Последыш IV Непростые будни феодала - Макс Мах

не бывает. Колдун увидел человека, который может помочь миру свернуть на путь Равновесия. Успех не гарантирован, но шанс будет. Еще Соболь сказал, что нам всем нужно будет помочь этому человеку, потому что в одиночку такое дело не по плечу никому. А еще он указал на меня, а я была тогда маленькой девочкой, и сказал, что, когда придет время, я выйду замуж за этого человека.

- То есть, за меня?

- Так и есть.

- Но откуда известно, что я это он, тот, за кого ты должна выйти замуж? – едва ли не возмутился Бармин. Он был готов принять как данность богов и эльфов, магию и вещие сны, но озвученное девушкой пророчество очень уж походило на фантазии Толкина.

- Он сказал, что я стану шестой женой.

«Ну и что?»

- Еще что-то? – спросил Бармин вслух.

- У тебя есть ребенок от женщины-оборотня…

- Так и сказал?

- Да, - кивнула альва. – Сказал, что у моего мужа будет ребенок от оборотня-барса. Она ведь барс, и она тебе не жена?

- Да, - подтвердил Бармин. – Она пардус. Степной леопард. А пардусы никогда не выходят замуж.

- Ты способен к обоим типам магии…

«А это-то откуда?! Выходит, и в самом деле пророчество?» - по-настоящему удивился Ингвар, но слово было сказано, а за словом обычно следует дело.

Так они поженились, а через десять месяцев Ирина родила Ингвару дочь – чистокровную альву с золотыми глазами и запредельной силы Даром, так что Ладу сразу же пришлось отдать на попечение бабок. Могла бы справиться с одаренной крохой и сама Иримэ, но летом 1985 началась война. Тогда еще не мировая, а гражданская, но все равно: едва прозвучали первые выстрелы всем сразу стало не до домашних забот. Полыхнуло на Черниговщине и в Рязани, откликнулось в Каневе и Галиче, и пошло-поехало. Погромы, мятежи и волнения в войсках, вооруженные столкновения боевиков с той и другой стороны и боевые действия княжеских дружин.

По первости, хватили лиху язычники, потому что там, где полыхнуло, они составляли меньшинство. Впрочем, и там все обстояло совсем непросто и не столь однозначно. Во-первых, среди язычников было довольно много ветеранов и немало боевых магов. А во-вторых, кое-где жандармерия и армия не самоустранились, а напротив, стали разводить враждующие стороны и оборонять кварталы язычников и их храмы. Впрочем, к сожалению, не везде, и это было очень плохо, поскольку народ этот факт приметил и сделал из него выводы. Одни – те, кто был в большинстве, - осмелели, другие же испугались, а, испугавшись, побежали. Беженцы рванули кто куда мог. К хазарам и удмуртам, под защиту армейских гарнизонов или княжеских замков, если князь по случаю оказался адекватным, на Север и на Старый Запад. День-два пресса безмолвствовала. Просто никто не знал, что говорить, о чем писать, и можно ли сообщать о таком в принципе? О резне или массовом дезертирстве, о покушениях на известных людей и, разумеется, о беженцах. Но затем, как прорвало и о беспорядках и прочем всем стали сообщать по телевиденью, в газетах и на радио, однако тональность репортажей была очень разной. От нейтральной или сочувственной до резко негативной, провокативной, а то и подстрекательской. А император между тем снова, - как и в случае с Союзной ратью, - словно воды в рот набрал. Молчал сукин сын и не вмешивался. И тогда, - шел уже четвертый день волнений, - шарахнуло в тех местах, где большинство, во всяком случае, активное большинство, составляли язычники. На этот раз побежали христиане, но это уже было против правил. Император «проснулся» и призвал своих подданных к спокойствию, а войскам и жандармерии приказал вмешаться и навести порядок. Железной рукой, так сказать, и невзирая на лица… но, увы, момент был упущен. Дело зашло слишком далеко, пролилась кровь и немалая, и вдруг оказалось, что взаимные обиды под ковер не замести. Слишком много накопилось ненависти, гнева и жажды мести. Успокоить этот шторм было совсем непросто. К тому же положение усугублялось тем, что полыхнуло не только в империи, но и в Европе: в Германских государствах и во владениях франков.

Ингвар все эти дни метался по городам и весям Северной марки. Гасил мятежи, подавлял беспорядки и, понимая, что это только начало, сбивал коалицию владетелей и формировал ополчение. С гражданской смутой, - в особенности, без участия хорошо вооруженных и обученных профессионалов, - легко справлялись бойцы княжеских дружин и спецназ служб безопасности. Однако было очевидно, если полыхнет по-настоящему, этих сил для наведения порядка уже не хватит. Достаточно было взбунтовать пару-другу жандармских рот, не говоря уже о регулярных частях императорской армии, расквартированных на Северо-Западе - и, как назло, на три четверти состоявших из выходцев с условного Юга и Востока, - и справиться с этим, учитывая размеры территории, не смогут даже три БТГ, сформированные Ингваром для защиты Северной марки и Полоцкого княжества. Если же вспыхнет настоящая гражданская война, усугубленная иностранной интервенцией, все рухнет буквально за несколько дней. Поэтому-то Бармин и собирал ополчение, предполагая, что таковым оно будет только по названию. Ему нужна была серьезная военная сила, способная заменить собою армейские части, и события тех дней быстро доказали его правоту.

Казалось бы, что такое три дня анархии и бесчинств в масштабах имперской истории? Ерунда! Но, видно, прогнило что-то в датском королевстве[1]. Власти находились в растерянности и, по большей части, бездействовали, - в особенности жалкой и беспомощной предстала вдруг центральная власть, - народ же отнюдь не безмолвствовал, но, главное, начала разваливаться армия. В этих условиях Бармин принял решение не выжидать, а действовать. Уже к вечеру первого дня волнений он подал в Императорскую Канцелярию, - копии в Министерство Двора, в МВД и Военное Министерство, - петицию, призывающую к немедленным действиям, направленным «к всеобщему умиротворениюи обеспечению безопасности гражданского населения». В силу увещевания он, впрочем, не верил, как и в действенность такого рода призывов. Однако, имея перед глазами печальный опыт членов своей семьи, Менгден озаботился тем, чтобы прикрыть свой собственный зад. Поэтому, с одной стороны, он постарался собрать под документом так много подписей, как только было возможно, а с другой, заявив в полный голос, - в том числе и в масс-медиа, - о своей лояльности императору и верноподданнических чувствах, он озаботился созданием значимой военной силы. Делалось это, разумеется, под лозунгом «Сплотимся же вокруг трона!», но, на самом