Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко

— Зачем? — не понял вор.

— Чтоб не крутанул, часом!

Володя черкнул в указанном месте, поднял воспаленные глаза на Гришина.

— Все?

— Все, — ответил тот. — Теперь ты в наших руках. — Следователь открыл дверь, крикнул дежурному: — Выпустить его!

Уже на самом выходе Володя вспомнил:

— Это… чтоб поверили мне… надо мне маленько морду нагладить, да и костюм больно новый. Будто и не бывал в полиции! Могете?

— Это мы могем, — засмеялся следователь и кивнул Феклистову: — Вели мужикам над вшиварем потрудиться.

Вернулся Кочубчик в дом Брянских после полудня. С синяками на физиономии, в изодранном костюме, еще больше хромающий. С опаской посмотрел на шпиков в повозке, стоящей в конце забора, нажал на кнопку звонка.

— Кто такой? — послышался голос.

— Володя.

Калитка приоткрылась, привратник Семен вначале удивился виду вора, затем коротко и зло бросил:

— Пускать не велено! — и захлопнул калитку.

Вор растерянно потоптался на месте, снова нажал на кнопку.

— Не велено! — ответили из-за ворот.

— Скажи барышне, имею важное сообщение.

— Какое еще сообщение?

— Важное, сказал!

— Ладно, доложу!

Володя в ожидании ответа прошелся вдоль ворот, услышал приближающиеся шаги во дворе, быстро захромал к калитке.

От побитости Кочубчика дворецкий также слегка шарахнулся, затем сурово сообщил:

— Барышня не желают вас боле видеть.

— Имею сообщение, — шепотом сказал тот, приблизившись прочти вплотную к дворецкому. — Я из полиции!

— Там, что ли, разрисовали?

— А где ж еще подобные мордописцы имеются?

Старик помолчал, изучающе глядя на него, нерешительно открыл калитку.

— Впускаю в свою провинность.

Володя прошмыгнул во двор, заспешил к дому.

Дворецкий не отставал.

— Где барышня? — спросил вор.

— В своей комнате.

Анастасия и Михелина действительно находились в комнате княжны. Воровка позировала, хозяйка, сидя за мольбертом, писала ее портрет.

Кочубчик, только переступив порог, рухнул на колени и, истово крестясь, пополз в сторону красного угла, увенчанного большой иконой Спасителя.

— Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй…

Княжна вскочила, гневно крикнула растерянному дворецкому:

— Кто впустил сюда этого человека?

— Виноват, барышня, — приложил тот руки к груди. — Сказали, имеют важное сообщение.

— Какое еще сообщение?

— Они объяснят.

Володя между тем продолжал креститься и кланяться. Княжна остановилась перед ним, решительно потребовала:

— Сейчас же встаньте!

Тот еще пару раз осенил себя крестом, с трудом поднялся.

— Теперь немедленно покиньте дом!

— Покину, — кивнул вор. — Непременно покину. Только позвольте пару слов.

— Нет!.. Сейчас же вон! На вас отвратительно смотреть, не то что говорить с вами!

— Так не моя в том вина, барышня. Ей-богу…

— Вон!

Володя постоял какое-то время, понуро опустив голову, двинулся к двери. Остановился, погрозил вялым пальцем.

— А ведь хотел по совести. Так что, мамзели, пеняйте на себя.

— Пусть говорит, — брезгливо заметила Михелина.

— Благодарствую, дочка, — поклонился Кочубчик. — Спасаешь не только мою душу, но и свою. — Вернулся в комнату, еще раз перекрестился. — Вот как перед Господом… Пусть сразит на месте, ежли вру. — Махнул дворецкому, чтобы ушел, повернулся к девушкам, шепотом сообщил: — Полиция сцапала, еле утек.

— За что сцапала? — спросила недоверчиво Михелина. — Спер чего небось?

— Хвост прилепился, как и предупреждала. Только я за ворота, они следом. И в участок.

— Но вас же предупреждали! — сжала кулачки Анастасия.

— Предупреждали. Не послушался, штуцер. Теперь носа отсюда не высуну.

— А если и сюда хвост шел? — спросила Михелина.

— Не, я огородами.

— Какими огородами?

— Это так говорят… Тайком я, с оглядкой.

Девушки переглянулись.

— Что делать? — поджала губы княжна.

— Сидеть и не высовываться! — повторил Володя.

— Не к вам вопрос.

— Убить эту тварь на месте, — сказала воровка.

— Убейте, прошу вас!.. Убейте меня, негодного! — Володя вдруг стал плакать. — Как тварь последняя повел себя. Как барахло… Разве можно так жить?

Михелина подошла к нему, жестко просила:

— В участке, значит, был?

— Сбег.

— Врешь. Меня засыпал?

