Нерассказанная история США - Оливер Стоун

Вооруженная борьба бушевала еще года два. Историк Джордж Херринг назвал ситуацию «особенно беспощадным конфликтом, в котором обе стороны совершали злодеяния, и даже дети становились пешками в этой игре»79. Помимо отправки большого контингента «советников», США вооружили до зубов реакционную греческую монархию.

СССР одно время помогал левым силам, но эта помощь быстро была свернута. В феврале 1948 года Сталин приказал югославскому маршалу Иосипу Броз Тито прекратить поддерживать «партизанское движение» в Греции, вызвав глубокую трещину в отношениях со своим самым близким союзником. Когда югославы стали возражать, Сталин взорвался: «У них нет вообще никаких шансов на успех. Вы что, думаете, будто Великобритания и США – США, самая сильная держава в мире, – позволят вам нарушить их линии связи в Средиземном море? Чушь. А у нас нет флота. Восстание в Греции должно быть прекращено, и как можно скорее». Когда Тито отказался подчиниться советским требованиям, Коминформбюро исключило Югославию из своего состава[59]80. Госдепартамент сообщил об этом так: «Впервые в истории у нас, в рамках международного сообщества, может возникнуть коммунистическое государство… независимое от Москвы… Новый фактор фундаментального значения был введен в мировое коммунистическое движение демонстрацией того, что Кремлю может бросить вызов один из его собственных фаворитов»81. И хотя США тайно оказывали поддержку Тито, в выступлениях американских представителей никак не отразился факт, что международный коммунизм уже не столь монолитен, как когда-то считалось.

Рабочий в Западном Берлине, участвующий в проекте, финансируемом по «плану Маршалла» (как следует из афиши на заднем плане), июнь 1948 года. США в итоге потратили 13 миллиардов долларов в 1948–1952 годах. Крупнейшими получателями помощи выступили Англия, Франция и Германия, из-за чего план усилил опасения СССР и в отношении перевооружения Германии, и в отношении капиталистического окружения.

Позже Черчилль сказал одному американскому журналисту: «Сталин никогда не нарушал данные мне обещания. Мы договорились о Балканах. Я сказал, что он может получить Румынию и Болгарию, и он ответил, что мы можем забрать себе Грецию… Он подписал бумагу и сдержал свое слово. Благодаря этому мы спасли Грецию»82.

Отсутствие немедленной поддержки со стороны Сталина предвещало конец восстания, и Трумэн возвестил о победе США. Однако народ Греции не разделял его уверенность. В войне погибло 100 тысяч человек, 800 тысяч стали беженцами. События в Греции также вызвали другие тревожные последствия. Хотя восстание созрело внутри страны, Трумэн рассматривал его как часть советского плана по установлению мирового господства и готовил почву для интервенций с целью поддержки других антикоммунистических правительств. США заменили дипломатию применением силы и предпочли действовать в одиночку, а не в рамках ООН. Они применили репрессии, вместо того чтобы лечить социально-экономические причины народного недовольства. Историк Арнольд Оффнер пришел к следующему выводу: «В результате этой войны в течение приблизительно трех десятилетий сменяющие друг друга греческие правительства использовали государственный аппарат (чрезвычайные указы, полицию, вооруженные силы и Центральную службу информации, созданную по образу ЦРУ) для того, чтобы систематически преследовать своих прежних врагов и лишать их основных прав и средств к существованию»83.

Маршалл применил более конструктивный подход к европейскому кризису: он предложил европейским странам разработать план восстановления экономики и развития, чье финансирование ляжет на плечи США. 17 европейских стран попросили 27 миллиардов долларов. США в итоге потратили в 1948–1952 годах 13 миллиардов долларов84. Крупнейшими получателями помощи явились Англия, Франция и [Западная] Германия, усилив опасения СССР, что США безрассудно восстанавливают могущество Германии и создают западный блок. СССР и Восточную Европу пригласили поучаствовать в программе помощи, но им предложили такие условия, которые Сталин, по расчету американских тактиков, не мог принять. В СССР начали понимать: их прежние ожидания, что западный союз сядет на мель империалистического соперничества, не оправдались.

Джордж Ф. Кеннан, эксперт по СССР, работавший в посольстве США в Москве в 1930-х и 1940-х годах, представил обоснование американской политики своей теорией «сдерживания».

Трумэн назвал свою новую доктрину и «план Маршалла» «двумя половинками одного ореха»85. Оставив надежду на длительное сотрудничество с Западом, СССР предложил Восточной Европе собственный план – «план Молотова». Он также возобновил решительные действия по защите своих интересов. Так, последних некоммунистов в правительстве Болгарии скоро вынудили уйти. А в начале следующего года Красная армия помогла свергнуть чешское правительство, положив конец демократии в Чехословакии.

