Беременная для Зверя (СИ) - Росс Эллен

Приготовилась. Расслабилась. Ждёт.

Только ли бабки её интересуют? Или что другое? Мадина — баба с гонором, себя высоко ценит, несмотря на то, что дырки по дешёвке продавать пришла. На большее надеется. Думает, завлечь умением глотать под корень, а потом вертеть начнёт.

Ни хера… Но проучить шкуру надо бы!

Опускаю ладонь на её задницу смуглую. Мадина тазом подмахивает навстречу. На трах приглашает. Болт в трусах спит. Намертво. Как будто медведь в зимней спячке. Вот что значит, на одну бабу повело — на других даже не напрягается. Хотя тут мне открыт полный доступ — еби, куда хочешь, пока пар из ушей не повалит.

— Значит, жопа твоя разработана чётко. Что ж…

Поднимаю руку с ремнём повыше. Опускаю быстро. Снова взмах и удар. Несколько раз. Визжит. Орёт диким ором. Бьётся на месте. Когда пряжкой металлической хлобыстнуло по коже, мгновенно выбив до синевы.

— Пошла нахер, — толкаю рукой. Не удержавшись, падает.

Ничего в ней нет красивого и чистого. Трусы в ногах болтаются, волосы всклокочены, поза побитой шлюхи.

— Твоя жопа мне и даром не нужна. Вали. Или можешь моим людям свои дырки предложить. Вдруг кто-то подберёт, на пару раз сойдёшь… Для кого-то. Не для меня.

В дверном проёме появляется Пятый. Придерживаю Мадину за плечо.

— Пятый, тебе Мадина нравится? Она тут свои дырки в пользование предлагала.

Пятый склабится.

— Не-а, я таких не люблю. Мне бы чего попышнее, чтобы в сиськи мордой упасть и забыть обо всём на свете, а тут… — презрительно кривится, сплёвывая. — Не-а… Если только с голодухи на такую полезу.

— Я не ш-ш-шлюха! — взвизгивает. — Нет! Не смей меня так… опускать!

— Сама себя опустила. Слышь, Пятый, свистни Вялому. Кажется, его братва была не очень довольно, что из дома ничгео брать нельзя? Так тут добровольное имущество на общак имеется, — киваю на Мадину.

Она испуганно глаза таращит.

— Не надо… — тихо. Потом громче. — Не надо! Я не хочу! Твоей могу стать. Всё, что угодно. Всё… Но только не так.

— Ты мне не нужна…

Мадина корячится на полу, оттопырив до сих пор голую задницу, цепляется за штанину брюк, умываясь слезами. Трясу ногой.

— Пошла на хер. Или тебя через пять минут по кругу пустят.

Это её подстёгивает. Быстрее всего. Мадина торопливо поправляет одежду. Пальцы и губы трясутся нервной, злобной дрожью. Шипит что-то себе под нос. Как кобра. Голову бы отрезать гадине, как её отцу и дяде. Жду, что выплюнет оскорбление или выкинет что-то. Но Мадина язык прикусывает и выходит торопливо, почти бегом. Сукой побитой покидает дом своего отца.

Ещё раз обвожу взглядом дорогую лепнину, обилие бархата и тяжёлых тканей. Много бабла сюда влито, очень много… Исаев не бедствовал, но хотел укрепить своё положение. Ещё больше.

Не выйдет.

— Ну так, начинаем?

— Да. Начинайте. С камер все записи сняли? — уточняю. Проверить хочу, чем жили Исаевы.

— Сняли. Отвезём, прошерстим.

— Тогда начинайте.

Дом быстро занимается огнём. Весёлым и голодным. Он жрёт всё, несмотря на ценность. Огню плевать на количество нулей в ценнике.

Передвигаюсь к другому дому. Проверив, что внутри никого не осталось — ни людей, ни животных, даю отмашку.

Это долго и муторно. Но лучше самому проверить всё. Чтобы не было лишних изуверских жертв.

***

Впереди ещё треть квартала, а запах гари въелся под кожу. Из-за рёва огня и пожарных сирен едва различаю звон телефона.

— Да.

— Зверь, хача надо бы в больничку, — голос Дрона слышится беспокойным.

— Что с ним? Ты говорил, выкарабкается.

— Говорил. Но сейчас он на волоске от смерти. Пульс, дыхание, температура. Отъезжает к праотцам, короче, — докладывает Дрон. — Здесь у нас не полноценная палата. Оборудование не всё… — оправдывается.

Зубы стискиваю, понимая, что клиника Исаевых пустует сейчас. Без персонала. К тому же доверия к оставшимся нет почти — всех проверить следует.

— Вези его в восстановительный центр. Живо!

— Тебя дождаться?

