. Вот что значит быть обычным подростком с друзьями и подружками и иметь возможность свободно тусить с ними. Я не заметил никакой напряженности между Уиллой и Мэнди. Ви тоже ничего об этом не сказала.

В последний раз я видел их вместе на вчерашней вечеринке в лесу и не обратил внимания, как они вели себя друг с другом. Интересно, может, я и заметил, но не понял, что Уилла держалась от Мэнди подальше…

– Но вы же лучшие подруги, – замечаю я.

Кажется, это задевает Уиллу, как будто я сомневаюсь в правдивости ее слов. Она поднимает бровь:

– А разве Кевин не был твоим лучшим другом? Ты сам сказал.

Резко, но верно.

– Да, точно, – соглашаюсь я. – Извини.

– Значит, ты понимаешь, – отвечает она. – Понимаешь, что значит иметь друга, которого боишься.

Вряд ли я когда-нибудь на самом деле боялся Кевина, но не буду спорить.

– Мне нужно перестать с ней общаться, но в таком маленьком городке, как наш, это нереально. Я боюсь, что если не буду делать то, что хочет Мэнди, и перестану притворяться ее лучшей подругой, она разозлится и тоже что-нибудь со мной сделает, – продолжает Уилла. Она моргает, слезы скапливаются на кончиках ресниц. – Она опасна, Коннор.

Раздумываю, не напомнить ли ей, что не Мэнди, а Тревор расправился с Джульеттой. Но тогда Уилла может решить, что я не принимаю ее страхи всерьез. А я совсем этого не хочу. Уилла сказала, что со мной ей спокойно, что она доверяет, верит мне.

И если она говорит, что боится Мэнди, я тоже ей верю. И сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее.

29

Гвен

Джосайя Паркер живет в центре штата. Эта местность не случайно прозвана Сосновой глушью – сплошные сосновые леса и почти ничего, кроме них.

У меня уходит больше часа, чтобы добраться до крошечного городка, где обитает Джосайя (если это вообще можно считать городом), и еще пятнадцать минут, чтобы добраться до самого́ дома. Бо́льшую часть пути я проклинаю сельские дороги и то безумное количество времени, которое потратила на них в ходе этого расследования.

И как люди могут что-то успевать, тратя столько времени на дорогу? Правда, я довольно долго жила и в более глухих местах и могла бы привыкнуть. На самом деле я понимаю: злость на дорогу – просто повод отвлечься от тревоги.

Я готова провести несколько часов за рулем, но только по пути домой. Хочу вернуться в Стиллхаус-Лейк и выяснить, что же, черт возьми, творится в нашем доме. Хочу обнять Ланни и убедиться, что с ней все хорошо. Хочу оказаться в объятиях Сэма, чтобы он хоть ненадолго разделил со мной тяжкий груз моих страхов, а я могла передохнуть.

Но вместо этого я плутаю по Сосновой глуши в поисках человека, который не хочет, чтобы его нашли, и, скорее всего, не пожелает со мной разговаривать. Возможно, я приехала зря.

Наконец, миновав несколько развилок, то и дело сворачивая не туда и возвращаясь назад, нахожу дом Джосайи. На самом деле не дом, а домишко, и смотреть-то не на что – чуть больше трейлера на пятачке среди сосен.

Паркуюсь на дороге, а не на подъездной дорожке, чтобы машину не заблокировали – не хочу рисковать: вдруг придется спасаться бегством. Проверяю пистолет, убираю его обратно в кобуру под мышкой, сверху надеваю куртку. Со стволом мне всегда спокойнее – особенно сейчас, когда неизвестно, чего ждать. Иду к домику и звоню в дверь.

Мне открывает молодой человек – ему за двадцать, но не больше тридцати, худощавый, с угловатым лицом, аккуратной стрижкой. Он слегка приоткрыл дверь, загораживая собой проем. Я тоже всегда так делаю – остаюсь за дверью, чтобы навалиться всем весом и закрыть ее, если понадобится.

Первым делом Джосайя смотрит куда-то мне за спину и только после этого – на меня. Еще одна знакомая привычка. Параноик, как и я. Но у меня есть на это причины. Интересно, у Джосайи тоже? Я уже в полной боевой готовности – на всякий случай.

– Чем могу помочь? – интересуется он.

Я заранее достала и открыла удостоверение. Джосайя бросает на него взгляд, мгновенно насторожившись.

– Гвен Проктор, – представляюсь я. – Частный детектив. Я хотела бы побеседовать с вами о Джульетте Ларсон.

При упоминании Джульетты он меняется в лице, замыкаясь.

– Послушайте, я уже беседовал с копами. С меня сняли все подозрения. У меня есть алиби на тот день, когда она пропала, его проверили. Это все, что вам нужно знать. Мне больше нечего сказать.

Он отступает в дом, начиная закрывать за собой дверь.

– Да, знаю, вы ни при чем, – говорю я. – Ее убийца признался сегодня утром.

Он замирает. На его лице отражается целая гамма чувств, в которой трудно разобраться.

– Она мертва?

Я киваю.

– Вы видели тело?

– Его пока не нашли.

Он на секунду задумывается и качает головой.

– Я не был бы так уверен, что она мертва. Пока не найдут тело.

Как странно и цинично это звучит – ведь речь о совсем юной девушке…

– Почему вы так считаете, мистер Паркер?

– Джосайя, – поправляет он.

– Хорошо, Джосайя. Вы думаете, она еще жива?

Он пожимает плечами:

– Не удивлюсь, если она устроила этот спектакль, только чтобы привлечь внимание. Она и раньше вытворяла подобное. Ей нравится портить людям жизнь.

Я хмурю брови. Его слова не вяжутся с тем, что я знаю о Джульетте.

– Семнадцатилетний парень в тюрьме. Тоже мне спектакль, черт подери…

Он фыркает: