У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

Ылха общалась с печью, бурчала ей: «Не очаг, ты не очаг». Кого-то убедила, ее или себя или обеих, в любом случае, огонь горел и кастрюлька с водой на нем стояла, чайник зеленокожей не приглянулся. На меня она отвлеклась, сунула любопытный нос в сумку самопомощи, получила по рукам за попытку стащить пузырек с гранулами антисептика, обиделась и вернулась к содержательной беседе с не очагом.

Выбор медикаментов у меня был скромный, стандартный солдатский набор, значительно отличающийся от офицерского качеством и количеством, выданный в соответствии с личным приказом Сурдива, но хоть такой. Я собрала все нужное, наполнила водой таз и пошла к окну, демонстрировать себя «нюхачам». Пока демонстрировала, Ылха разобралась с чаем, предъявила мне на проверку:

— Так? — и на одобрение пренебрежительно заявила: — Не чай, быргзыд. Ты лохыш.

«Быргзыд» конкретного перевода не имел, под это определение у орков попадало все, к чему они относились с презрением. А «лохыш» характеризовало не самые лучшие умственные способности.

— Ты зато умная, будешь за двоих думать. Неси, давай.

Зеленокожая умчалась с чаем, а я запоздало согласилась с лохыш. У того, что Льянс не снимал иллюзию могла быть еще одна подоплека: не хотел напугать своим видом девчонку, ребенок ведь совсем. Кричать Ылхе, чтобы вернулась, смысла не было, топотала она уже наверху, я забрала все приготовленное, ругнулась на орочьи замашки и пошла следом.

Райнар меня не послушал, не лег, сидел в той же позе. Ылху вид его не беспокоил, преспокойненько стояла рядом, жаловалась на лохыд и настойчиво пыталась всучить кружку с быргзыд. Все-таки психика у орков сверхустойчивая и нервы сталенитовые.

— Сюда поставь и туда сядь. Очаг мне дай

Я показала зеленокожей куда поставить чай, где посидеть самой, и вытряхнула из камино-стола утащенный антисептик. Зеленокожая проводила его трагичным вздохом, но с интересом понаблюдала, как бурые кристаллы окрашивают воду в розовый цвет. Райнар наблюдал за мной с интересом не меньшим.

— С чего начнем, с чая или с медицины?

— С разговора.

— Тогда объединим. Выпей, — я протянула ему горошину анестетика. Не взял, даже не взглянул. — Райн, не дури. Боль снимет.

— Какую игру ты ведешь? Расскажешь? По старой дружбе, — последние слова он произнес саркастично и насмешливо.

— Тебя спасаю. Увлекательная игра, веришь? — я ответила тем же.

— Верю, что увлекательная. Ладно, спасай, — сарказма стало еще больше, но лекарство Райн забрал и немного чая выпил.

Главный вопрос, ответ на который мог снять часть проблем, временно откладывался, как неактуальный. Были у Райна проработаны пути отхода или не были, уйти он не сможет. Еще немного, и совсем ничего не сможет, только лежать пластом. «Бэсова длань» вдоволь погуляла по его спине. Если обошлось тем, что на виду, поверхностным кошмаром и парой перебитых ребер — уже чудо, на какое надеялась я не слишком.

— Лег бы. Смысл упираться?

— Пространственный охват.

Оказывается, я отвыкла от наших терминов. Помнила, но отвыкла. В Киллитенсе пространство, контролируемое в ближнем бою, называли зоной разворота. Драться Райн смог бы сейчас разве что с цыпленком, ему сидеть было тяжело, держался на гордости и упрямстве, но собирался. Действительно, собирался, без рисовки. С кем? Со мной? Ну…

— Не в целях успокоения, а так, для информации. Инъекция рассчитана на восемь часов, минимум, четыре из них прошли. Я уж как-то подожду оставшиеся, если решу… А что я решу, Райнар?

— Сдать меня.

— Логично. Вытащить, чтобы сдать. Всю цепочку не развернешь?

— Нет. А ты?

— И я нет.

— Жаль. Знал бы, чего ждать.

От разговора явственно отдавало безумием. Райн имел все основания не доверять мне, но… Маршевский лес, Найдол, сегодня… Все это, чтобы сдать? Полный хлит!

— Остановимся на том, что я подожду пока отрубишься. До этого можешь совершенно спокойно расслабиться. Не сразу, ракед смою, тогда.

— Двадцатидольного у тебя нет?

— Откуда?

