Нарбоннский вепрь (Божественный мир) - Борис Толчинский

Прободения язвы не было. Внутренние органы герцога Круна оказались, как и следовало ожидать, органами больного человека -- но прободения язвы не было. По этой причине мой друг не мог умереть.

Venena?51 Врачи клятвенно заверили меня, что так отравления не протекают. И во-вторых, никто попросту не имел возможности подсунуть герцогу яд. Крун прожил более пятидесяти лет и за это время сам научил себя беречься ядов (особенно имея дело с нами, с аморийцами). Наконец, никаких следов яда в организме герцога мои врачи не обнаружили...

-- Ответьте мне, -- спросила я их, -- а мог ли послужить причиной смерти ментальный импульс?

Вопрос застал их врасплох. Увы, среди моих врачей не было квалифицированного ментопатолога, специалиста по нарушениям мозговой энергетики.

Ментальный импульс? Маловероятно, ответили эскулапы. Мощная мозговая атака в принципе способна убить человека, но как быть тогда с симптомами прободной язвы? Разве возможно столь виртуозно разыграть естественную причину смерти?

"Для слуг дьявола -- возможно", -- подумала я, но врачам ничего не сказала.

В сущности, мой вопрос был чисто риторическим.

Prorsus absurdum!..52

Я не смогла уберечь дорогого мне человека от козней тех, кто уже не имел самого права существовать.

А вне стен этой палаты уже творилось нечто. Я подошла к окну, и взору моему предстала дикая картина.

На балконе донжона стояла Кримхильда -- в рыцарских доспехах, пурпурной тоге отца и Большой короне. А подле герцогини стоял ее муж и мой деверь Виктор Лонгин, облаченный в латы галльского барона. Герцогиня Кримхильда размахивала именным отцовским жезлом из слоновой кости и держала перед подданными речь. Ей внимали сотни вооруженных мужчин, заполнивших пространство внутреннего двора цитадели.

...Я думаю, они вовсе не были глупцами, эти двое. Они "всего лишь" не рассчитали свои силы. И это тоже я могла понять: ведь всеми мыслями и чаяниями мой деверь и эта молодая северянка оставалась в Амории, в нашей блистательной Темисии, со своими новыми друзьями и покровителями... Но площадь, на которую Кримхильда вышла в стальных латах, герцогской короне и пурпурном одеянии, ничем не походила на Форум космополиса. Символы власти значат для варваров неизмеримо меньше, чем человек, носящий их. Кримхильда не имела и не могла иметь такого авторитета, каким пользовался ее покойный отец. Авторитет отца не передался ей с короной и с плащом, к тому же плащом не галльским -- нашим, аморийским! И даже если бы этот авторитет передался новой герцогине, он не в силах был сменить ее пол.

И случилось то, что должно было случиться. Увидав, что молодая женщина надела латы и отдает им приказы, бароны и рыцари, часом прежде еще сохранявшие верность старому вождю, взбунтовались.

Нет, они ничего у нее не требовали -- ибо, если требовать, значит, признавать ее право управлять ими. А они, немногим более декады тому назад клявшиеся перед ее отцом повиноваться ей как законной властительнице, более не признавали ее таковой.

Она же этого не понимала. Блеск нежданной власти, иллюзорной власти, ослепил ее.

На моих глазах чья-то рука метнула копье. Верная рука: копье перелетело через парапет балкона и вонзилось в грудь моего деверя, пробив доспех... Я знала, что этот кадр будет потом долго сниться мне в кошмарах: брат моего мужа с копьем в груди. Это на самом деле я его убила; мне надлежало знать, как кончит он, когда я понуждала этого красавца жениться на Кримхильде... Вот он сгибается, хватается рукой за древко, кровь появляется на его губах -- и Виктор Лонгин умирает, на глазах жены, которая его любила...

То был сигнал к восстанию. Убили первого аморийца и сразу же взялись за остальных. Их было тут немного, легионеров, составлявших мою охрану. Они отстреливались... но взбешенная толпа -- я лишь потом узнала, ЧТО этим диким людям в безумном упоении наговорила бедная Кримхильда -- взбешенная толпа их растерзала. За легионерами пришел черед погибнуть послу Империи Луцию Руфину и сотрудникам посольства...

Бежать, бежать -- только бегством я могла спасти свою жизнь. Все остальное потом. Внутренняя охрана дворца, слава богам, не слышала речь новой герцогини и осталась верна законной власти. Я, мои врачи и приближенные попытались выбраться из дворца черным ходом. К нам присоединилась и сама Кримхильда; должно быть, гибель мужа чуть отрезвила ее...

Нам преградила путь измена. Начальник стражи барон Фальдр сообразил, что мы попробуем бежать черным ходом, так как весь остальной дворец был уже в руках мятежников. Нас атаковали с двух сторон: барон Хримнир и его рыцари преследовали сзади, а впереди стоял и ухмылялся барон Фальдр.

Он приказал охране схватить нас. Пятеро легионеров, не отходившие от меня, вступили с варварами в бой. И даже мои врачи, нужно отдать им должное, взяли в руки оружие, чтобы защитить меня, -- ведь я была не только женщиной, министром, но и потомком Великого Фортуната, я была для них последним символом Отечества! Тем временем мы с Кримхильдой и еще двумя врачами спрятались в какой-то комнате и забаррикадировали дверь. Кримхильда плакала и извинялась, но я велела злополучной герцогине замолчать и выслушать, как следует ей поступить, когда мятежники ворвутся к нам.

Взломав дверь и разметав нашу баррикаду, они ворвались -- рыжебородый великан Хримнир и долговязый Фальдр, похожий на шакала. Их чувства прочитала я на лицах: предвкушение скорой и жестокой мести гордых мужей унизившим их девчонкам. Для них мы даже не были врагами, мы личностями не были для них, я не была министром колоний, а Кримхильда -- герцогиней; мы, вернее, наши соблазнительные тела, были в тот момент для них объектом гнусной похоти. Они мечтали изнасиловать нас; возможно ли большее унижение для аморийской княгини, чем быть изнасилованной диким варваром, животным в человеческом обличии?!

Я приготовила им сюрприз. Как только эти двое ворвались в палату, Кримхильда скрутила мои руки за спиной и приставила кинжал к моему горлу. Должна признать, она сделала это с неподражаемым артистизмом, а я сыграла страх и ужас.

-- Стоять, гнусные собаки! -- голосом владычицы воскликнула Кримхильда. -- Еще шаг, и эта женщина умрет!

По-моему, красиво получилось. Это был шоковый удар. Хримнир и Фальдр застыли. Не давая им времени собраться с мыслями, герцогиня продолжала, и при этом на устах ее играла сатанинская ухмылка:

-- Ну, Фальдр, раскинь мозгами, что случится, когда она умрет?! Что сделает с тобой и с остальными ее отец, первый министр?! Ну, представь!

Даже дикарю нетрудно было представить: имперские войска не станут разбираться, чья именно рука убила дочь первого министра. А вид моей подруги не оставлял сомнений в том, что эта женщина не шутит: ей, потерявший отца и мужа, уж нечего терять, она убьет княгиню-аморийку, то есть меня, затем умрет сама -- но, умирая, будет знать, что никто из обидчиков беспощадной расправы не минует...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});