Долгое дело - Станислав Родионов

- Мамаша, я приехала с дикого Севера, уделите мне секундочку.

- Чего?

- Ищу молодую женщину, среднего роста, симпатичную...

- Тут и все молодые да симпатичные.

- Ну, такая вся из себя.

- Так, может, Райка Фортепьянцева из ателье?

- Раиса, да-да...

- Она и верно, вся из себя.

- Как же я запамятовала: Раиса Фортепьянцева. В какой она квартире?

- В тридцать первой. С работы приходит в шесть, а то и опосля семи.

- Спасибо, я опосля и приду, - пообещала Калязина, бросая взгляд на номер дома: шестнадцатый, улица Тополиная.

Она оторвалась от уже заинтересованной старухи и легко пошла к центру, до которого было километров двадцать. Такси, случайно докатившее сюда, подвернулось как по заказу - Калязина схватила его на лету. Она села на заднее сиденье - с шофером никогда не садилась, - устало назвала адрес:

- Красный переулок, дом три.

Если за ней следят, то как они теперь... Неужели тоже на машине, с рацией, как показывают в кино? Это хамство, она все-таки не шпионка и не убийца. Калязина обернулась - сзади ехал самосвал...

Через полчаса она позвонила в квартиру. Там что-то упало, кто-то пробежал, где-то выключили музыку. Калязина ждала, зная, что пришла, как нагрянула. Дверь приоткрылась.

- Вы? - удивленно пропела ассистентка.

- Я, милочка. Без приглашения, без звонка.

- Входите же.

В передней Калязина сняла плащ и сдернула косынку под удивленным взглядом ассистентки, никогда ее не видевшей в таком бедном наряде.

- Аделаида Сергеевна что-нибудь случилось?

- Пока еще ничего.

Они прошли в комнату. Вера растерянно опустила руки, не зная, что сказать и что предложить своей начальнице, которая впервые была в ее квартире, да еще так внезапно, да еще в такой одежде.

- У вас ко мне дело?

- Дай отдышаться.

- Кофейку выпьете?

- Опосля, как сказала мне одна гражданка. Вера, я попрошу срочно отвезти письмо. Где бы мне его написать?

- Вот тут. - Хозяйка показала на секретер, заменяющий письменный стол.

- А ты одевайся, милочка.

Вера влетела в переднюю, разметав полы халатика из веселого штапеля.

Калязина взяла лист бумаги, достала японскую авторучку и красиво написала: "Раиса! Могут подслушать, поэтому не звоню, как и договорились. Жду тебя по адресу: Красный переулок, дом три, квартира восемнадцать. Камешек у меня при себе, так что можешь захватить деньги. Если до трех не приедешь, то уйду и камень уплывет по другому направлению. А.С". Калязина сложила записку вчетверо, вытащила из широкого кармана безмарочный конверт, тонкие перчатки и беленький пакетик. Надев перчатки, она извлекла из этого пакетика листик ярко-красной бумаги, похожей на копировальную, покрытый несмываемой краской. Записка была тщательно завернута в эту бумагу, вложена в конверт и заклеена. Спрятав перчатки, Аделаида Сергеевна надписала: "Улица Тополиная, дом 16, квартира 31. Раисе Фортепьянцевой".

- Вот, милочка. - Она протянула конверт подскочившей ассистентке. - В квартиру не поднимайся, опусти в почтовый ящик и сразу обратно. Я подожду здесь. Возьми такси, лаборатория оплатит.

После каждого слова Вера заведенно кивала. Она не только была уже в брючном костюме и в изящной палевой накидке, но успела подкраситься и надеть свои вульгарные серьги. Ее лицо, свеженькое после дневного сна, было так простодушно, что у Калязиной мелькнула расслабленная мысль о ненужности затеянного. Но она умела давить расслабленные мысли.

- Поспешай, милочка.

Вера ответила лишь быстрым стуком каблуков. Аделаида Сергеевна осталась одна в квартире.

Она скинула туфли, гулко вздохнула и вытянула ноги, шевеля пальцами в простом чулке. Теперь нужно ждать - двойная проверка началась. Да нет, тройная: ассистентки, ее квартиры и хвоста.

И все-таки не зря ли? Проверки никогда не бывают лишними. Она должна верить этой Вере, как себе. До трех тут будет милиция, если ее ассистентку перекупил уголовный розыск. И милиция будет тут, если следят за ними и записку перехватят в пути. Тогда она посмеется над этими оперативниками: тогда она напишет высокохудожественную жалобу о том, чего стоит наша милиция, которая ловится, как рыбешка на муху. Бедная Рая Фортепьянцева, вся из себя, - ее потаскают.

Калязина сунула ноги в туфли, поднялась и пошла по комнате - от входа, вдоль стены, как при обыске; пошла тихо и медленно, ни к чему не прикасаясь руками...