Джордж Кеннан представил теоретическое обоснование новой американской политики. Его статья, озаглавленная «Источники советских действий», появилась в июльском номере журнала Foreign Affairs под псевдонимом «X». Эксперт по СССР, работавший в Москве в 1930–1940-х годах, Кеннан подчеркнул глобальные аппетиты СССР и предложил план «сдерживания» советской экспансии с целью подрыва советской мощи и сохранения гегемонии США. В октябре предыдущего года он занимал более тонкую позицию, написав: «Думаю, будет ошибкой сказать, что советские лидеры хотят установить коммунистическую форму правления в ряде государств, окружающих СССР на западе и на юге. Чего они действительно хотят, так это насадить в этих государствах правительства, послушные их влиянию и власти. Главное – то, что эти правительства должны следовать за Москвой… В некоторых странах, уже во многом попавших под советское влияние, например в Польше, на данный момент не было попыток установить то, что мы могли бы назвать коммунистической формой правления»86.

Понимание разницы между двумя интерпретациями послевоенных намерений СССР крайне важно. Мало того что у СССР не было проекта послевоенной советизации Восточной Европы; он надеялся поддерживать с союзниками военного времени отношения, основанные на дружбе и взаимодействии. Меньше всего хотелось СССР конфронтации с Западом. Как поясняют русские ученые Владислав Зубок и Константин Плешаков, в Кремле не было «никакого генерального плана, а желания Сталина всегда сурово сдерживались ужасной разрухой СССР во время Второй мировой войны и существованием американской атомной монополии»87.

К сожалению, статья Кеннана в Foreign Affairs предлагала тот же черно-белый анализ склонности СССР к завоеваниям. Кеннан потом долго сожалел, что в его словах увидели поддержку именно тому милитаристскому ответу Советам, против которого он позднее решительно выступал. Оглядываясь на прошлое, он испытал потрясение, увидев в одной своей телеграмме еще более откровенный воинственный призыв – теперь телеграмма в его глазах выглядела так, словно ее написали «Дочери американской революции» во время гневного антикоммунистического выступления88. Журналист Уолтер Липпман критиковал Кеннана за обращение к военным, а не мирным средствам урегулирования конфликтов и за всемирное распространение его политики сдерживания, не делающей различий между жизненно важными интересами и второстепенными. Он опасался, что такая политика будет означать «бесконечное вмешательство в дела всех стран, которые, как предполагается, должны “сдерживать” СССР». К тому же эта политика нарушала Конституцию США, наделив слишком большой властью президента как главнокомандующего вооруженными силами89.

Пока Трумэн запугивал американцев байками о коммунистах за рубежом, республиканцы поступали аналогичным образом в отношении коммунистов внутри страны. Трумэн решил превзойти республиканцев, использовав их же приемы. Уже через девять дней после выступления с призывом к международному крестовому походу против коммунизма он торжественно представил сложную программу, нацеленную на «выкорчевывание» людей, подозреваемых в подрывной деятельности, из учреждений федерального правительства – при всем том, что, как позднее признал советник Белого дома Кларк Клиффорд, «президент не придавал слишком большого значения так называемой коммунистической панике. Он считал, что по большей части это все ерунда. Но политическое давление было такой силы, что ему пришлось “признать” реальность угрозы… Мы не считали эту ситуацию настоящей проблемой. Настоящая проблема только-только создавалась. В стране нарастала истерия»90. Трумэн приказал проверить на благонадежность всех государственных служащих. Обвиняемые не могли ни узнать, кто их обвиняет, ни выяснить основание обвинений. «Не такие, как надо» представления о религии, сексуальном поведении, внешней политике или расе могли заклеймить человека как неблагонадежного. Председатель Комитета по благонадежности Министерства внутренних дел заметил: «Конечно, если человек выступает за расовое равенство, это еще не значит, что он коммунист, но вы невольно присмотритесь к такому человеку внимательнее, правда?» ФБР проводило расследование по горячим следам, как только госслужащие попадали в «черный список». Даже Трумэн опасался, что ФБР под руководством Эдгара Гувера может стать «американским гестапо». Клиффорд тоже считал, что Гувер «очень близко подошел к тому, чтобы стать американским фашистом»91. Власти организовывали массовые собрания, где служащие пели «Боже, благослови Америку» и клялись защищать свободу. В 1947–1951 годах комитеты по благонадежности уволили приблизительно 300 госслужащих и принудили уйти в отставку в 10 раз больше, таким образом возведя вину в соучастии в ранг системы и поощряя отупляющий конформизм, в результате чего большая часть американцев стала отождествлять инакомыслие с неблагонадежностью.