— Вот тебе крест, ни слова. Привели, стали пытать, а я возьми — и в окно.

— И не угнались?

— Так вроде и хромой, а бегаю прытче здорового!

— С этой минуты со двора ни ногой!

— Понятное дело.

— Пошел вон!

— Благодарствую.

Володя покинул комнату, девушки остались одни.

— Он все врет, — сказала Анастасия.

— Никакого сомнения. Выложил полиции все, как на картах.

— Что будем делать?

— Надо мне бежать.

— Даже не дождешься Андрея? — вскинула бровки княжна.

— Дождусь. Он завтра приезжает?

— Завтра.

— Встречу и прямо с вокзала смоюсь.

— Куда?

— К ворам. Они схоронят.

После рассказа Феклистова воры — Артур, Улюкай, Резаный, Безносый и еще двое пристяжных — сидели какое-то время молча, пытаясь понять, что делать в сложившейся ситуации.

— Надо вытаскивать из дома Михелину, — произнес наконец Артур.

— Как? — поднял голову Резаный. — Сам видел, вокруг особняка несколько повозок с филерами.

— А ежли тем путем, как Сонька когда-то, под забором? — предложил Улюкай.

— Пролезешь? — под общий смех спросил Безносый.

— Не пролезу, так перепрыгну.

— И портки в куски… Там теперь псы на цепях бегают.

— Как только в полиции получат сигнал от Кочубчика, — подал голос Феклистов, — они сразу же пойдут брать дом. Он подскажет, где искать Михелину.

— Убью паскуду! — выругался Улюкай.

— Остается одно, — подвел итог Артур. — Будем караулить. Шпики поближе, мы — подальше.

— А что с Бруней? — спросил Безносый Феклистова.

— В камере с Сонькой. Притираются.

Егор Никитич решил брать воровку на расположение. Он встретил Бруню так, будто знал ее сто лет. Приветливо показал на стул, поинтересовался:

— Как здоровьице?

— Хреново, — ответила та и продемонстрировала синяк на шее и окровавленную руку. — Будто и правда с войны!

Феклистов, сидя за своим столом, с интересом посмотрел на воровку.

— Это кто ж тебя?

— А кто!.. Баландерша!

— Сонька, что ли?

— А кто ее знает? Может, и Сонька.

Следователь сделал сочувствующее, располагающее лицо, улыбнулся.

— Так Сонька это или не Сонька?

— Не говорит. Не по-нашему белькочет, хрен ее разберешь.

— Зовут-то ее как?

— Кажись, Матильда. А врет или правдеху гонит — не знаю.

— Значит, Матильда белькочет и хрен ее разберет, — повторил слова воровки Гришин с усмешкой. — Про дочку что-нибудь говорила?

— Говорила, — быстро согласилась та. — Сказала, что дочки здесь нет.

— И дочки здесь нет, — снова повторил следователь. — Говоришь, как по писаному.

Поднялся, подошел совсем близко к Бруне и вдруг коротко и сильно ударил ее ладонью по лицу.

— Мошка пакостная!.. Спелась с этой сукой, да? — Схватил ее за глотку, стал душить. — Спелась, спрашиваю?

Воровка вырывалась, хрипела, пыталась освободиться от сильных и цепких рук следователя.

— Отпустите… Не бейте, Христа ради… За что, господи?

Егор Никитич отпустил ее, вернулся на место.

Феклистов сидел неподвижно, глядя в исписанные листки.

— Начнем по новой, — сказал Гришин, не сводя глаз с тетки. — Имя соседки?

— Я ж сказала… Матильда, кажись.

— Это я уже слышал!.. Матильда или кажись?

— Матильда.

— Дочку ее как зовут?

— Не сказала.

— Михелина?

— Не говорила.

— На кого-нибудь из воров выводила?

— Не русская она. Когда белькочет, не все понимаю.

— О чем с ней говорила?

— Ни о чем!.. Била она меня!.. Глядите как! — Бруня стала показывать руку, плакать. — Разве русские так измываются?.. Страшнее зверя какого!.. Кабы не солдатик, пришибла б!

Егор Никитич встал, обошел тетку вокруг и неожиданно ударил ногой ее в спину с такой силой, что она рухнула и распласталась на полу. Закричала благим матом, заголосила.

Следователь наклонился к ней, развернул ее голову к себе.

— Кликухи воров, которые подкинули тебя!.. Вспомни, сука, и завтра доложишь!.. Поняла?

— Поняла.

— Зови конвойных! — махнул Гришин Феклистову и быстро покинул кабинет.

Илья Глазков нашел 25-й дом на 2-й линии Васильевского острова, вошел в парадное, поднялся на третий этаж, остановился перед одной из трех дверей на площадке. Выбрал наугад одну из дверей, нажал кнопку звонка.