И был бы, не сказала. Ракед уникален по своим свойствам. В натуральной консистенции капля его сока разъедает плоть до костей в считанные секунды. В разведенном состоянии эффект становится обратным. Одна доля ракеда на двадцать долей воды заживляет любые раны в те же секунды. В пропорции один к ста создает пленку, не дающую ранам закрыться. И во всех вариантах причиняет дикую боль. Стодольную еще можно слегка снять анестетиком, двадцатидольную концентрацию без стимуляторов не используют, не выдерживает человеческое сердце болевого шока.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

До показательного выхода к «нюхачам» я успела промыть только ссадины на лице и захлесты на плечах. К моему возвращению Райн лежал. Подозреваю, решающую роль сыграл не здравый смысл и не мои сомнительной убедительности аргументы, а нежелание показать, насколько ему плохо. Терпел, стискивал в кулаках края одеяла, ругался сквозь зубы, заглушая руганью неудержанный стон. Запасов корпии и клейких бинтов едва хватило на перевязку, а заживляющей мази только на самые глубокие повреждения. Завтра это все нужно повторить. Вопрос: чем? А если выявятся еще и проблемы с внутренними органами… И анестетика всего шесть таблеток, суточная доза. Ненавижу Киллитенс!

На матрас Райнар перебрался сам, пока я очередной раз выходила. Матрас приволокла Ылха, без просьб, и утащила одеяло, промокшее, пропитавшееся кровью, и новый быргзыд-чай принесла. Обоим. Я бы не отказалась от чая покрепче, но гонять зеленокожую не стала. Устроилась у стены, грела руки о горячую кружку, смотрела, как Ылха помогает пить Райну. Нужно было пойти переодеться, проверить, что из продуктов имеется в наличии и подойдет Льянсу на ближайшие пару дней, неведомым образом решить вопросы с медикаментами и одеждой… Хотелось сидеть, не двигаясь, и ни о чем не думать.

— Райнар, имей совесть, она за тебя переживала, ответь ей.

Ылха как раз рассказывала о своих волнениях и радости, что прощальную песню петь не надо. Песню, кстати, спеть ей придется. Если наблюдение восстановят, второй отдел со своими «следилками» в этой комнате точно не нужен. Чем дольше, тем лучше. Отблагодарить бы как-то зеленокожую за такой подарок.

— Райн!

— Райнар.

— Меня ты поправить можешь, а ей ответить… Стоп! — Ылхино «Рын забыл» и молчание Льянса удивительно хорошо соединялись. И не только они. — Ты ее не понимаешь?

— Нет.

— Амулету не хватает магии или амулета нет?

— Амулета нет. Сжег. Это для тебя тоже новость?

Отвечал Райнар нехотя и с вызовом, словно вызовом прикрывал нежелание отвечать, как прикрывал ругательствами стон. Было что-то неправильное… и не было. Как не было у него поводов мне доверять. Вынужденные обстоятельства, безвыходность, ничего более.

— На детекторах?

— Нет.

— Не стал рисковать?

— Нет.

— Мне из тебя каждое слово вытягивать? Нормально ответить не можешь?

— Вытягивай, у тебя хорошо получается. Отлично. Не нормально ответить не могу. Они знали про амулет. Твоя работа?

А вот это не вписывалось никуда. И было весьма паршиво.

— Нет, не моя. Кто знал?

— Белобрысый хмырь в очках. Представиться не пожелал. Явился с набором инструментов для извлечения.

— Хлит…

— Да неужели?!! Эргон, может, хватит? О нем не знал никто, кроме тебя.

Белобрысый хмырь в очках был понятен, один такой, Ситдюх, глава исследовательского отдела. И «привилегия» Льянса понятна. Отыгрались за уничтоженную под самым носом сверхценную разработку, снимающую лингвобарьеры и синусоидально увеличивающую потенциал. Непонятна была их осведомленность. Хотя…

— И кто-то, кто слил информацию о тебе. От звания и должности до места рождения.

— Место рождения тебе известно, а звание и должность… Хлит его… Сам не понимаю.

— Чего не понимаешь? Что их я знать не могла? Это трудно не понять.

— От кого пришла эта деза.

— Дезинформация?

— Полная. Слушай, завязывай играть. Знаешь же… Хлит, Вайралада, а хозяев своих расстраивать не захотела? Столько радости было, что полковника взяли, а я всего лишь лейтенант и к штабу отношения не имею. Какое разочарование, да?