— Нет! Везите. Пока я доберусь, время потеряете.

Внутри беспокойство растёт. Вроде Ризвана предателем назвали. Не без причин. Есть у него грешки и тайны в прошлом. Но тревогу не выгрызть из нутра так просто. Она рвёт по-живому. Совесть упрекает, что иначе можно было сделать. Он и не сопротивлялся…

Но поздно уже.

Дел наворотил — теперь отвечать придётся.

— Пожарные рвутся со шлангами, — докладывает кто-то из людей. — Чё делать?

— Пусть приглядывают, но не суются. Кто у них за главного? Горденко? Набери его…

Переговоры занимают время. Тут поговорить, там обещать подмазать, чтобы оформлено было всё, как надо. Без лишних проблем.

Выматывает. Жилы по одной тянет противно. Не отойти. Выдвинуться в центр, куда отвезли Ризвана, получается только через часа три, не раньше. Пятый за руль тачки садится и управляет молча. Воздух в салоне тянет копотью и чем-то резким, удушающим.

Непонятное ощущение. Как будто тучи сгущаются. Но вроде доложили, что всё ровно — Ризвана определили в реанимацию. Подключили к аппаратам, взяли анализы необходимые.

Но едва тачка начинает тормозить, выпрыгиваю. Не дождавшись, пока остановится. Вверх несусь, как будто пятки горят. Едва не впечатываюсь во врача, кричащего что-то о бахилах и халате. Предложенный халат на спине трескается, стоит лишь руки вперёд вытянуть.

— Другой сейчас принесу, — пытается выслужиться медбрат.

— Похрен. Так зайду.

— Но там реанимация. Туда нельзя… Нельзя же, — семенит следом.

Мне самому нужно Ризвана увидеть. Жжёт этим чувством. Сильно.

Наплевав на возражения и предупреждения, захожу в отдельную палату. Взгляд сам мечется из угла в угол. Лишь потом на кровати останавливается. Потому что тело, лежащее под одеялом, не очень-то смахивает на крупного Ризвана.

Отдёрнув тонкое одеяло, вижу доктора. Связанного по рукам и ногам. Спящего. Вкололи ему что-то.

— Твою мать!

Грохочу кулаком по какому-то писклявому аппарату, показывающему зелёные синусоиды на экране.

— Где он? Блять?!

Выметаюсь в коридор. Ищу своих.

— Почему не дежурили у палаты? Ризван свалил!

— Как свалил? — бледнеют. — Он же лежачий. Почти труп.

— Это вы — трупы. Мясо помойное!

— Нам не разрешили, — оправдываются. — Сказали, в коридоре есть охранник больницы. Вход только по коду…

— Да, блять, я видел того охранника, который даже хрен свой из-за пуза не видит!

Ярость вырывается наружу. Долбанув по роже утырков, прозевавших Ризвана, приваливаюсь к стене. Соображать пытаюсь.

— Камеры, — поднимаю взгляд вверх. — Работают?

— Надо проверить.

Роняя капли крови, два олуха несутся вниз. Я следом за ними. Меньше чем через пять минут хочется ржать оглушительно и дико. Камеры не подсоединены к системе. Новое оборудование. Ещё не было специалистов. Висят просто для острастки. Выхожу на воздух. От всего — трясёт. Рвёт заслоны. В таком кипише очень легко что-то упустить. На десять кусков не разорвёшься.

— Что делать? Можно попробовать ментов напрячь, чтобы район оцепили и тачки досматривали, — предлагает Пятый. — Но остаются ещё вокзалы. Это прорва людей нужна. Наших не хватит… Если только с охраны дома снять? Я могу…

Кулак прилетает в его челюсть быстрее, чем Пятый успевает мысль свою высказать полностью.

— Завали хлебало. Дом охранять, как президентские хоромы. Ни одного человека брать оттуда не смей. Кто-то только этого и ждёт — ослабления.

Пятый отхаркивает в сторону кровь вместе с зубом.

— Да понял, я, понял… Юбку стережём, как драгоценный музейный экспонат! — поднимает руки, на всякий случай отходя в сторону. — Не надо мне фейс править, я итак рожей не вышел… — замолкает, выдавливая свою ухмылку фирменную, ставшую ещё более кривой. — С городом реши, как быть. Поставлю, кого есть. Растянем. Подключить других всегда можно… Только платить придётся.

— Нет, — отрицательно головой качаю. — Свободные, если есть, расставь. Всех растягивать не стоит, рынки и точки без присмотра останутся. Кипишнуть могут. Потеряем больше. Ушёл Ризван, — ставлю вердикт. — Наши пусть все на своих местах будут. Не высовываются. Шишкам в погонах позвонить не помешает. Это максимум, на который можем рассчитывать… И Дрона позови ко мне.