Кельтская волчица - Виктория Дьякова

— Все верно, граф Филипп де Мазарин, — проговорил певуче Демон, не меняя позы, — никто не предал меня, кроме тебя. Никто не отказался от моей сладости. Только ты отказался от нее и потому ты мне особенно дорог, — речь Белиала лилась столь дивно и гармонично, что непосвященному человеку легко показалось бы, что на прекрасное существо зря наговаривают, оно просто стало жертвой какой-то ужасной ошибки.

— Тебе еще не поздно исправиться, Командор, — продолжал тем временем Белиал, — я жду тебя и готова принять в свои объятия. Скажи, неужели ты не помнишь, сколь горячи были мои ласки, не помнишь страстности моих губ и языка, податливости и упругости тела. Ты не помнишь, как пламя пронзало нас обоих, вознося к вершинам, когда мы совокуплялись на поляне, окруженной рододендронами на Черном холме. Ты был так страстен, ты был неутолим, и даже я не могла утолить тот жар, который кипел в тебе… Мы отдавали друг другу пламя, полыхавшее в нас. Какая великолепная игра — сплетение обжигающе горячих тел, изнурение и возрождение к жизни в поцелуях и объятиях друг друга. Неужто ты позабыл обо всем этом, Командор? Неужто ты смог позабыть такое? Ты предпочел моей любви эти пресные церковные обеты и натянул на себя кожаные штаны, в которых тебя заставляли спать в казарме при всегда горящих факелах на стенах, чтобы здоровые и сильные мужчины не посмели даже помыслить об удовлетворении своих тайных желаний. Как тебе носилось такие тесные штаны, Мазарин, после того как я сотни раз ласкала и обцеловывала твое прелестное естество? — она издевательски засмеялась. Однако Командор и бровью не повел на ее высказывания. Ни один мускул не дрогнул на его суровом лице.

— Если я не найду Халила, — проговорил он негромко, но веско, — то ничто и никогда не помешает тебе появляться там, где тебе заблагорассудится и творить повсюду свои злые, отвратительные делишки. Я не забыл своей юности, Мазарин. И никогда не смогу ее забыть. Вовсе не от того, что я думаю о ней с тоскливым вожделением и наслаждением. Вспоминая о доме на Черном холме, я многие годы сгораю от стыда и все мои свершения на Святой Земле во имя Креста Господня не обеляют меня в собственной моей памяти и не облегчают моего раскаяния. Именно поэтому я сделаю все, чтобы найти Халила. Можешь не сомневаться в этом. Я его достану из-под земли. Кем бы он ни оказался, пусть даже гномом или домовым, прыгающим с детской игрушкой на одной ножке при няне. Пусть он даже растворится в воде — я выужу его оттуда. Я пригвозжу его магическим мечом к земле и притащу на веревке тебе свою добычу. О, тогда я посмотрю на тебя, Мазарин. Я послушаю, что ты мне скажешь, когда зверь окажется мертв, и ты увидишь перед собой его отвратительное лицо, узнаешь его остекленевшие глаза убийцы и широко раскрытый рот. Мне думается, что даже в смерти он не будет более бледен, чем при жизни…

Слова Командора звучали так убедительно, что на Демона его слова обещания убить Халила произвели неожиданно страшное впечатление. Грациозная женщина в темном плаще, хрупкая жертва с лицом архангела только что изливавшая сладостные, полные скрытой страсти речи, вдруг издала нечеловеческий вопль, сходный с криком прощающегося с жизнью животного. Все также продолжая дико кричать, она бросилась на Командора, но тот отступил в сторону, и она рухнула как одержимая на земляной пол.

— О, брат мой Халил! — вскричала она, воздев белоснежные, царственные руки к засиженному мухами потолку в Облепихиной нищей избушке, — он никогда не покинет меня! Он всегда останется со мной, он — моя сила, моя вечная жизнь. Ты не найдешь его, Мазарин. Я все сделаю, чтобы никогда не позволить тебе его найти! О, я не хочу, я не хочу…

Младший охотник Данилка, поднявшийся со двора на крыльцо, в распахнутую дверь увидел всю сцену отчаяния Буренки и содрогнулся — его снова охватил страх, не ведомый прежде даже перед диким медведем. Он несколько раз переступил с ноги на ногу, готовый броситься бежать, куда глаза глядят, но к собственному изумлению силы напрочь покинули его. Он так и стоял, прикованный ужасом и чужой вливающейся в него яростью, неотрывно глядя на извивающуюся по земляному полу женщину.

Она же била себя кулаками, вырывала волосы, рвала на ленточки одежду и постепенно превращалась в обезображенное тело, покрытое синяками.

— Ты не разжалобишь меня, не старайся зря, и не напугаешь, — проговорил, склонившись над Жюльеттой Командор де Сен-Мазарин, — не трать напрасно пыл. Я найду Халила и покончу с тобой. Тебе остается только дожидаться этого события. Сопротивляйся, если сможешь…

Как только слова его достигли слуха Демона, он сразу перестал изрыгать рыдания и проклятия. Поднявшись на удивление легко, без посторонней помощи, он взобрался на лавку, где еще оставалась скомканной Данилкина постель и уселся, поджав колени. Казалось, еще немного, и без всякого участия Халила Демон перестанет существовать, он уйдет на поражение и смерть, покинув земные пределы, потому что смертное тело его находится на грани полного разрушения. Но так могли подумать только непосвященные, кто не был знаком с увертками Белиала. И конечно только не Командор де Сан-Мазарин.

Истерзанная и униженная Жюльетта вселяла жалость и сострадание. Но взгляд ее неумолимо черных, цепких и внимательных глаз, сквозивший из-под полуопущенных век, по-прежнему вызывал настороженность и подспудное ощущение, что внутри покореженного сосуда скрывается дух, ни в чем не понесший ущерба и по-прежнему жаждущий погибели всего сущего.

Однако содрогание от вида, в который привел себя намеренно Демон, оказывалось столь сильно, что Софья не могла удержаться от того, чтобы не попытаться оказать Жюльетте помощь. Она налила. в деревянную чашку воды из бочки и хотела уже подать ее Демону, но Командор схватил ее за руку, так что чашка опрокинулась и вода вылилась из нее.

— Не смей, — твердо приказал он, — не поддавайся ей. Ты еще неопытна, Софья, и не знаешь, что последняя ловушка Белиала, когда все средства уже исчерпаны, это жалость. Он знает, что человек всегда привязан к своей плоти и оплакивает ее страдания. Но тело Демона всего лишь оболочка. Он легко сменит ее на другую. Ведь далее если она сейчас умрет на твоих глазах — от этого не станет никому легче.

— Не слушай его, София, — проговорил Белиал со стоном, почуяв удачу, — сжалься надо мной, приласкай меня, подай мне воды.

Его голос словно запутывал Софью в кокон слабосердечия, и не будь рядом с ней Командора, она наверняка бы поддалась на уговоры Демона.

Но Мазарин сохранял ледяное спокойствие и крепко держал за руку, не позволяя даже пошевелиться. Однако демон безошибочно нащупывал слабые места в обороне влюбленной женщины. Он догадался, что она мучилась ревностью, что не верила, будто Командор окончательно забыл свою юношескую привязанность к сестрице Мазарин и тут же воспользовался своим знанием в искушении.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});