Тахта, узкая, как селедка... Не из гарнитура, рублей на семьдесят. Стоит давненько, выцвела. Возле нее на полушкура. Вернее, шкурка. Что за зверь? Заяц, что ли? А тахта лишь для одной. Странно...

Секретер с книжными полками. Ну конечно, "Три мушкетера" и Мопассан. Журналы мод, как говорится, всех времен и народов. Матрешечки, коробочки, куколки, сувенирчики... Большая фотография - портрет молодого нагловатого мужчины со вздорными усиками. Видать, тот муж, который объелся груш.

Что-то вроде туалетного столика. Склянка на склянке. Крем на ромашке, крем на женьшене. Духи, господи, что за духи. Чуть получше тройного одеколона. Вот, кажется, польские - эти терпимы. А помада? Этой помадой не краситься, а писать на заборах неприличные слова... Да, не "Черный перламутр". А лак? Им пол красить. Нет, Веруша, с такой косметикой космонавта тебе не подцепить.

Проигрыватель. Конечно, не стереофонический. Конечно, заезжен, как лифт. Поставлена пластинка. Бостоны и чарльстоны. А рядом лежит... Ого, классика. Неужели слушает? Ну, да она чувствительная. Сибелиус. Теперь каждый Сибелиус, каждый к себе тянет.

Платяной тоненький шкафчик. Если она хорошо знает бабскую психологию, то паспорт там, под бельем...

Калязина распахнула узкие створки и пошарила в одном из отделений. Затем сунула руку под другую пачку чистого белья. Под третью... Полиэтиленовый мешочек с паспортом и деньгами был в наволочках, лежавших стопкой, как свернутые блины. Деньги она даже не сосчитала. Ее интересовал паспорт. Все верно: Акимова Вера Даниловна. Профсоюзный билет, диплом... Калязина закрыла шкаф - проверка номер один закончилась. Она взяла какой-то журнальчик, села на тахту и опять скинула туфли. Но теперь они скинулись свободнее, сняв не только усталость, но и какое-то напряжение тела. Теперь можно и подремать. Неужели при таком интерьере Вера надеется подцепить дельного мужа? Теперь можно и подремать...

Ключ, заходивший в замке, ее не шелохнул - только пропала сонная одурь и та легкость, которая прилила после опавших с ног туфель. Дверь открылась. Калязина слушала - одна пара каблучков, ее... Пока, еще четверть третьего.

- Аделаида Сергеевна, отвезла.

- Ну и слава богу. Теперь можно и кофейку.

Вера захлопотала, стараясь угодить начальнице. Кофе сварила крепкий и огненный. Подала сливки, настоящие, натуральные, привезенные ей из совхоза. Неначатая, сбереженная коробка грильяжа. И тарелочка коржиков, выпеченных своими руками.

- Со сливками? - спросила Вера.

- Лучше с ликером.

- У меня нет...

- Тогда с ромом.

- Тоже нет.

- А какое вино есть?

- Никакого...

- Милочка, на дворе космический век.

Расстроенная Вера не знала, что и делать.

- Я схожу в магазин.

- О, плохой тон. Будем пить черный.

- Черный - так черный.

- Милочка, что у тебя за лак? - Калязина поймала взглядом ее ногти.

- Обычный, - обрадовалась Вера перемене темы и протянула руку.

Аделаида Сергеевна осмотрела ее пальцы - на краску не было и намека. Но до трех оставалось еще полчаса.

- У вас что-нибудь случилось? - неуверенно спросила Вера.

- А заметно?

- Вы какая-то... серьезная.

- Высшая серьезность, милочка, заключается в том, чтобы воспринимать все с усмешкой.

Вера притихла, сбитая со своего вопроса. Ответить подобным афоризмом она не могла, а простые слова, вроде "кушайте печенье", стесненно не шли. Но Аделаида Сергеевна вдруг спросила:

- Веруша, как ты ко мне относишься?

- Такой вопрос...

- Понимаю, что искренний ответ на него получить трудно, но я спрашиваю не из праздности.

- Очень хорошо отношусь...

- Еще бы, я твой шеф, - усмехнулась Калязина.

- Бывает, что и шефов не любят.

- Редко. Интерес друг к другу, милочка, определяется социальным положением людей. Кто выше, тот и лучше. Для подчиненного начальник всегда интересен, а для начальника подчиненный почти никогда не интересен.

- Значит, я вам не интересна? - решилась Вера на вопрос.

- Милочка, тогда бы я не пришла.

- А я вас уважаю больше всех.

- Больше всех, Веруша, уважать надо только себя.

Калязина польщенно улыбнулась.

Иметь последователен, учеников, школу - не мечта ли?

- А как ты, милочка, относишься к органам внутренних дел?

- К милиции? Никак. Хотя... - замялась Вера.

- Что "хотя"?

- Она жизнь мою испортила.

- Каким образом?

Вера украдкой глянула на фотографию молодого человека с напыщенными усиками.